Древнерусская Игра - Много шума из никогда

Миронов Арсений

Внутри было душновато - кондиционер, по обыкновению, не работает, подумал я и сглотнул. Судя по мраку, босс приказал выключить свет и теперь работал с документами [41. Пылинки нервно прыгали в солнечных полосках, пробрызгивавших сквозь дырки в крыше.

Тихо как в гробу. Похоже, старый хрен уже отключился, подумал я, и душа моя осеклась в пятках: прямо по курсу лежал старикашка. То, что я принял поначалу за изголовье кровати, оказалось огромным жестким плечом - еще выше, под самым потолком оформились очертания косматой головы... Этому человеку было тесно в хижине - упираясь затылком в потолок, он полулежал, согнув ноги в коленях и перекрестив на груди длинные костлявые руки. Я понял, что в молодости князю Всеволоду было несложно наводить шорох на

соседей: его тело и теперь насчитывало метра три в длину. Старик был определенно крутой и симпатичный моему холопскому сердцу. Уважительно покосившись на мрачные хваталки, увесисто покоившиеся на груди поверх спутанной бороды, я деликатно кашлянул и доложил, что рядовой Лыков по их приказанию прибыл.

Старик тяжело качнул в мою сторону львиной головой и пошевелился. Огромный локоть, упиравшийся в стену, опустился с кровати вниз и коснулся пола. Хрустнули суставы - и до меня долетел шепот:

– Верно ли... даждь иде?..

Князь спрашивал про дождь. Я промолчал и вместо ответа почему то... даже странно писать это... опустился перед ложем на колени.

– Чую, даждется вам к ночи... То-то ужин сытный будет оратаю - всякий день семенит с неба... Уродит земля-то...

Старик говорил тяжело, но - как-то весело. И вдруг - веские и холодные, будто каменные, пальцы легли мне на плечо.

– Дождал-таки тебя, Мстиславко.

Подумалось, что если сейчас сдавит пальцы, то сломает мне шею. Но рука была покойная, безвольная - только долгая и тяжелая, как бремя. Странно: я вдруг почувствовал, что мог бы всю свою жизнь простоять вот так, на коленях, перед ним, и чтобы спрашивал меня про дождь, и чтоб рука...

– Воля мне отведать про твое отбытие лесное.
– Показалось, что он улыбнулся голосом.
– Добрая воля, да не успеть уже. Стариковы речи пуще золота мерены... Ну, ведай ты княжье слово законное. Закон после меня таков: детей трое, два наследника и княжна. Сыновей звать Зверко и Поток, а дочь... Рута. Сыщи их опоследу смерти моей.

О Господи, да как же-я ведь никогда не смогу...

– Найдешь. Вот... опоясти [42 клок... Распусти уз... ну, поспешай!
– Он слегка сдавил плечо, и я, охватив обеими руками холодное княжье запястье, нащупал что-то вроде плотного матерчатого ремешка. Рванул тесемку, и полоска ткани медленно, с треском сползла в мою ладонь. Почему-то теплая и шершавая - должно быть, вышивка.

– Двадесет лет тому было, воевал я князя престольского Ярополка. Несправно воевал, допустил вражину до самого града моего великого, до Властова... Умыслил я осаду принимать в крепости... И перед боем... справил Ярополка, дабы жен и молодь всю нашу из крепости отпустить. Протягти их крозь станы вражьи прочь... Бабы и детишки-то... безвинные все.

Тяжко говорит, а все пытается улыбнуться, чтобы вспоминать легче и чтобы слезы не мешали.

– Ну, Ярополк это дело... сдобрил. Едино, рек, потомствие Всеволодово не выпускать, а быть княжьим детям мертвыми. Сыновам-то моим и Руте-младенице... Дабы, вестимо, семени-полымени моего не принялось боле на земли.

Больно плечу. Вцепился и давит князь.

– Тако-о вот... Ну, я отцу твоему. Лыку Клыкодеру, потайно повелел отлуков моих малолетних в рваное рублие облачити и лички им грязию измозгати... Послед того власы изорвати и на шкуре сцепины понаделати конским гребнем... Загнали их в толпу холопьих детей - и ты, Мстиславушко Лыков сын, тамо же был, со паробками-полетками. Вывели всю эву мелочь из гостинца крозь задние врата... Престольцы каждого оглянули-ощупали, но миром пустили всех. Знать, не признали моих-то... С тех пор не видал я деток...

Сбился или задумался? Молчит... Я невольно пошевелил плечом, и рука князя стала тихо сползать, цепляя пальцами, к полу! Все - и голос падает неумолимо, и слова уже скорее дыхание, а не речь...

