Древнерусские учения о пределах царской власти

Вальденберг Владимир Евграфович

Иван Грозный очень охотно в своих посланиях останавливается на мысли о богоустановленности царской власти. По его убеждению, царства «Бог дает емуже хощет», всемогущая десница «милостию своею благоволи нам удержати скифетры Росийского царьствия»; он приводит и известный текст из Послания ап. Павла (Рим. гл. 13): «Никая же бо владычества, еже не от Бога учинена суть». Но он гораздо определеннее и резче, чем его предшественники, связывает с богоустановленностью необходимость покорения власти. «Смотри же сего и разумевай, яко противляйся власти Богу противится; и, аще кто Богу противится, сии отступник именуются, еже убо горчайшее согрешение. И сии же убо реченно есть о всякой власти, еже убо кровьми и браньми приемлют власть. Разумей же вышереченное, яко не восхищением прияхом царство; тем же наипаче противляяся власти Богу противится» [831] . По мнению Грозного, следовательно, всякая власть от Бога, даже если она приобретена насилием, т. е. незаконно, и всякой власти надо покоряться, тем более надо покоряться законной власти. Законность же власти доказывается ее наследственностью. «Не восхитихом ни под Ким же царства, но Божиим изволением и прародителей и родителей своих благословением, яко же родихомся во царствии, тако и воспитахомся и возрастохом и воцарихомся Божиим повелением и родителей своих благословением свое взяхом, а не чужое восхитихом», – пишет он в первом послании. Прародители Курбского служили деду Грозного и «вам, своим детем, приказали служити и деда нашего детем и внучатом». Те же мысли находим и во втором послании. По поводу намерения бояр посадить на престол князя Владимира Андреевича, Грозный говорит: «Яз восхищеньем ли, или ратью, или кровью сел на государство? Народился есми Божиим изволением на царство; и не мню того, как меня батюшка пожаловал благословил государством, да и взрос есми на государстве» [832] .

831

Соч. кн. Курбского, I. С. 17, 117, 122.

832

Там же. С. 12, 21, 121; ср. 25, 141.

Это сочетание богоустановленности с историческим происхождением власти определяет ту точку, с которой Иван Грозный ведет свою защиту против Курбского. Он старается доказать, что все жестокости, в которых тот его обвиняет, были только ответом на замысел бояр ограничить или отнять у него власть. «Только б есте на меня с попом не стали, ино б того ничево не было: все то учинилося от вашего самовольства». «Я, – говорит Грозный, – за себя есми стал. И вы почали против меня больши стояти да изменяти, и я потому жесточайше почал против вас стояти. Яз хотел вас покорити в свою волю, и вы зато как святыню Господню осквернили и поругали!» [833] . Но восстание бояр против царя было незаконным посягательством, незаконным потому, что направлялось против власти, установленной Богом и имеющей исторические права. Бояре «на Бога вооружилися»; «вы, – обращается к ним Грозный, – богоданному владыце сопротивистеся». Он выставляет свою знаменитую формулу, в

