Древний род: Сотый Богомир
Шрифт:
У нас с Николаем было несколько секунд, чтобы принять решение, так как намерение кабана читались в его повадках.
– Беги - велел я Николаю.
– Что?
– Беги, это приказ - заорал я и как можно быстрее пополз на вершину развалин.
Своим приказом я не пытался спасти друга от гигантского кабана, я пытался спасти его от себя, точнее от действия 'дара власти'. На его применение я решился, когда осознал что другого выхода спасти себя и друга, у меня нет.
– Ты головой повредился?
– услышал я крик Николая за спиной.
Но я его
Забравшись, наверх, я вспомнил как Богомир и отец, еще в Мохове, рассказывали мне о том, как можно использовать 'дар власти' в определенном направлении, а не шарахать им во всех, кто вокруг меня.
'Сосредоточься на одной цели, поставь блокировку в тех местах, куда не хочешь бить' - объяснял Богомир.
'И запомни, чем сильнее шарахнешь, тем сильнее откат' - предупреждал отец.
Тогда-то я и понял, почему у моего деда не возникает проблем с откатом. Он его использует по минимуму. Но, передо мной было существо огромных размеров, и я сомневался, что даже средней мощности моего дара хватит, что бы его успокоить.
Кабан нюхнул воздух и стал бить правым копытом еще сильнее, готовясь к смертельному броску.
Я как можно быстрее сосредоточился на блокировке своего тыла, где находился Николай, и стал мысленно готовиться к удару, 'раскручивая моховик злобы', с которой было связанно действие дара, на полную катушку.
Кабан встал на задние копыта, 'шандарахнул' о землю передними и понеся в мою сторону, набирая скорость.
Когда он был на полпути, я уже был зол на весь белый свет и буквально уничтожить каждое живое и неживое существо. Я вспомнил все, что считал несправедливым относительно себя. Отца и деда, с их враньем. Потомка Ноя, который убил свою дочь и мою мать. Что мой дядя скурвился и что мне придется покинуть человечество на неопределенное время, дабы спасти его, с его грехами, и позволить ему объединится против общего врага. И последнее вызывало у меня больше злости, чем все остальное вместе взятое. Потому-что я уверен, как только я покину новый мир землян, я больше никогда не увижу своих близких. Отец, дед, которого я в этом мире еще не видел, Мамедов, Матвеевич, Лена, никто не будет ждать меня, когда... если я вернусь. Только Богомир, будет служить мне и моим друзьям, которые пожелали отправиться со мной, напоминанием о наших родных.
Я позволил своей злости покинуть пределы моего мозга и она, как натянутая тетива, разрядилась в направлении приближающейся смерти.
Я стоял на обломках и орал как скаженный. От моего крика у меня самого заложило в ушах. Я каждой клеточкой ощущал разрядку, а когда Кабан упал и уткнулся головой в кучу развалин, на которых я стоял, пошел откат. У меня закружилась голова, в глазах началось мерцание, как будто кто-то играется с яркостью моего зрения. Из-за пульсирующей боли, которая буквально сковывала мои движения, я был словно парализован. Но я нашел в себе силы, чтобы повернуться и посмотреть, что с Николаем и помогли ли ему мои блокировки, не схлопотать промеж
Прежде чем я смог довернуть свое, побитое болью, тело до друга, перед моим взором предстали пару тысяч 'бедных' евро-американцев, про которых я совсем забыл.
Воинство лежало на земле и корчилось в конвульсиях, а те, кто был ближе ко мне, только и могли, что таращить глаза на источник страха, то есть на меня. Оставалось только догадываться, как себя чувствуют Маэстро и Кузьма, которые были вне поля моего пульсирующего зрения. Но Николай, который стоял на том же месте, где я его оставил, попал в поле моего бокового зрения, и, если не считать отвисшей челюсти, чувствовал себя гораздо лучше, чем янки.
– Николай - позвал я друга, и мне показалось, что мой голос прозвучал в моих звенящих ушах подобно грому.
– Да Аг-гел.
Исходя и того, что Николай подбежал и встал на одно колено перед кучей, на которой я стоял, и то, как он произнес мое имя, я сделал вывод, что ему все же досталось. Но он хотя бы мог ходить и говорить. Его поведение, породило в моей голове мысль, а не воспользоваться ли мне плодами своего дела.
– Вели, этим грешникам, - кое-как я поднял левую руку и, 'корявым' движением пальца, указал на воинство, постепенно отходящее от шока - пусть идут на восток и каются в своих поступках.
Снова мой голос отозвался громом в моей голове.
– Да в-великий - произнес Николай дрожащими от страха губами и побежал к боязливым янки, при этом спотыкаясь и падая.
Но прежде чем он добежал до цели, эта цель, всей своей массой, перешла из положения, лежа, в положение стоя. Но не во весь рост, а на колени, и падать ниц передо мной.
'Этого мне еще не хватало, валите отсюда, пока я еще могу стоять' - мысленно взмолился я.
Видя, как Николай переводит янки мои слова, а те продолжают стоять на коленях и даже не собираются выполнять приказ, я крикнул.
– Николай, скажи им, что если не хотят попасть в пекло, пусть идут через перевал, там их встретят.
Не знаю, насколько громко я кричал, но я хотел, чтобы Николай меня услышал. Однако моей голове, этот крик дался очень тяжело.
После того как Николай перевел мои слова, медленно но уверенно, янки потянулись к перевалу, обходя завалы, двух кабанов и меня.
Я потерял счет времени, пока наблюдал за шествием, но когда я увидел Маэстро и Кузьму, замыкающих эту процессию и которых, по моему приказу, Николай вернул, опустились сумерки.
Убедившись, что последние янки перестали оглядываться, я спустился с развалин, у подножья которых, преклонив одно колено, стояли мои клятвенники.
'Ну и чего теперь с ними делать, как их возвращать из астрала'?
Я прикрыл глаза и провел руками по лицу, а когда открыл, слегка испугался.
'Твою же за ногу, я что, стоял на 'бугре', отдавал приказы, мимо меня шла орава людей и обращенных, и все это время из моей спины торчали крылья? Вот 'б...' то какое'.
Я спрятал крылья, пощупал руками порванную одежду на спине и из последних сил, обратился к друзьям.