Древний Египет. Храмы, гробницы, иероглифы
Шрифт:
При побеге князь Кадеша был вынужден в спешке оставить в городе семью; а может быть, этот «павший» не слишком дорожил семейными узами или с уверенностью положился на милосердие Тутмоса. Его надежды оправдались. Тутмос взял их заложниками, но не причинил вреда. Попасть в плен к Тутмосу было безопаснее, чем к большинству европейских завоевателей.
Очистив от бунтовщиков город Мегиддо и взяв богатую добычу, Тутмос вновь выступил в поход, на этот раз на север, к Ливану. Он покорил там еще три города и построил крепость, оставив сильный гарнизон. Сезон кончался, ждали дождей. Тутмос повернул на юг к Египту, но не забыл о политическом маневре, не менее эффективном, чем его военные подвиги. Он назначил в завоеванные страны новых вождей, чтобы заменить мятежных князей. Сыновей новых правителей хитрый царь забрал с собой
Фивы торжественно отпраздновали возвращение царя, и Амон имел все причины радоваться: он получил львиную долю добычи. Не только золото и драгоценности, но и земли в завоеванном Ливане отошли богу, вместе со скотом, который на них пасся, и с рабами, которые за скотом ухаживали.
В следующем году Тутмос снова уезжает – легкая прогулка по завоеванным территориям для проверки князей, которых он оставил у власти. Коллективная память азиатских вождей не пострадала, они спешили к нему с данью и уверениями в неизменной преданности. Прибыли также дары от царя Ассирии, тогда еще молодой нации на пороге позднейшей мощи. Египтяне попросту записали эти дары, как и подарки от более могущественных правителей, как дань. Если бы ассирийский путешественник мог достичь Египта и был бы в состоянии прочесть карнакские надписи (что маловероятно), он едва ли смог бы их опровергнуть.
Энергичный царь работал теперь по графику, которого придерживался всю оставшуюся жизнь: полгода в походе, другие полгода в Фивах, организуя, строя и проверяя то, что было сделано в его отсутствие. Армия выступала из Египта после весеннего сбора урожая, который в этой стране наступает раньше, чем в других регионах Ближнего Востока, и прибывала в Сирию как раз вовремя, чтобы собрать созревшее зерно на полях врага. С приближением дождливого сезона Тутмос поворачивал домой, возвращаясь в Фивы где-то в октябре.
Третью и четвертую военную кампанию Тутмос посвятил консолидации территорий, уже завоеванных. Записи о третьей кампании в Карнаке довольно живописны, хотя о великих битвах ничего не говорится; вместо них на стенах изображены длинные ряды растений, которые по царскому приказу были привезены в Египет из Сирии. Это предполагает некоторую любознательность со стороны Тутмоса, и нам хотелось бы знать, какие предметы, кроме ботаники, привлекали его интерес. Но записи мало касаются этой привлекательной черты характера фараона; для летописцев завоевания были более драматической темой, чем ученые занятия.
В ранних походах Тутмоса мы можем заметить лейтмотив, который с годами звучит все более отчетливо. Главным противником в Мегиддо, вождем враждебной коалиции был князь города Кадеша. Египтяне ни разу не назвали его по имени по причинам, которые мы разъяснили выше, но он был умный и хитрый враг, своего рода постоянный гвоздь в троне Тутмоса. Мы помним, что успешная осада Мегиддо не позволила поймать увертливую птичку; князь упорхнул, оставив семью в руках Тутмоса. В следующие пять лет Тутмос должен был уразуметь, что ему придется в конце концов покорить Кадеш и его князя, но он не был больше порывистым юношей, который когда-то провел свою армию через опасный проход Аруны. В пятом походе он покорил прибрежные города Финикии, до той поры нетронутые. Этот ход был частью большой стратегии: Тутмос не мог наступать на север, на Кадеш, имея в тылу потенциальную финикийскую угрозу. Он предусмотрительно обошел южный берег и ударил с моря на богатые северные царства Финикии. Две великие битвы – и побережье оказалось в его руках: прочие вожди прислали письма с выражением покорности. Тутмос вернулся домой морем, первая часть его долгосрочных планов была завершена. Следующая кампания была направлена против города Кадеша.