которой выражается вся суть его государственного учения: «Земля правится Божиим милосердием, и пречистые Богородицы милостию, и всех святых молитвами, и родителей наших благословением, и последи нами государи своими, а не судьями и воеводы, и еже ипаты и стратиги» [834] . Смысл этой формулы понятен: верховная власть принадлежит Богу, а царь является только наместником Его. Но если власть дана Богом царю, то только он и может ею владеть на законном основании; а отсюда вытекает, что никто не может пользоваться властью вместо него и даже рядом с ним, т. е. что царь обладает полновластием. Таким полновластием и обладали всегда, по мнению Грозного, русские государи: «Росийское самодержство изначала сами владеют всеми государьствы, а не бояре и вельможи» [835] . Самодержавие Иван Грозный понимает, следовательно, так же, как и «Беседа валаамских чудотворцев»: это полнота власти, отсутствие ее разделения. «Како же и самодержец наречется, – пишет он, – аще не сам строит}» [836] . Но уже из приведенных выписок видно, что его понимание опирается не на одну только этимологию слова, как у автора «Беседы», но еще и на религиозно-исторические соображения. Не касаясь вопроса, насколько Иван Грозный оставался верен исторической правде, объявляя самодержавие в смысле полновластия исконным фактом русской истории, следует заметить, что, становясь на историческую почву, он обыкновенно не упускает из виду и религиозную точку зрения, и потому его речь чаще всего имеет не тот смысл, что русские цари обладают полновластием, так как они им всегда обладали, а только тот, что они получили власть от Бога и затем ее преемственно друг другу передавали, а потому и сам Иван Грозный имеет власть от Бога, и только он один, следовательно, он обладает полновластием. В этом смысле он говорит, например, в начале первого послания: «Самодержавство Божиим изволением почин от великого князя Владимера, просветившего всю Рускую землю святым крещением и великого царя Владимера Манамаха, иже от Грек высокодостойнейшую честь восприемшу»… и далее через Александра Невского, Дмитрия Донского, Ивана Васильевича, Василия Ивановича «даже дойде и до нас, смиренных, скипетродержавия Руского царствия» [837] . Иван Грозный, следовательно, соединяет с самодержавием мысль не только о полновластии, но еще и о богоустановленности и о власти по собственному праву. В этом его отличие от «Беседы». Другое его отличие от нее – в большей последовательности. Автор «Беседы» находил, что с самодержавием несовместимо участие в управлении государством представителей духовенства, но в то же время он не видел никакого противоречия в участии бояр и даже требовал его. Иван Грозный восстает против участия в государственной власти духовенства и бояр одинаково. Раньше, в первую пору своего царствования, он разделял, вероятно, учение о гармонии властей и, во всяком случае, допускал некоторое участие духовенства в государственных делах. Отражение этого взгляда мы видели в Стоглаве. В послании митр. Макарию 1552 г. он выражает желание, чтобы Создатель покрыл благодатью «царство наше, порученное Богом тебе и нам» [838] . В посланиях к Курбскому он стоит на противоположной точке зрения и даже прямо признается, что прежде он держался неправильного взгляда, и что он дал поймать себя на высоких чувствах к духовному чину По его словам, он принял Сильвестра «совета ради духовного и спасения ради души своея», и тот сперва «яко благо нача, последовавше божественному писанию», т. е. давал царю Ивану исключительно духовные советы. «Мне, – пишет Грозный, – видевшу в божественном писании, како подобает наставником благим покорятися без всякого рассужения, и ему, совета ради духовного, повинухся в колебании, в невидении», и тогда Сильвестр «возхитихся властию, яко же Илии жрец»; он соединился с Адашевым, и они «мирская начаша советовати». Теперь же он обращается к Курбскому с вопросом: «Или мниши сие бытии светлость благочестивая, еже обладатися царьству от попа невежи?» «И аще убо, подобно тебе, хто смеху бытии глаголет, еже попу повиноватися?» В виде доказательства Иван Грозный ссылается на пример Византии: «Нигде же бо обрящеши, иже не разоритися царству, еже от попов владому. Ты же убо по что ревнуеши? Иже во Грецех царьствие погубивших и Турком повинув-шимся? Сию убо погибель и нам советуеши?» Итак, по мнению Грозного, в Византии духовенство принимало участие в управлении и ограничивало власть императора, и это-то ограничение было причиной гибели государства. Другое доказательство незаконности участия духовных в делах государства Иван Грозный берет из Ветхого Завета. Когда Бог освободил израильский народ из плена египетского, «егда убо постави священника владати людьми?» Он поставил Моисея, «яко царя»; «священствовати же ему не повеле, но Аарону брату его повеле священствовати, людского же строения ничего не творити». Когда Аарон сотворил «людскии строи», то этим отвел народ от Бога. При И. Навине и позже священническая власть была всегда отделена от государственной. «Видиши ли, – заключает Грозный, – яко священство… неприлично царским владати?» [839] . До Ивана Грозного только одна «Беседа валаамских чудотворцев» высказывалась определенно против участия духовенства или, вернее, монашества в правлении.

