Дрессировщик. Приручение
Шрифт:
Потому — пришлось озвучивать все. Рассказывать вслух. А потом выслушивать очередные насмешки. Не над внешностью, а над глупостью и неумением видеть.
Оказалось, что ее волосы — густые, непослушные, торчащие по сторонам — вовсе не мочалка, а шикарная шевелюра. Блестят, играют на солнце, отливают всеми оттенками золота и меди. И любой стилист удавится от зависти, глядя на этот цвет. Насчет стилиста, правда, Женя засомневалась… Но Игорь, поймав ее взгляд, подошел ближе, взял прядь в руку, пропустил между пальцами…
— Смотри внимательно. Ты видела где-нибудь такую краску? Нет? Вот и я не видел.
"Прекрасная дама" царапнула где-то близко к сердцу. Женя понимала, конечно: такой красивый, обеспеченный, умный мужчина не может быть одиноким. Да и пропадал он иногда на несколько ночей. И не в командировках. Но совсем другое дело — впервые от него услышать про эту даму. От него самого.
Но зациклиться на этом не успела: Игорь уже рассказывал, что неплохо бы почаще расчесываться. И отрастить волосы подлиннее, чтобы более женственной стать. Вот здесь она уперлась. Никаких длинных кудрей и кос. Хватит. Натерпелась когда-то, потаскали ее по полу за эти косы. Больше не будет шанса.
На этом аргументе мужчина запнулся и долго молчал. Потом предложил просто сделать приличную стрижку, а не кромсать их ножницами самостоятельно. Причем — обязательно и уже завтра. Отмазки про много уроков, библиотеку и курсы не принимались.
— Прогуляешь разок. Не страшно. Зато человеком станешь приличным. Оно того стоит. — Отрезал так, что не захотелось спорить.
Глава 10
До такой степени странно Игорь себя не чувствовал никогда. Нечто сродни потрясению пережить пришлось в этот вечер. Оказалось, что под одной с ним крышей живет не бесполое существо — подобранный подросток, а почти уже взрослая женщина. До настоящей зрелости ей, конечно же, далеко, но проблемы у нее оказались типично женскими. Да и внешность, к удивлению, тоже.
За плохими стрижками, мешковатыми шатанами и кофтами он позабыл рассмотреть ее. Подросток — и подросток. С хорошим, развивающимся мозгом и сильным характером, несмотря ни на что. И вот эти ее недовольства собственной внешностью — выбили из колеи. Он помнил, конечно, что Женя — девочка, но никакого особенного смысла в этого слово не вкладывал.
И вот — на тебе, откровение. Почти растерялся. Только привычка сохранять невозмутимость, ставшая уже обязанностью перед лицом воспитанницы, позволила удержать лицо и подобрать слова.
Потом пришла злость. Неожиданная. Что за ерундой она страдает? Руки-ноги целые, глаза видят, уши слышат — что еще нужно для счастья? Шмотки — сама себе такие выбрала, чтобы теперь жаловаться.
В комнату ее вел, планируя отчитать как следует, да оставить в одиночестве, чтобы хорошенько подумала и не занималась фигней. Он не для того время и силы на нее тратил, чтобы выросло депрессивное ничтожество.
Не смог. Язык не повернулся, когда поймал в зеркале ее затравленный взгляд — несчастный, но в то же время — сопротивляющийся. Не хотела она делиться. И жаловаться — тоже. И это было неправильно. Все свои беды и горести она должна выкладывать ему. Не
Он плохо умел хвалить и делать комплименты. Вернее, совсем не умел. В запасе всегда держал стандартные и дежурные фразы, вроде "Вы великолепно выглядите", "Вам так идет этот образ", и много других — в таком же безличном духе. Они замечательно помогали в беседах с властьимущими женского пола, на худой конец — с женами тех, кто был полезен и нужен.
В случае с Женей этот набор не прокатил бы. Девочка, несмотря на юность, наивность, местами — неразвитость в некоторых вопросах — четко улавливала неискренность. А сейчас это могло быть поражению подобно.
Пришлось искать. Сначала — причины, за которые можно похвалить. Потом — слова, чтобы все плюсы оценить и высказать.
А потом, неожиданно, обнаружил массу интересного и увлекся.
Все у нее было на своем месте. Да, возможно, не совсем похоже на общепринятый идеал красоты… Но Суворов терпеть не мог накачанные "уточкой" губы, вздернутые как у Пьеро брови и задницу, откляченную, будто дирижабль. Слава богу, Женя не имела ничего подобного.
Кожа — нежная, но вечно занавешенная густой и спутанной гривой волос. Длинная изящная шея, которую не мог упрятать ни один растянутый воротник от свитера. Стройная. Или, скорее, тонкая — так и не отъелась, несмотря на то, что с питанием проблем давно уже не было. Даже грудь у нее была, вполне заметная и приличная, если бы девчонка постоянно не сутулилась…
Чуть с языка не слетело, что вполне себе есть места, за которые можно бы и было бы приятно подержаться. Хорошо, вспомнил, что разговаривает с почти ребенком, закашлялся, промолчал.
Пришлось отделаться общими фразами про фигуру, да приказать ей, чтобы не вздумала прогуливать занятия по физре. И себе заметку сделал: Светлану нужно озадачить, пусть запишет девочку в спортзал, с осанкой придется повозиться, сама собой она не исправится.
Глядя на то, как у Жени заблестели глаза, и ресницы сами собой затрепетали, румянец зарозовел (не только на щеках, но даже на шею перекинулся), Суворов опять озадаченно запнулся. Ситуация менялась чересчур стремительно. Такими темпами, завтра утром в школу отправится не замкнутая и закомплексованная Женя, а царевна-лебедь Евгения… Когда отправил искать хоть какую-нибудь женскую одежку в гардеробе (платьице или, чем черт не шутит, хотя бы юбку), она выпорхнула из комнаты взволнованным чертенком.
Когда девочка вернулась и начала довольно вертеться перед зеркалом, расправляя плечи и откинув горделиво голову (когда, спрашивается, успела научиться?), Игорь окончательно помрачнел.
Женька уловила эту перемену в настроении почти мгновенно, хоть и казалось, что целиком и полностью сосредоточена на своем отражении. Ни черта подобного: постоянно скашивала в его сторону глаза. Искала одобрение и поддержку.
Игорь снова усмехнулся, про себя, заметив, как она понурилась и потухла, стоило только поймать его мрачный взгляд. И правильно это было — такая реакция быстрая, и совсем не так, как нужно. Хорошо, конечно, что девчонка так сильно переживает о его мнении. И очень плохо, что свое формировать не умеет. Быть ей постоянным костылем и подпоркой, пусть и моральной, не очень-то хотелось.