– Опоясть я свою... няньке отдал, дабы... помету сделати. Разрезали пояс на три клока... повязали им княжих деток, для заметки. Сыщи теперь суть ли живы? По вышивке ищи... Когда найдешь - скажи им...

княжеская у них кровь. Пусть ведают отца своего волю.

Я ухватился за отвердевающую руку. Что мне теперь делать? Как различить законные слова в потоке бреда?

– Все... Свещу, свешу держи - зажги ее, пожалуй меня... Како догорит, поджигайте хатку... Людям скажи, Всеволод-князь по Стожарову закону помер, сожгли его. Спе-ши-и, Мстиславко... Тебе теперь тожде немного сроку... Спеши.

И верно, в правой руке, что тягостно покоится на плоском животе поверх бороды, - незажженная свеча. Поджечь!
– и руки стали натыкаться в темноте на стены, на потолок. Спешить!
– яркий дневной свет ударил в лицо, я уже на улице - тут свежо, а я как из бани - мокрый: от жары ли, от ужаса? Сбоку выскакивает толстый дружинник с вопросительным лицом - мимо, к костру! Обжигая пальцы, зажигаю лучинку - по холодной траве босыми ногами, и опять хижина...

А князь уж не дышит ли? То ли шепот, то ли это я сам... Спешу - и не найду фитиля, но воздух над свещью сам вспыхивает готовно: ага, занялось тихое нежадное пламя, голубое свечение. Я спешу, князь, видишь, спешу.

И на улицу; дверь прихлопнулась. Потный дружинник навалился грудью и спрашивает... А ну, подвинься! Все, кончилась рельса. Мертвые с косами стоят, понял? Отстань, говорю, no comments! [ 43

Сколько той свече гореть - пять минут, десять? Вон и костер - из него головню взять, хижину поджечь. Зачем же поджигать? Ведь князь-то со свечой, значит, верующий... Или - чтоб народу понятнее: они ведь язычники, у них трупосожжение. При пожаре звонить ноль-один. Один-ноль в пользу девочек: князь умирает, и я теперь без хозяина. Только поручение осталось - княжьих наследников отыскать! Вот она, в руке, тряпочка - драгоценная частица княжьего пояса, вышивка вручную, изображены пляшущие головастики с женскими грудями. Нет, я б за такую вещь удавился, честное слово. А князь ее какой-то няньке отдал, чтоб разрезала на составляющие. Дети княжеские: два пацана и дочка... Итого три лоскута, каждому ребенку по отличительному знаку. А детки-то небось по миру разлетелись, ищи их теперь! Братцы, и за что ж мне такая общественная нагрузка!.. Что-то руки трясутся. Если хозяйские отпрыски живы и здравствуют, то им повезло. У каждого из них будет по куску тесемки. У каждого - талисман на память о папаше-неудачнике... Кусок тесемки - вот и все наследство, землю-то у них Ярополк Престольский отобрал. Эх, морду бы ему настучать! Властов разорил! Детей княжьих выпускать не хотел - чтобы семени-полымени не осталось... Что свеча? Еще горит, верно. Кто-то сообщает моему плечу низкочастотные модуляции - это толстый дружинник; сдувает с усов капли пота и говорит, чтоб я не плакал. Ничуть не бывало: просто я жду, пока свеча там... уже пора, наверное.

– Ступай-ка, отец, зацени противопожарную обстановку в помещении нет ли открытого пламени, - наконец сказал я мужику и отвел от лица волосы. Тот отбросил копье, шагнул, сутулясь, к лачуге и, рывком распахнув дверь, погрузил голову внутрь. Выдернул быстро и сказал почти поспешно:

– Темень в хатке-то...

– Свечка погасла?

– Зримо.

– Тогда поджигай, - сказал я и бросил махмудке зажигалку.

Глава вторая.

О том, как был найден розовый пояс,

как в средиземье сгустилась тьма,

как силы зла перешли в наступление,

и о том, как вы умудрились дочитать

эту фразу до конца

Народ, который не парится в банях, не может создать империю.

А. Миронов.

"Древнерусская игра"

Избушка сгорела моментально. Тряхнув головой, я вернулся к жизни. Взгляд попал на гипертрофического дружинника с копьем его звали ласкательным именем Гай. Я представился Мстиславом Лыковичем и попросил обращаться к себе просто и по-демократически: патрон.

– Патрон, - сказал Гай, когда я приблизился к моему Харли, собираясь обратно в Стожарову Хату.
– Чуешь ли гуляние лесное? Эво Травко шоршит - с рыбицею врачается. Погоди его - расповедай нам, како с князем слово было.