833

Там же. С. 121, 122; ср. 27, 29, 66, 67.

834

Там же. С. 55–56, 67, 96.

835

Там же. С. 25.

836

Там же. С. 49.

837

Там же. С. п. Ср. грамоту М. Воротынского к королю Сигизмунду: «наши государи от великого князя Владимира, просветившего сю землю Рускую святым крещением, и до нынешнего государя нашего их вольное царское самодержство николи непременно, а на государстве и никем не посажены и не обдержимы, но от всемогущая Божия десницы на своих государствах государи самодержствуют». Др. Р. Вивл. Т. XV. С. 47–48.

838

Никон. 1552 г. П. С. Л. Т. XIII. С. 198.

839

Соч. Курбского, I. С. 47, 51, 62, 63, 66. В состязании с Поссевиным в 1582 г. он в приложении к папе высказывал ту же мысль о неприличии для духовных вмешиваться в государственные дела и напоминал ему слова Спасителя: «вы же не нарицайтеся учителие» и проч. «Нас пригоже почитать по царскому величеству, а святителям всем, апостольским ученикам, должно смиренье показывать, а не возноситься превыше царей гордостию». Соловьев. Ист. Р. Т. VI. С. 392.

Все ее доказательства, если не считать ссылки на самодержавие, сводились, в сущности, к одному: иноки отреклись от мира, это – непогребенные мертвецы, и потому им не годится участвовать в мирских делах. Мы видим, что Иван Грозный не воспользовался «Беседой»; у него свои доказательства – Византия и Ветхий Завет, и потому ясно, что его поход против участия духовенства не литературного, а жизненного происхождения.

Такой же жизненностью отличаются его возражения против боярских притязаний. Вам, – пишет он Курбскому, – вместо государьского владения, потребно самовольство»; бояре хотели «самовольством самовластно жити»; «вы, – укоряет он их в другом месте, – мнесте под ногами быти у вас всю Рускую землю» [840] . Мы видели, что идеал Курбского не в том, чтобы царь только советовался со своими боярами и принимал во внимание их советы, а в том, чтобы он «слушал советников своих», т. е. подчинялся их советам. Иван Грозный прекрасно понял мысль своих противников, хотя и несколько преувеличил ее. В первом послании он пишет: «Или убо сие светло, попу и прегордым, лукавым рабом владети, царю же токмо председанием и царьствия честию почтену быти, властию же ничим лутчи быти раба?» «И се ли убо благочестие, еже не строити царства?» Вспоминая время Избранной рады, он говорит: «Вы с попом и Алексеем владеете». Он, по его словам, «не хотел в детстве быти, в воли вашей… Вы же владетели и учители повсегда хощете быти, яко младенцу». Но лучше всего он выразил свою мысль, определяя сущность боярских замыслов: «Дабы аз словом был государь, а вы б с попом владели». Эта формула показалась Ивану Грозному удачной; ее он повторяет и во втором послании: «Вы ли растленны или яз? Что яз хотел вами владети, а вы не хотели под моею властию быти, и яз за то на вас опалялся? Или вы растленны, что не токмо похотесте повинны мне быти и послушны, но и мною владеете, и всю власть с меня снясте, и сами государилися, как хотели, а с меня есте государство сняли: словом яз был государь, а делом ничево не владел» [841] . Иван Грозный доказывает, что такое разделение власти между царем и советниками является источником великих несчастий для государства. «Господу нашему Исусу Христу глаголющу: аще царство на ся разделит, не может стати; такожде кто может бранная понести противу врагов, аще растлится междуусобия браньми царство?» Возражая против участия духовных в государственной власти, Грозный ссылался на Византию, где будто бы такое участие было и имело своим следствием падение государства; но его ссылка была глухая, и для читателя было неясно, какие именно факты византийской истории он имел в виду В другом месте он снова возвращается к этой теме и, пользуясь, вероятно, хронографом, подробно излагает византийскую историю с точки зрения своей идеи. «В Римском царьствии и в новой благодати, по (т. е. во) Греческих, еже по вашему злобесному хотению разуму случися». Август-кесарь обладал всей вселенной; но после Константина Великого «греческая власть делится» и начинает «скудость приимати». Появляются «мнози князи и местоблюстители», все они «обладаша койждо своими месты», и результат этого был вполне определенный: одна область задругой, один народ за другим «от Греческого царства отторгошеся»; прежде греки брали дань во многих странах, теперь «сами дани даяти начаша». Так продолжалось до последнего царя Константина, при котором «безбожный Магмет Греческую власть погаси». Свои исторические изыскания Грозный заключает обращением к Курбскому: «Смотри же убо се и разумей, каково правление составляется в разных началех и властех; и понеже убо тамо быша царие послушны епархом и сигклитом, и в какову погибель приидоша» [842] . До Ивана Грозного ссылался на византийскую историю Пересветов и тоже утверждал, что в Византии царская власть была ограничена. Но он имел при этом в виду одно только царствование последнего византийского императора. Грозный не воспользовался указанием Пересветова, он привел свои факты. И нужно сказать, что его ссылки мало убедительны: он хочет доказать вред разделения власти между царем и советниками, а приводимые им факты говорят о территориальном делении государства, о разделении его между несколькими самостоятельными наместниками, что, разумеется, не одно и то же.