Кадеш был крепкий орешек, даже для Тутмоса III. Город был полностью окружен водой: реками
А что случилось с противником, с «павшим» из Кадеша?
Записи молчат об этом как проклятые. Очевидно, князь Кадеша повторил свой прежний подвиг и удрал из осажденного города. Он был, несомненно, ведущим пропагандистом школы мысли, определяемой лозунгом: «Дерись и беги!» Мы еще не услышали о его конце.
Тутмос считал главной целью своего похода взятие Кадеша, а не его князя, ибо фараон перешел к следующей стадии поистине амбициозного плана. Грезил ли он о конечной цели с детства или узрел ее, когда его победоносная армия прошла, почти без сопротивления, через горы, мы не знаем. То была мечта, достойная завоевателя, и она имела прецедент. Его дед, Тутмос I, к которому он относился не только с сыновним уважением, но и с восхищением одного блестящего солдата перед другим, когда-то привел свои армии на берега Евфрата – этой странной «обратной» реки, которая текла с севера на юг, вместо того чтобы течь нормальным, привычным образом. Мысли, вертящиеся вокруг обращенной реки, начали преследовать Тутмоса III.
Но между ним и Евфратом лежало крупное препятствие – не шаткая коалиция мелких городов-государств, но могущественная империя – царство Митанни, или Нахарин.
Царство Митанни остается одной из нераскрытых тайн ближневосточной археологии. Конечно, мы знаем, что оно там было, чего нельзя было сказать еще столетие назад. Но его столица, известная как Вассуканни, так и не была найдена, а его язык еще не до конца понят. Большую часть того, что мы знаем об этой цветущей стране, одной из полудюжины великих держав 2-го тысячелетия до н. э., мы почерпнули из хроник других наций. В течение XV столетия до Рождества Христова группа воинов, обучавших и разводивших лошадей, пришла с какой-то неизвестной страны в дальней Азии и покорила туземные народы области близ верхнего течения Евфрата. Эти «кавалеристы» говорили на индоевропейском языке, и боги, которым они поклонялись, были связаны с божествами Индии – Митрой, Индрой, Варуной. На пике своего развития царство Нахарин простиралось от Загра до Средиземноморья и от озера Ван до Ашшура. Интересы его, естественно, простирались и на ту часть Северной Сирии, которая лежала близ ее границ.
Таковы были люди, с которыми собирался воевать Тутмос III теперь. Атака на Митанни не была откровенной агрессией, царь этой страны поддерживал коалицию сирийских вождей, которая была раздавлена в битве при Мегиддо. Однако едва ли Тутмос беспокоился об оправданиях.
Прежде чем начать эту величайшую битву, Тутмос принял все меры предосторожности, гарантирующие успех. Он провел в Сирии целый год, чтобы убедиться, что завоеванные территории были под надежным контролем, и еще год в Египте, занимаясь непосредственно подготовкой похода. В 1457 г. до н. э. он выступил.
Одна маленькая деталь в ходе этой знаменитой кампании показывает и предусмотрительность Тутмоса, и его уверенность в себе. В Библе, на финикийском берегу, он приказал построить лодки из знаменитого кедра. Погруженные на повозки, запряженные быками, «они путешествовали перед моим величеством, чтобы пересечь ту великую реку, которая лежит между этой чужой страной и Нахарином». Река – это, конечно, Евфрат, и бедные быки, должно быть, не скучали на всем пути от Финикии.
Сензар, Алеппо, Карсемиш – один за другим города Северной Сирии пали или прислали письма с выражением покорности. Репутация Тутмоса, очевидно, предшествовала ему. Царь Нахарина бежал, оставив свою страну огню и мечу. Тутмос форсировал реку на своих кедровых лодках и опустошил Нахарин, уведя народ в египетский плен. Достигнув реки, он воздвиг стелу, объявляющую о его доблести, рядом со стелой своего деда Тутмоса I. Теперь он имел другую стелу на противоположном берегу в память о самых дальних пределах, достигнутых победоносными армиями Египта.