Дрёма
Шрифт:
Кстати, и отец не подталкивал его. «Детству не нужно снова входить в сад любви – оно уже там. Но если тебе, однажды, захочется оставить всё, чем так дорожило сердце, к чему прикипела душа – предстанет опостылевшей темницей, в которой свобода мнимая, тогда перед тобой окажется калитка, а за нею тот самый сад, стучись, толкай – она распахнётся…»
Дрёма положил тетрадь и погасил светильник, укоряя себя в расточительстве. Надя ведь предупреждала: «Слепые вынуждены экономить на всём, включая и свет. Это глухие
* * *
Через несколько дней из города вернулся отец Нади.
– Папа приехал! – Надя, словно ужаленная пчелой, вскочила с лавки и бросилась на шею уверенно идущему по садовой дорожке мужчине.
Следом за Надей на крыльцо вышли мама и Дрёма.
Дрёма ожидал приезда отца Нади с некоторой тревогой – как он отреагирует на нежданного гостя? И вот теперь, несколько напряженно, смотрел на приближающегося к нему высокого широкоплечего человека средних лет с лёгкой проседью в чёрных волосах и с волевыми чертами лица.
– Так-так, а это, значит, и есть наш юный путешественник из «ниоткуда»! – Произнёс он после того, как нежно обнял жену и опустил на землю, висевшую на его шее, переполненную счастьем Надю. – Ну, давай знакомиться – Владимир, – он протянул Дрёме натруженную ладонь.
То, как непринуждённо и легко протянул руку Владимир, его приветливый, добрый взгляд, сразу же прогнали холодок из груди мальчика. Он тоже улыбнулся в ответ.
– Дрёма.
– Дрёма, говоришь. Судя по имени, парень, – ты точно не местный.
Дрёме послышались тёплые нотки в голосе Владимира – мужчина не употребил слова чужой именно в том, иносказательном смысле.
– Вот и я всем говорю, что я издалека. А мне не верят.
– Неправда, папа, не слушай Дрёму – я почти сразу ему почему-то поверила! – Запротестовала Надя и замахала руками.
– Я вижу, вы уже нашли общий язык, – снова широко улыбнулся Владимир. – Что ж, я рад.
– Мы так и будем стоять у крыльца дома или всё-таки войдём? – Это мама, стоявшая возле мужа, решила стать активным участником непринуждённой беседы. – Папа устал с дороги, Надя с Дрёмой, растопите баньку, а я накрою на стол!
Весь в клубах пара, Владимир, одетый в домашний залатанный халат, сел на лавку и с довольным видом прислонился к тонкому стволу яблони.
– Как дома хорошо! – он мечтательно закрыл глаза. – Только ради этого и можно жить, Дрёма.
Дрёма, сидевший рядом, тоже весь окутанный туманом, молча кивнул в знак согласия.
– Да, парень, ты сильно не грусти – везде можно жить. Лишь бы только люди окружали хорошие. Случившееся с тобой, конечно, больше похоже на чудо. И если честно: мне до сих пор верится с трудом. Но ты здесь, а это уже факт, скажу больше – у меня в душе такое предчувствие, что я знаю, как тебе помочь побыстрее освоиться здесь.
– Как!? – Дрёма встрепенулся.
– Не торопи события. Дай мне всё обдумать. Хорошо?
– Конечно. – Слова Владимира вселили в надежду в завтрашний день.
– А ты рыбалку любишь?
– А то ж – кто её не любит!
– Давай завтра с утречка,
Дрёма не успел ничего ответить, потому что его опередила подошедшая с большим блюдом мама.
– Какая рыбалка, Владимир!?
– А что?
– Тут уже родня наведывалась, спрашивали планы на завтра.
– Ясно, значит, завтра рыбалка отменяется.
К вечеру следующего дня дворик и маленький дом стали заполняться людьми. Некоторых Дрёма уже знал по прошлым посещениям, но были и такие, кого он видел впервые. Когда Дрёму знакомили, во взглядах вновь пришедших он читал нескрываемый интерес, как будто он был некоей диковинкой. Такое отношение смущало и добавляло беспокойства: прямо экспонат какой-то в музее! А гости всё прибывали и прибывали, дом наполнялся разноголосицей, непрерывно сопровождаемой звонким бряканьем разномастных Я.
– Я, думаю, семеро одного не ждут – пора за стол! Кто опоздает, пусть пеняют на себя! – громко произнёс Владимир, сделав приглашающий жест в сторону накрытого на улице стола.
– Вот это мне нравится – по-хозяйски! Как скажешь – за стол, так за стол. Нам, слепым, всё равно!
Застолье было в самом разгаре, когда кто-то из гостей вспомнил загадочных книжников.
– Да бездельники они, причём опасные бездельники, – несколько возбужденно заметил Надин дядя.
– И чем же они опасны? – спросил с интересом раскрасневшийся Владимир, – по-моему, такие же, как и мы.
– Э-э-э, не скажи, – предупредительно поднял ладонь дядя, словно останавливал напирающую лошадь. – Нашёл с кем сравнить – со слепыми, мы – соль земли, на нас всё держится. Мы, не видя солнца, тащим свой Яраб и при этом кормим и себя и других.
– Правильно говоришь, дело! – за столом оживились.
Разгоряченный собеседник продолжил свой интеллектуальный напор:
– Я скажу больше: и немые, и глухие – пускай нахлебники, а всё-таки не зря едят свой хлеб.
Тут, сидевший в дальнем углу мужчина (Дрёма не запомнил его имени), звякнув многочисленными начищенными до блеска Я, сменил тему разговора:
– Владимир, ты в городе не встречал Георгия?
– Которого?
– С Узкого переулка.
– Нет, а что?
– Он, говорят, в стражу записался.
– Ай, да наши – вот ещё один земляк в немые пробился.
– Не радуйся – чтобы нашему брату получить Ячин, нужно потрудиться. Мне говорили, какой-то срок есть. Вроде испытания, что ли.
На время общий разговор сменился гвалтом голосов и какофонией металлического побрякивания. В дальнем углу продолжали горячо спорить, что лучше: «…скромный, но честный Яраб или же более престижный, но „холуйский“ Ячин». Женщины оставались женщинами и с увлечением обсуждали обновки хозяйки и дочери, и некий новый покрой на городских щеголихах, при этом мелодичные Ямод и Ястиль заинтересованно перекликались между собой.