840

Соч. Курбского, I. С. 67, 102, 122; ср. с. 62.

841

Там же. С. 49, 51, 53, 90, то, 119–120.

842

Там же. С. 51, 52–53, 61.

Итак, Иван Грозный настаивает на том, что царь должен иметь не номинальную только, а действительную власть, должен «сам строить» государство. Самостоятельность в своих действиях он, как известно, всегда очень ревниво оберегал. О ней он говорит и в своей духовной, составленной в период между 1572 и 1578 г.; он убеждает там своих сыновей учиться мудрости управления, «ино вам люди не указывают, вы станете людям указывати, а чего сами не познаете, и вы не сами станете своими государствы владети, а людьми» [843] . В послании к Курбскому Грозный тоже настаивает на самостоятельности и на соответствующей ей обязанности безусловного повиновения царю. Он приводит слова из Ефес. гл. 6: «Раби, послушайте господей своих», – и затем много раз возвращается к этой теме. «Се ли убо свет или сладко, еже рабом владети?» «Кто прегорд: аз ли, от Бога только повинным рабом вам повелеваю хотение свое сотворити, или вы, противяся Божия повеления, моего владычества и своего работного ига отмечаетеся, и яко Господне повелеваете мне вашу волю творити?» «Се ли гордо, яко владыце рабаучити, или се гордо, яко владыце повелевати рабу?» [844] В. Ключевский по этому поводу восклицает: «Все рабы и рабы, и никого больше кроме рабов» [845] . По учению Ивана Грозного, действительно, никого нет в государстве, кроме рабов, потому что рабы означает на его языке людей, имеющих только обязанность повиновения и не имеющих никаких прав участия в верховной власти: верховная власть, по его учению, принадлежит только царю и никому более. Ему принадлежит вся полнота власти, и он распоряжается ею по собственному разумению. «Ажаловати есмя своих холопей вольны, а и казнити вольны же есмя», – говорит он [846] . Эти слова имеет в виду Ключевский, когда он утверждает, что для Ивана Грозного самодержавие есть «не политический порядок, а простая личная власть или голая отвлеченная идея»; к этому заключению сводится «вся его философия самодержавия» [847] . Но едва ли не справедливее противоположное мнение, что в своей переписке с Курбским Грозный «отстаивал не право на личный произвол, а принцип единовластия, как основание государственной силы и порядка» [848] . Чтобы отстаивать простую личную власть, не нужно большой работы мысли; ее вообще нет надобности отстаивать или, вернее, в ней нечего отстаивать, потому что в ней нет никакого принципа. Но у Грозного никак нельзя отрицать работы мысли. Он не только много читал, но и много размышлял, хотя и нужно признать, что его размышления очень часто шли ложным путем и разрешались парадоксами. У него есть свои продуманные взгляды, и в приведенных словах действительно заключается его своеобразная «философия» самодержавия.

