Древнейший
Шрифт:
— Цель, — прошептал Кормик, пересекая двор.
Ему вдруг подумалось, не в этом ли желании найти в жизни цель, только немного извращенном, кроется причина бесконечных войн между народами и расами, населяющими Митранидун? Не будь врагов, каков был бы смысл их жизни?
Такому доброму человеку, как он, подобная мысль казалась весьма пугающей, поэтому юноша отогнал ее прочь.
Когда Кормик вошел в кабинет отца де Гильба, брат Джавно посмотрел на него так пронзительно, что он невольно вспомнил о второй перевернутой лодке, которая,
— Св… святой отец, — начал, заикаясь, Кормик, не в силах отвести взгляд от Джавно. — Вы хотели меня видеть?
— Где ты был? — спросил настоятель голосом, полным разочарования.
Кормик посмотрел на отца де Гильба и немного помедлил с ответом, пытаясь собраться с мыслями и понять, что все это значит.
— На рыбалке, — наконец ответил он. — Я часто рыбачу, с благословения брата Джавно. Сегодня поймал двух крупных…
— Ты рыбачил с лодки или с другого острова?
— С лодки, конечно.
— Тогда что ты делал на острове? — спросил отец де Гильб. — Ведь ты был там, встречался с варваркой?
— Святой отец, я… — Ошеломленный Кормик покачал головой.
В этот раз де Гильб не стал его прерывать, но юноша и сам не мог найти ответ. Он лишь заикался.
— Это ты их освободил, — заключил отец де Гильб. — В пылу сражения ускользнул, спустился в туннель и освободил пленников.
— Нет, святой отец.
Вздох де Гильба ранил молодого монаха до глубины души.
— Не усугубляй своего положения ложью. — Настоятель снова вздохнул и добавил: — Кормик.
— Четыре души, предназначенные блаженному Абелю, отпущены, чтобы вернуться на языческий путь, за который будут вечно прокляты, — резко вмешался брат Джавно. — Интересно, как ты собираешься справиться с угрызениями совести?
— Нет, — покачал головой Кормик. — Мы думали, что они не едят в знак протеста, а это была хитрость. Или…
— Брат Джавно следил за тобой на озере, Кормик, — прервал его отец де Гильб, опять опустив слово «брат», что очень задело молодого монаха. — Он слышал, как ты встречался с женщиной, все, от первого до последнего слова. Если твою похоть можно простить и искупить — братья нередко поддаются подобным соблазнам, — то твой поступок, предшествовавший ей, — совсем другое дело.
Кормик тупо смотрел на настоятеля и чувствовал себя абсолютно беспомощным. Вспомнив весь разговор с Милкейлой, он понял, что Джавно услышал более чем достаточно, чтобы рассеять любые сомнения и свести на нет все его попытки оправдаться. Он стоял перед дрожавшим от гнева отцом де Гильбом и чувствовал себя пустым сосудом, но не желал, чтобы его наполнили этим ядом.
— Как ты мог предать нас? — грозно спросил де Гильб. — Защищая это сокровище, души четырех альпинадорцев, гибли люди. Умерли четыре твоих собрата, пятый скоро последует за ними! Что ты скажешь их семьям, родителям? Как объяснишь, что они погибли зря?
— Чересчур много было смертей, — ответил Кормик
— Мы должны были удержать варваров! — настаивал брат Джавно.
— Тогда мы убили бы их всех, — возразил Кормик. — И в этом, уж конечно, нет ничего святого. Блаженный Абель…
Не успело это имя соскочить с его уст, как из руки отца де Гильба вырвался разряд молнии и отбросил юношу к противоположной стене. Он со всей силы врезался в дверной косяк и повалился на пол, ничего не понимая и корчась от боли.
— Разденьте его и привяжите во внутреннем дворе, — распорядился де Гильб.
Джавно жестом велел двум монахам поднять Кормика и выжидательно посмотрел на настоятеля, когда его унесли.
— Двадцать ударов плетью, — сказал де Гильб, но затем поправился: — Пятьдесят. С шипами.
— Это наверняка убьет его.
— Тогда пусть умрет. Такое предательство нельзя искупить. Не жалейте его и не халтурьте. Бейте, пока не устанете, затем передайте плеть самому сильному брату в часовне. Пятьдесят, никак не меньше! Если будет больше, я возражать не стану. Если он умрет на сорока, все равно доведите дело до конца.
Брат Джавно видел, как трудно дался отцу де Гильбу этот приказ, и глубоко ему сочувствовал. Это было неприятно и безрадостно, но совершенно необходимо. Глупец Кормик сделал выбор и предал своих братьев ради варваров, которые штурмовали часовню, пока он выручал их сородичей.
Такое не должно было остаться безнаказанным.
Джавно почтительно кивнул настоятелю и собрался уходить, но де Гильб остановил его.
— Выживет он или нет, положите его в самую маленькую лодку и отправьте в открытое озеро на съедение троллям, рыбам или стервятникам. Брат Кормик для нас уже умер.
Через два с небольшим часа полумертвого Кормика бесцеремонно бросили в самую плохонькую лодчонку, какую смогли найти на острове Часовни, и столкнули ее в воду.
— Он уже мертв? — спросил один из монахов, собравшихся на берегу.
— Какая разница? — ответил другой и с отвращением фыркнул, чем выразил всеобщий настрой.
Многие из них были друзьями Кормика, кто-то даже восхищался им. Но его неожиданное предательство ранило их в самое сердце. Никто из них не находил иного решения, кроме приговора, вынесенного отцом де Гильбом.
Некоторые, например брат Муркрис, погибли, защищая пленников и часовню. Никому в голову не приходило оспорить решение святого отца оставить у себя пленников и принять осаду, да и времени на это не было. Все их внимание сосредоточилось на простой необходимости выжить и отбить атаку врага, пусть даже не понимая, чего он хочет.
Умом некоторые могли бы понять и принять предательское поведение Кормика, но сердцем они чувствовали, что он получил по заслугам.
— Если парень еще жив, то ненадолго, — заметил какой-то монах.