Древесный маг Орловского княжества 4
Шрифт:
— Да не переживай, сестрица, не ударю я в грязь лицом, — говорю, распахиваю кафтан и достаю из–за пазухи Розу.
Краем уха слышу суету от стражи, кто–то даже за клинки схватился с перепуга.
А я развернул тряпку, испачканную кровью, и обнажил сюрприз.
Народ рассмеялся вокруг, стали ржать всё сильнее, как идиоты.
Только ближайшие люди не смеются. Они не просто видят перламутровый блеск, они чувствуют силу артефакта.
— Это же… — первой ахнула Истислава, вытаращив глаза.
— Всё верно, это Лазурная
Висилиса глазам своим не верит, ротик раскрыла. Но отчего–то хмурится.
— Ты весь в крови, — говорит вдруг она с претензией, проигнорировав шикарный презент. Ах вот почему недовольная.
— Пустяки, бывало и хуже, — отвечаю ей мягко.
Делаю шаг. И князь вскакивает.
— Не подходи!! Ты!! Стой на месте!! — Кричит бешено.
— Ты уже сделал мне подарок, — произнесла Василиса спокойно, игнорируя истерику отца, и поднялась с лавки. — Самый лучший, какой не затмить даже легендарной Лазурной розой.
— Она твоя, — настаиваю, протягивая.
— Что ж, я право удивлена. Но ты же так рисковал, — говорит и спускается ко мне сама. — Скольких воинов ты потерял, сколько сил потратил? И зачем? Или я кажусь теперь тебе капризной?
— Да никого не потерял, слазили, как на пикник сходили, — посмеиваюсь.
Народ вокруг всё больше беспокоится, император сверху сидящий, похоже, вообще сейчас перевалится через перила. Рот раскрыл, слюна скоро закапает.
Но к чёрту его. Василиса уже близко.
— Держи.
— Не касайся моей дочери, убери руки, — воет князь.
Он молит меня. Он думает, что лишу её зрения… что за дурачок.
— Всё будет хорошо, Вячеслав Иванович, — отвечаю, словно утишаю психа. — Вашей дочери я не желаю зла. И не причиню его. Милая сестрица, поздравляю тебя с днём твоего рождения.
Киваю Василисе на подарок. Медлит мгновение, смотрит, изучает. Но принимает, как завороженная. Рассматривает с раскрытым ротиком, в глазах её ангельски чистых перламутр голубой играет. Все замерли, галдёж прекратился.
Князь подскочил ко мне, вынув кинжал. Вероятно, готовый уже разить. Но взглянув на Розу, он расширил свои выпученные глаза так, будто они вот–вот выкатятся.
Василиса строго смотрит на отца, затем обращает взгляд в зал и объявляет громко:
— Я верю в добрые намерения Ярослава и всех вас! Но Лазурная роза скажет об этом лучше!
С этими словами Василиса надавила пальцем на шип. И пустила себе кровь. Вячеслав ухватил её было за рукав, но она отдёрнулась. Через пару секунд процесс пошёл, народ заохал, когда увидел, как засияли лепестки розы, а затем поднялся крохотный голубой огонёк, что стал разрастаться в шар, а вскоре перерос в круглое поле, которое начало разрастаться стремительно во все стороны, окутывая людей.
Сперва весь постамент, затем уже
Как и здесь. Большая часть людей стала шарахаться от поля, как будто в нём нечем дышать. Всю очередь около нас будто ветром сдуло. Люди стали шипеть и кривляться, как зомби, явно не контролируя себя. Их понесло прочь, как от огня.
Не все ушли. Часть людей стала озираться с недоумением.
Поле Розы доросло, захватив примерно треть зала, и остановилось. Под куполом Розы осталось немного. Вся семья Василисы, немного стражи. С десяток господ, а ещё Морозова с супругом и младшей дочерью. Надо же, какова истина.
А ведь все они смотрели с таким восторгом и благоговением. И что выходит? Видимо, любить и хотеть, жаждать и вожделеть за внешность — это не значит желать добра. Это потреблять. Роза видит в этом желание сделать плохо. Иначе, как объяснить всё это?
Василиса с многозначительным взглядом окинула пустующее пространство и людей, в ужасе жмущихся за полем, как вампиров от света. Она обернулась, посмотрела на лавку с наигранным удивлением, где ещё недавно сидел её жених, затем повернула голову на отца. И сказала:
— Ярослав здесь. А твоего принца ветром сдуло. Ты всё понял, папенька?
Князь с ужасом посмотрел на место, где только что сидел Август. Поднял голову наверх. И там увы… ни одной живой души.
— Что ты наделала, — прохрипел Вячеслав. — Что вы оба наделали?
— Глаза тебе открыли, — бросила Василиса и вытерла шип от крови платочком. Поле тут же схлынуло. Но неловкость в зале осталась.
Хм, а я и не знал, что это работает именно так. А то земля да корни, кто–кто, а вшивый о бане. Всё намного проще.
Наши взгляды с Василисой вновь встретились. Мы посмотрели друг на друга с печалью. Она сама взяла меня за руку. Мягко, нежно, робко. Опасливо.
— Ты сделал мне лучший подарок, уже не единожды, — произнесла Василиса, будто никого здесь больше нет. — И что теперь?
— Уходи, Суслов, — пробурчал князь с нотками мольбы и отчаяния. — По добру, уходи.
Кивнул ему едва заметно, соглашаясь.
— Продолжай праздновать, сестрица. А мне пора ехать, дел и вправду много, — ответил с неловкостью, приняв во внимание намёк босса.
— Вот как? — Вздёрнула брови красотка.
— Не обижайся, пожалуйста, — говорю, вздыхая. — Мне действительно нужно возвращаться.
Отцепляю свою руку, прерывая нашу тонкую нить контакта. Киваю Василисе, кланяюсь князю, следом Истиславе, легко выдерживая её ненавидящий взгляд. Наверху всё также никого, ну хоть с хряком прощаться не надо.
— В гостях хорошо, а дома лучше, — заключаю с улыбкой. — Честь имею, господа.
Разворачиваюсь и ухожу под гробовую тишину зала. Только каблуки щёлкают по мраморному полу.