843

Доп. А. И., I. С.372.

844

Соч. Курбского, I. С.18, 67, 84; ср. с. 25, 68.

845

Курс русской истории. 4.II. С. 209.

846

Там же. С. 56.

847

Боярская Дума. С. 353.

848

С. Платонов. Очерки по истории смуты. Изд. 2. С. 105.

Некоторые черты этой «философии» мы уже видели. Это оригинальное сочетание начал, почерпнутых из св. Писания, с историческим обоснованием царской власти, причем то и другое служит у него не только для доказательства законности власти и необходимости покорения ей, но и для доказательства того, что царь

обладает полновластием. Но этим учение Ивана Грозного о царской власти не ограничивается; можно указать и другие элементы его, не менее характерные. Как Пересветов, Грозный является убежденным сторонником сильной власти. Он утверждает, что мягкая, снисходительная власть производит беспорядок и является причиной смут и междуусобий. Приведя слова из поел. ап. Иуды о милости и страхе как орудиях спасения, он говорит: «Видиши ли, яко апостол повелевает страхом спасати? Тако же и во благочестивых царей временех много обрящеши злейшее мучение. Како же убо, по твоему безумному разуму, единако (ркп. единоко) быти царю, а не по настоящему времени? То убо разбойницы и татие мукам неповинни… то убо вся царьствия невстроении и междуусобными браньми вся растлятся. И тако ли убо пастырю подобает, еже не рассмотряти о нестроении от подвластных своих}» Быть царем «по настоящему времени» – значит действовать сообразно реальным условиям общественной жизни, не останавливаясь в случае необходимости перед крайними мерами. «Се ли убо сопротивно разуму, еже по настоящему времени жити}» — спрашивает Иван Грозный и указывает на пример Константина Великого, убившего «царьствия ради» собственного сына, и князя Феодора Ростиславича, пролившего много крови в Смоленске. «И во святых причитаются», – добавляет он. Задача царской власти, по его убеждению, состоит в том, чтобы оказывать милость «благим» и проявлять ярость к «злым». «Аще ли сего не имея, – говорит он, – несть царь» [849] . Стремясь доказать Курбскому, что для борьбы с общественными нестроениями царская власть не должна останавливаться перед крайними мерами, Иван Грозный прибегает к любопытному сравнению общественной жизни с жизнью монашеской. «Иное же свою душу спасти, иное же многими душами и телесами пещися: ино бо есть постническое пребывание, ино же во общем житии сожитие, ино же святительская власть, ино же царское правление». В общем житии «строения и попечения имеют, та же и наказание; аще ли же сего невнимателие будут, то общее житие разорится; святительская власть требует зельного запрещения языком… царскому же правлению – страха и запрещения». «Се же убо разумей, – заключает Грозный, – разнство посническому и общежительству: очима видел еси, и от сего можеши разумети, что сие есть» [850] .

849

Соч. Курбского, I. С. 37, 39, 41; ср. стр. 34, 98.

850

Там же. С. 53–4. И. Жданов делает отсюда вывод, что Ивану Грозному государство представлялось чем-то вроде монастырской общины, а царь – земским игуменом. Назв. соч. С. 149–50. Но едва ли это вполне верно. «Общее житие», это не общежительный монастырь в противоположность пустынножительству, а общественная жизнь в противоположность монашеству вообще.

