Дрёма
Шрифт:
– Дар, даром, а непорядок. Следует задержать до выяснения.
– Да вы его Ячу окольцуйте. И протокол будет соблюдён. Он у нас поселится. Так мы завтра же в администрацию, Яжив получать. Они заметят Ячу и сами справки наведут. Такой порядок у нас. Я знаю.
– Шустрая однако, – старший страж одобрительно ухмыльнулся. Потом обернулся к подчинённому, – страж! Исполнить процедуру номер триста пятьдесят с неокольцованным объектом.
– Во имя Вирта! –
Тот весь напрягся, успокоила Надя:
– Ничего страшного. Совсем простенькая процедурка, у нас через неё все проходят.
В следующую минуту страж привычным движением пристегнул к запястью мальчика браслет с короткой цепочкой и брелоком размером с грецкий орех. На миг Дрёме показалось, что ему сниться дурной сон, как сквозь туман он видел склонённого перед ним стража. Вот он выпрямился, чётко повернулся к старшему и неестественно гулким голосом отрапортовал. Старший выслушал и в свою очередь наклонился к нему и стал поздравлять. Голос был ватным, слова растягивались. Особенно, запомнились последние:
– … вечных цепей вам!
Прозвучало это примерно так же, как в его мире произносят: «Всех благ вам!»
Дрёма плёлся за Надей с потерянным видом, не отрывая взгляда от «украшения».
– Вижу, тебе понравилось новенькое Ячу.
– А?.. Что?.. Да, новенькое. Похоже на детские кандальчики. Что я сделал им плохого?
– Глупый. Вот ты и стал частью этого мира. Нам часто повторяют учителя слова отцов-основателей: «… цепи символизируют неразрывную связь прошлого и будущего через настоящее». Надо же – запомнила. Кем ты был там на пляже? Да никем. Вообще никем. И даже не чужим. А теперь у тебя собственное Я.
– Да, спасибо тебе. Без тебя беда просто. И как бы я жил без я.
– Да не я, а Я, – девочка красноречиво взяла Дрёму за плечо и подняла Ячу к его глазам, – понял теперь.
Дрёма грустно смотрел на браслет и цепочку.
– Понял, я – это Я. Куда уж проще.
– Умничка! Ничего – привыкнешь. Видишь, – Надя в свою очередь подняла свои руки, – я их даже не замечаю, будто они неотъемлемая часть моего тела. И ты также, – авторитетно заключила она.
– Угу. На фоне тебя мне грех жаловаться.
Надя остановилась.
– Пойми, – попыталась она взывать к разуму, Я – это жизнь. Это то, без чего жить просто невозможно. Пропустила бы нас сейчас стража, не будь у меня Яжив и Ярод? Да любой, взглянув на меня, сразу скажет: она одна из нас, ей можно доверять.
– А не будь стражи?
– Не будь стражи?.. А куда бы они делись, что у вас стражи, что ли нет?!
– Не…, – Дрёме захотелось поразить девочку другой реальностью, и вдруг осёкся, он вспомнил как много людей в форме и с корочками в его мире и какой
– Так я и думала! А иначе как жить? Пойдём.
Какое-то время они шли молча.
– А всё-таки ты молодец.
– Почему?
– Ну, знаешь, если бы я очутилась в подобной ситуации, я бы сразу умерла от страха. Да что я, любой взрослый. Практически голый и на чужом берегу… Бр-р ужас!
– Папа говорил: «Терпение это шаг к мудрости, а для мудрости мир – открытая книга…», – Дрёма впервые улыбнулся.
– И у меня папа такой, как скажет что-нибудь, стоишь потом и соображаешь: о чём это он?
Впереди забрезжило. И вскоре они вышли к посёлку где жила Надя.
– Вот и наш Видный. Ну как тебе?
Спросила девочка, заметив удивлённый взгляд Дрёмы.
– Я будто и не покидал нашу узкую улочку. С той лишь разницей, – Дрёма окинул взглядом раскинувшийся перед ним посёлок, – да практически никакой: ограды, заборы, стены. Общие улочки сохраняются чтобы проскочить по ним и нырнуть в калитку. Только… только такое впечатление, что у вас так было всегда, а у нас начинают только городить.
– Всё зависит от того или иного Я. И высота стен, и ширина дворов.
Посёлок Видный являл собой кусок лунной поверхности весь усеянный кратерами-дворами. Были тут кратеры высокие и низкие, обширные и совсем крохотные. В каждом кратере пряталась крыша, и виднелись верхушки деревьев. Этакая обжитая луна.
Они быстро проследовали по узким улочкам, где едва могла разъехаться конная упряжь. Были улочки, где о подобной расточительности пространства и не слыхивали, однажды решив, что улочки предназначены для свалки мусора и нечистот. На одной из таких улочек, зажав нос, Дрёма нырнул вслед за Надей в узкую калитку и очутился в небольшом, но весьма уютном садике. Среди деревьев прятался небольшой побелённый домик с мансардой.
– Ух, ты!
– Хорошо, правда!
– Спрашиваешь.
Контраст с улицей впечатлял.
– Вот и я люблю свой дом и садик. Мама, ты дома? У нас гости! – Крикнула Надя, подходя к невысокому крыльцу.
Послышались лёгкие шаги и под стрельчатый навес над крыльцом, вышла миловидная слегка полная женщина, средних лет и среднего роста.
– Что, стрекоза, пришла, – звякнула она цепями. Тут она заметила Дрёму и остановилась. – Здравствуйте. Вы не местный?
Дрёма поздоровался и смущённо замолчал.
Как всегда выручила говорливая Надя:
– Понимаешь мама…
И она начала сбивчиво пересказывать все подробности их встречи с Дрёмой. Не преминув упомнить о своей версии появления подростка в Прикованной. Мама недоверчиво слушала, иногда бросая косые внимательные взгляды на Дрёму.
– Так, так… значит из ниоткуда, – мама вздохнула, – у нас пожить…
Было видно, женщина пребывает в растерянности и пытается найти бесконфликтный выход.
– Ну, Надя, ты как чего-нибудь отчебучишь. Хоть стой, хоть падай. И когда ты повзрослеешь? И как ты себе всё это представляешь?