Древняя душа
Шрифт:
— Что случилось, тетушка Ди? — голос матери звонче, чем сейчас, и обманчиво заботлив. Она тоже встала, медленно потянулась и, склонив голову, посмотрела на собеседницу. — Тебе не понравилось, что я залезла в твою голову? Почему? Ведь именно этому ты и хотела меня научить.
— Ты не имела права! — задыхаясь от гнева, выплюнула женщина. — Ты поплатишься, Агата!
Моя мать не ответила, подошла к окну и резко раздернула занавески. В комнату хлынул такой яркий свет, что они обе зажмурились, а я на мгновение ослепла, но не почувствовала ни боли из-за рези в глазах, ни слез на щеках, как обычно бывает в таких случаях.
— Что
— Ты даже не представляешь, во что ввязалась! — рявкнула женщина и вылетела из комнаты, хлопнув дверью.
Следующей картинкой стала сцена в ванной — шикарной, кстати, не то что наша нынешняя, в которой и сидя с трудом помещаешься. Пришлось стыдливо отвести глаза, когда Агата сняла одежду и, закрепив длинные волосы пучком на затылке — в точности, как делаю и я, легла в уже набранную ванну. С губ сорвался стон удовольствия.
На стене висели халаты — даже на вид такие пушистые, что мне захотелось прижаться к ним щекой, как в Стамбуле. Вокруг на полочках стояли разноцветные флакончики и баночки. Девушка протянула руку и взяла один, с нарисованным зеленым яблоком. Но едва он с мягким чмоканьем открылся, в ванную вошла та самая женщина.
— Какого?.. — прошипела Агата, попытавшись прикрыться руками. — Выйди немедленно!
— Приказывать мне вздумала? — тетушка зло расхохоталась. — Считаешь, что все поняла? Плохая я теперь для тебя? Когда кормила-поила, хорошей была! Вопросов не задавала, когда новые платья получала!
— Потому что я была вам нужна! — Агата скривилась. — Ты не меня пестовала, а мое чрево! Чтобы оно выносило эту… — Пощечина заставила ее замолчать.
— Заткнись! Не смей об этом говорить!
Я вскрикнула — в воздухе сверкнул нож.
— Вырву твой поганый язык и собакам скормлю! — тетушка замахнулась, но девушка вскочила на ноги и схватила ее за запястье. Пара секунд борьбы почти что в тишине, и Агате удалось уронить женщину в ванну. Но та не унималась — увидев, что жертва уже подскочила к двери, она завизжала и, подхватив упавший на пол нож, вцепилась в ее волосы.
Агата резко развернулась, перехватила руку с ножом и попыталась оттолкнуть безумную тетку. Она сначала отступила, но потом резко бросилась вперед, и лезвие полоснуло по сгибу локтя моей матери, полилась кровь. Девушка закричала, с силой оттолкнула женщину, та снова рухнула в воду. Агата выхватила у нее нож и воткнула в грудь.
Вновь стало тихо. А потом воздух разорвали ужасные предсмертные хрипы. Моя мать отшатнулась, не сводя взгляда с умирающей тетки. Та вращала глазами и шарила вокруг руками с растопыренными скрюченными, словно когти, пальцами. Только сейчас узнала ее — эта была женщина, которую я видела, когда проводила ритуал в ванной. Ее глаза налились кровью, черный балахон раскрылся, обнажив нож, торчащий из впалой груди с высохшими мешочками грудей.
— Сама наказала себя! — прохрипела тетушка. — Отдаю эту ношу тебе! Неси теперь!
— Нет! — вскрикнула Агата, начав мотать головой. — Не принимаю, не принимаю! Слышишь, злобная карга?! Отказываюсь!
— Поздно, — женщина удовлетворенно взглянула на розовые разводы в воде. —
Я вынырнула из воспоминаний матери, потому что она прервала связь, вынув руку из моей ладони и отойдя к окну. Видимо, и ей воспоминания дались нелегко — плечи подрагивали, словно она беззвучно рыдала.
— Прости меня, мама. — Прошептала я.
— Атапи, на это нет времени. — Голос был безжизненным, сухим и тихим. — Диана, которая умерла от моей руки, передала свое проклятие мне. Теперь Люцифер требовал от меня то же, что и от нее. — Что именно?
— Открыть ему Врата на землю.
— И ты согласилась?! — я задохнулась от ужаса. — То есть мне суждено открыть ему портал?! Этому не бывать!!!
— Дочь, твоя храбрость только на словах! — мать развернулась. — Ее глаза сверкали злостью. — Мне пришлось согласиться! Люцифер окунал меня в геенну каждую ночь! Ты сгорала заживо? Знаешь, каково мгновение небывалой муки, что длится вечность? Пока не почувствуешь это, не смей судить меня! — она с горечью усмехнулась. — И его. Могу понять, почему он так хочет выбраться оттуда, куда его отправила эта проклятая Саяна!
По моим щекам текли слезы бессилия. Вспомнились слова Люцифера — за отказ исполнять его волю Рафаэль, мой Рафаэль, заплатит жизнью, умрет в адских мучениях!
— Мы сбежали с твоим отцом после того, что случилось, — тихо продолжила мать. — Сначала все было тихо. Мы сняли домик, нашли работу на ферме, родилась Кьяра. Я даже посмела надеяться, что смогу быть счастливой, как обычная женщина. Но это были несбыточные мечты. Люцифер начал приходить ко мне во сне, когда я узнала, что снова беременна.
— Мной?
— Нет. Когда он сломил мой дух, то сказал, что это мальчик. И велел избавиться. Я умоляла, как могла. Но Люцифер был непреклонен. Угрожал те, что Кьяра может однажды уснуть и больше не проснуться. И когда с мужем случился несчастный случай — он чуть не сгорел, пришлось вызвать выкидыш.
Она посмотрела в стену, старея на глазах.
— Он был такой маленький, меньше ладони! И красный, будто кожу с него сняли. — Мать посмотрела на свои руки, словно снова видела на них ребенка. — Я тогда не могла избавиться от одной мысли: что мой сын похож на куколку из мармелада. Клубничного мармелада.
— Мама…
— Атапи, — она вздрогнула, очнувшись, и посмотрела в мое лицо. — Еще дважды Люцифер приказывал избавиться от плода, потому что Богиня помогала мне, посылая мальчиков. Ночью я давилась слезами, моля ее сделать мое чрево бесплодным! Старалась не спать. Но все было бесполезно. Однажды выложила все мужу. Он счел жену сумасшедшей. Сукой, которая убила трех его сыновей. — Мать развела руками. — Кто стал бы его винить? Любой бы так решил!
— Как ты пережила такое?
— А был выбор? Твой отец не бросил меня тогда только из-за Кьяры. Потом я забеременела тобой. Он пришел перед родами, положил руку на живот, что-то шептал, ты внутри завизжала от ужасной боли — потому что он выжег на тебе метку люмьера. Теперь вы навеки связаны. Когда я проснулась, на животе был ожог — отпечаток ладони Люцифера. — Мать задрала платье и показала мне его — бурый, как свернувшаяся кровь, но с явно различимыми пятью длинными пальцами.