Дополнением к этим взглядам служит у Грозного еще отрицание естественной свободы человека. Он обвиняет Курбского и его единомышленников в стремлении основать государственный порядок, вместо царской власти, на свободе. Ты, говорит он ему, хочешь «самовольством храбрость утвердити, ему же быти не возможно». Стремление перейти от «го суд ар ьс ко го владения» к самовольству, по его мнению, подобно тому как если бы человечество от христианского закона возвратилось назад к обрезанию. Он с негодованием отвергает ересь манихеев, которые утверждали, что «небом обладати Христу, землею же самовластным быти человеком». Но лучше всего эта мысль выражена в грамоте И. Вельского к королю Сигизмунду, в которой тоже видна рука Грозного: «А что брат наш писал еси, что Бог сотворил человека и вольность ему даровал и честь, ино твое писание много отстоит от истины, понеже и первого человека Адама Бог сотворил самовластна и высока, и заповедь положи; и егда заповедь преступи, и каким осужением осужен бысть? се есть первая неволя и бесчестие, от света бо во тьму, от славы в кожаны ризы». Указав, что Бог и потом ограничивал свободу человека, давая завет Аврааму, заповеди Моисею, Второзаконие, автор грамоты заключает: «Видиши ли, яко везде несвободно есть, и тое твое письмо, брате, далече от истинны отстоит» [851] . Смысл сопоставления общественной жизни с монашеством и этих рассуждений о свободе один и тот же: человеку нужна не свобода, а принуждение, и самодержавие как сильная единоличная власть является необходимым условием общественного порядка и потому отвечает тем планам, по которым сам Творец построил жизнь человека на земле. В этом отношении Иван Грозный присоединяется к «Беседе валаамских чудотворцев», которая также восставала против того учения, что Бог сотворил человека «самовластна». Остается только неизвестным, против одних ли и тех же лиц направляли свои возражения оба автора. Судя по тому, что они резко разошлись между собой в вопросе о характере и о пределах царской власти, можно думать скорее, что противниками их были различные общественные группы: «Беседа» имела в виду, как можно предположить, теоретических проповедников свободы, а Иван Грозный – практических деятелей, только опиравшихся на идею свободы.

851

Там же. С. 62, 67, 83; Др. Росс. Вивл., xv. С. 24–5.

Деятельность царской власти Грозный не ограничивает одним покровительством добру и наказанием зла; задачи ее шире. Царь должен смотреть на себя, как на пастыря, он должен «благочестие у те ердити по Божию дарованию» [852] . «Тщужеся, – пишет Грозный Курбскому, – со усердием люди на истинну и на свет наставити, да познают единого истинного Бога, в Троицы славимого, и от Бога данного им государя». Что это не случайно брошенные слова, и что он действительно возлагал на царя обязанность религиозно-нравственного руководительства, тому ярким доказательством могут служить его диспуты с Поссевиным и Ракитой, в которых он защищал истину православия. В ответе Раките (1570 г.), например, читаем: «А о том Господа нашего Иисуса Христа прилежно молим всех Спасителя, дабы нас, российский род, сохранил от тмы неверия вашего» [853] . Выводил ли отсюда Иван Грозный и участие царя в церковных делах, на этот счет прямых указаний в его сочинениях мы не находим. Косвенным признанием прав царя в области церковного управления могут служить такие произведения его, как послание к Максиму Греку о ереси Башкина (1554 г.), послание в Кирилло-Белозерский монастырь (около 1578 г.) и др. Сюда же можно отнести и письмо его к арх. Гурию Казанскому (1557 г.), где он говорит о «данной тебе от Бога и от нас пастве» и наставляет архиепископа: «доброе устрояй и крепце наблюдай, да мзду приимеж от Бога на судищи» [854] .

852

Не следует ли в этих словах видеть следы влияния со стороны послания патр. Фотия болгарскому царю Борису? См. выше с. 69.

853

Там же. С. 68, 83; Чтения Общ. ист. и древн., 1878. Кн. 2. С. 60.

854

А. И., I. № 161 и 204; Прод. Др. Росс. Вивл., V. С. 241, 244.

