Древнерусская Игра - Много шума из никогда

Миронов Арсений

– Послушайте, Порхей, - обратился я к старику, - вы, собственно, в какие края погоняете свою телегу? Я не из любопытства спрашиваю, а так просто узнать захотелось.

По секрету замечу, что я схитрил: спрашивалось, разумеется, с коварным умыслом. Берубойного необходимо было заключить под стражу. Причем обычный сарай в нашей деревне не годился: убежит, зараза. Полноформатный государственный СИЗО - вот что нам нужно. Чтоб с решетками. А разве сложно, замечу я вам, засадить в наше время обычного, безвинного панка за государственную решетку? Да это так же просто,

как "Фауст" Гете. Важно только, чтобы СИЗО был не во Властове, а каком-нибудь другом, соседнем княжестве. Чтоб посадник Катома не узнал.

Дед Порхей потрогал ногтями затылок, словно раздумывая. Получилось довольно похоже.

– Дык эво: лесом потягнем до Олешья, а дале мелкодрожъю до Глыбозерского княжества в тамошний град. Меды я везу на ихний торг. Продавать чтобы. Дорого не возьму, нет, потому как медов олето много приспело, и цена невысока, а стало быть... да что уж... совсем даром отдам.

– Даром?
– искренне усомнился я.
– Это почем?

– Дык... по три кун за улей! Что присел-то?
– чай, не ждал такой удачи? Во цена упала, ага! Бери, повезло тебе нонче: твоя дешевизна. Всего по три кун за колоду.

Я просто на измену сел: три бакса за кусок дерева, набитый подслащенным воском! Не-е, даже торговаться не буду... И потом, если серьезно: зачем мне этот мед? Что я - Винни-Пух?

– Так, слушайте сюда, папаша. Чтоб мне твой мед кушать, таки лучше бы я родился без паспорта. А мне же все же не терпится до Глыбозерья переправить один такой сверток. И чтобы его ж таки никто из нас по дороге не потерял, ага?
– Я был вежлив, но деловит, как пожилой одессит на Привозе.
– И при свертке поедет один такой мой человечек, чтобы все было гешафт цум тофель, мы понимаем, что я говорю?

Порхей не понял, но согласился.

– Господа, приготовьте сверток в дорогу, - сказал я и, пока дружинники упаковывали Берубойного веревками, стал вкратце объяснять программу-минимум, не спеша прохаживаясь из угла в угол.

– Значится, так: известного вора и мошенника Берубоя следует доставить на рыночную площадь населенного пункта Глыбозеро.
– Я сделал паузу, чтобы высморкаться.
– Да! В качестве сопровождающего поедет...
– тут я снова высморкался, поправил воротничок и сделал драматическую паузу, чтобы все напряглись, - поедет младший сержант Травень.

Приятно было видеть, как парень обрадован всей полнотой ответственности... или, точнее, всей полнотой доверия... короче, обрадован очень. Ну ничего, до Глыбозера недалеко - что такое в наш век скоростей десяток-другой километров, как не чудесный повод опоздать к ужину?

– Травень!
– интимно зашептал я в разверстое ухо подчиненного. Слухай, Травень. Когда приедете в Глыбозеро, ты этого Берубоя сдай местному начальству, понял?

– Ага, - поспешно заверил меня Травень, и тут же недоуменно почесал крепкий затылок.

– Ты крут, Травень. Ты восхищаешь. Теперь повтори задание.

– Ага, то есть чтобы сести нам с Порхеем на телегу, добрати до Олешья, а тамо свернуто на Глыбозеро, а тамо...

– Молодец. Остальное

завтра. Ты велик, Травень. Я сделаю тебя королем Неаполя. А теперь вперед, на Берлин.

Довольный Травень, чувствуя свою приобщенность высоким тайнам начальства, поспешил к телеге. Порхей сосредоточил в руках бразды, и телега медленно покачнулась вперед. Совсем недолго - секунды полторы - смотрел я туда, но почему-то очень ясно все запомнил. Этот тележный зад на паре тощих высоких колес, спину Порхея, спутанную веревками груду Берубоевых костей. И наконец, пролетарский профиль белобрысого Травеня, сидевшего позади бочек и по-детски болтавшего босыми ногами.

Легкий глюк зашевелился в сознании, и показалось вдруг, что вот-вот вырулит из-за поворота запыленный колхозный "газик" и, посигналив приветственно, протрясется мимо, по направлению к райцентру, а старик Порхей, помахав председателю свернутой в трубочку "Савраской", ухмыльнется и, прикрикнув на замешкавшуюся Звездочку, вновь потечет с молочными бидонами в село - в детсад, к обеду...

Решительно шмыгнув носом, я отвернулся и распрямился на мериновой спине. Княжий холоп не имеет права на галлюцинации. Вперед, Харли, нас ждут в Стожаровой Хате!

За время моего отсутствия упомянутая Хата выросла в настоящий мегаполис: тут обитало теперь человек триста. Все они вернулись с полей страны и в настоящий момент прогуливались, беседовали и всячески отдыхали, как-то: рубили дрова, чинили браконьерские снасти, доили коз и воспитывали детей. Дело клонилось к закату, и личная жизнь постепенно заглушала общественную: то здесь, то тут вспыхивали всякие там народные гуляния, пения и танцевания. Я скромно въехал в селище верхом на моем Харли - вдвоем с Гаем, которому пришлось самому тащить копье, щит и плащ с доспехами, мы внушали поселянам заметное уважение.

На нашей воровской базе царили мрак и загнивание. Ни одна живая зараза не выползла навстречу, не говоря уже о пионерках, комсомолках и вообще хороших девочках в форменных мини-юбочках. В поисках девочек мы углубились на территорию двора, периодически выкрикивая позывные Лито и Гнедана. Тщетно. Из-за курятника вырисовался только уже знакомый мне волкогав: адски-черный и ленивый в мощных движениях. Зверь добросовестно подвигал хвостом и, зевая, направился было лизнуть мой хэнд [ 49 - но тут дорогу животному преградил Гай. Будучи, очевидно, натуралистом в душе, он протянул пальцы к тупорылой собачьей голове, намереваясь как бы приласкать...

Напрасно. Я даже удивиться не успел. Волкогав неловко, но быстро ткнулся мордой в протянутую конечность. Глухо икнув. Гай отдернул руку брызнуло чем-то темным и жидким, покатившимся пыльными шариками по песку, а животное уже висело, уцепившись пастью, на Гаевом бедре.

Тут я успел удивиться и отозвал собаку. Просто выкрикнул команду "Отбой!" - звучную и лаконичную. Волкогав немедля оставил ногу дружинника при статус-кво и, радостно вращая хвостом и прижимая лицо к земле, побежал ко мне здороваться. Очевидно, крикнув "Отбой!", я случайно угадал его кличку - отсюда эффект.