В. Ключевский упрекал Ивана Грозного в том, что тот плохо вслушивался в речь своего противника и, между прочим, не дал ответа на обвинение в жестокостях в отношении бояр [855] . Но это не совсем справедливо. Ответ заключается уже в словах: «жаловати есмя своих холопей вольны, а и казнити вольны же есмя». Это значит, что Грозный отрицает само обвинение, потому что жестокость как деяние несправедливое, как превышение власти возможна только там, где есть пределы власти, а по его убеждению, царю принадлежит неограниченное право наказания. Другой ответ дают рассуждения Грозного об ответственности царей. И с этой точки зрения он не входит в существо предъявленного обвинения, но просто отрицает его законность. Он сам упрекает Курбского, что тот «Божий суд восхищает», «будущее судище зде проповедует», т. е. берет на себя судить государя или обвинять его. «Кто убо постави судию или властеля над нами? Или ты даси ответ за душу мою в день страшного суда?., ты же от кого послан еси? И кто тя рукополагателя постави, яко учительский сан восхищающи?» Он указывает на то, что безответственность составляет исконное право царской власти. «Доселе Русские владетели не изтязуеми были ни от кого же, но повольны были подвластных своих жаловати и казнити, а не судилися с ними ни перед кем». В подкрепление этой мысли Иван Грозный ссылается еще на книгу прор. Исаии, гл. 3 («поставлю юношу начальника их, и ругатели обладают ими»), которая оказала свою долю влияния на учение начальной летописи о неправедном князе, и делает обширную выписку из послания к Демофилу, приписываемого Дионисию Ареопагиту. Послание говорит, собственно, о недозволительности осуждать священника и лишь мимоходом, в виде сравнения, касается вопроса о праве подданного судить государя и решает этот вопрос отрицательно [856] . И здесь, следовательно, Грозный пользуется обоими своими обычными доводами: религиозным авторитетом и историческим обоснованием права.

855

Боярская Дума. С. 354.

856

Соч. Курбского. Т. I. С. 29, 43, 68, 75, 76–82, 83.

Из того, что Иван Грозный говорит о необходимости сильной власти для поддержания государственного порядка, о неограниченном праве наказания и о безответственности царя, можно заключить, что он не признает никаких вообще пределов царской власти. Такое заключение будет довольно близко к истине: о пределах царской власти у Грозного нет почти ничего. Упрекая Курбского, что тот бежал от наказания и тем нарушил долг повиновения царю, он говорит: «Вся божественная писания исповедуют, яко не повелевают чадом отцем противитися и рабом – господем, кроме веры». С другой стороны, он выражал твердую уверенность, что о всех своих согрешениях, вольных и невольных, ему придется, «яко рабу», дать ответ на последнем суде [857] . Вот и все, что имеем по этому вопросу в произведениях Грозного [858] . Предел царской власти – в истинах православной веры, их царь не может изменить, и их он обязан соблюдать в своих действиях; если же действия его оказываются несогласными с этими истинами, подданные свободны от повиновения. По существу это понимание пределов царской власти очень приближается к тому, которое находится в учении Иосифа Волоцкого: тот тоже нечестие и хулу считал главными признаками тирана и за это отказывал ему в повиновении. Но по развитию темы Грозный остается далеко позади Иосифа. Он высказывает свою мысль мимоходом, почти не останавливаясь на ней; видно, что для него это вопрос малоинтересный, не стоящий внимания. Из всех предшествующих писателей, пожалуй, один только Акиндин может быть в этом отношении поставлен на одну доску с Иваном Грозным. Увлеченный доказательством прав князя над митрополитом, он тоже совсем не разработал вопроса о пределах царской власти и не воспользовался даже тем, что было сделано в этом направлении до него. Получилось впечатление, что он не знает никаких решительно пределов для княжеской власти, что она представляется ему безусловно неограниченной. Объяснять ли неразработанность вопроса о пределах царской власти у Ивана Грозного тоже его увлечением полемикой с Курбским или его действительными убеждениями, во всяком случае нужно признать: 1) что, борясь против ограничения царской власти боярским советом и отстаивая ее полноту, он в то же время не представлял себе царскую власть как безусловно неограниченную, и 2) что установление пределов царской власти является в его произведениях как вопрос второстепенный, и царская власть оказывается у него ограниченной гораздо менее чем в большинстве произведений предшествующей русской литературы. Но, говоря о непротивлении власти «кроме веры», он принципиально все же признает не только пределы власти, но и пределы повиновения ей.

857

Там же. С. 19, 84.

858

В завещании он еще наставляет своих сыновей: «Правду и равнение давайте рабом своим», но мысль эта остается без всякого развития. Здесь, как и в других произведениях, его интересуют не пределы власти, а гораздо больше те нравственные качества, которыми должен обладать царь: «подобает убо царю три сия вещи имети, и яко Богу не гневатися, яко смертну не возноситися, и долготерпеливу быти к согрешающим». Доп. А. И., I. С. 377–378.

Все сказанное дает достаточно материала для решения литературного вопроса о принадлежности Ивана Грозного к старым или к новым общественным течениям и об отношении его к различным направлениям русской письменности [859] . Курбский защищал старину, но сама защита эта как литературное явление была новостью. До середины XVI в. никто в русской литературе не выступал с защитой старинных прав боярства, и никто не требовал разделения государственной власти. «Беседа валаамских чудотворцев» и ее «Иное сказание» были единственными предшественниками Курбского. Связь его с древней русской письменностью весьма незначительна; излюбленные темы ее – покорение царю, религиозные пределы царской власти развиты у него до крайности слабо. Наоборот, можно заметить у него симпатии к литературным деятелям, проводившим сравнительно новые идеи, как заволжцы, игумен Артемий и другие. Иван Грозный – представитель нового порядка, но, отстаивая его, он в значительной степени опирается на старые литературные идеи. Возражая Курбскому, он твердо стоит на той точке зрения, что царское полновластие составляет исконный факт русской истории и находится в полном согласии с издавна установившимися на Руси порядками и воззрениями. Эта точка зрения, естественно, сблизила Грозного с наиболее старыми литературными направлениями и заставила его широко пользоваться ими. Богоустановленность власти, покорение царю, ответственность царя перед Богом, охрана православия – к этим идеям, которые встречаются в произведениях русской письменности с самого ее начала, заметно у него сильное тяготение. Но так как все эти идеи высказывались русскими книжниками в то время, когда никто еще не делал нападений на царское полновластие, а Иван Грозный всю силу своего литературного таланта должен был направить на защиту полновластия именно от этих нападений, то этим уже исключена была возможность рабского или ученического пользования старыми идеями: опираясь на них, ему приходилось в то же время приспособлять их к своей особой цели. А это открывало для него возможность, оставаясь верным одному направлению политической литературы, иметь в то же время точки соприкосновения и с другими литературными лагерями и даже пользоваться кое-чем у своих литературных противников. Поэтому можно подметить значительное сходство у Ивана Грозного с Иосифом Волоцким – именно в развитии и обосновании идеи царской власти, а из других направлений можно указать на заволжцев, с которыми его сближает отрицательное отношение к общественной роли духовного чина [860] , и на «Беседу валаамских чудотворцев», с которой у него общее, во-первых, отрицание прав духовенства на участие в управлении, и во-вторых, понимание самодержавия как нераздельности царской власти. Можно назвать еще и других предшественников Грозного. Так, сближение идеи богоустановленности с историческим обоснованием власти встречается до него в одном из посланий митр. Филиппа к новгородцам; о необязательности для князя боярских советов говорил Вассиан Рыло, который тоже склонен был выводить эту необязательность из идеи богоустановленности и из ответственности перед Богом одного только царя. Но больше всего сходства у Ивана Грозного, как и следовало ожидать, с Пересветовым; сходство это столь значительно, что есть все основания говорить о влиянии одного на другого. Главные черты сходства между ними следующие: 1) отрицательное отношение к участию бояр во власти, 2) ссылка на ограничение царской власти в Византии,

859

Соловьев. Ист. Р. Т. VI. С. 209; И. Жданов. Назв. соч. С. 166.

860

Ср. еще отрицательное отношение к монастырскому имуществу в приведенном выше письме к арх. Гурию, с. 244, а следующее место в том же письме сближает Грозного с Максимом Греком, но уже в области нравственных, а не политических воззрений: «Не вопросит Господь на судище своем, како долго молитися? како много поститися? како чиновне к храме и церкве воспевати? аще и вся сия добра, а спросит, колико бедным милости явисте, научисте, яко святый Матфей пишет». С. 243. Здесь, несомненно, высказывается мысль, что добро выше веры.