Древняя Греция
Шрифт:
Будучи финикийцем и торговцем, так или иначе космополитом, Зенон, который и родился на Кипре, где всегда было полно представителей разных стран и народов, оказался не чужд умственных интересов, натурфилософии. Виндельбанд в работах его обнаруживает «элементы древней науки». Среди стоиков было немало и тех, кто продвигал вперед математику. Они развили провозглашенный впервые Зеноном Элейским тезис о принципиальном различии меж телом и пространством. Выход эллинистического человека за пределы полиса изменил и его отношение к миру. Подобно россиянам, многие из которых впервые для себя открыли иной мир, имея возможность посетить его, греки также познавали мир таким, каков он был – соблазнительным, прекрасным, опасным и губительным. Все это расширяло их кругозор, обогащало разум и способствовало, как скажет стоик Хрисипп об их поиске, «взращиванию истинности разума». Для этого понадобилась наука, что исследует разум. Стоики подготавливали почву для ясного и трезвого восприятия всех сторон жизни и мира. Не случайно в дальнейшем к числу поздних стоиков будут относить себя такие известные фигуры, как Эпиктет, Сенека, Марк Аврелий. Они сочетали то, что следует сочетать и нам, – логику, этику и физику.
Гений
В среде стоиков заметно восточное влияние, что и неудивительно, так как многие выдающиеся стоики происходят из Карфагена, Вавилона, Селевкии в Месопотамии и греческих городов на севере Малой Азии. А Восток из любого человека, хочет он того или нет, сделает стоика. Правда, мы мало что можем сказать о ранних стоиках. Несмотря на то что многие из них были плодовитыми мужами, работы их погибли: из 705 трудов Хрисиппа остались скудные фрагменты, а от Зенона и того меньше. Поэтому приходится реконструировать их мысли и идеи по сочинениям Цицерона, Диогена Лаэртского, Секста Эмпирика, Плутарха или Галена. Суть же их такова… Все в человеке возникает спонтанно, оформляясь в уме где-то к 14 годам. Но при рождении душа напоминает чистый лист, tabula rasa, постепенно заполняясь в ходе обучения и накопления жизненного опыта. И все же стоики своеобразно понимали жизнь.
Страсти и эмоции, считали они, вредны и их надо искоренять. Их идеал – полная апатия, свобода от страстей, эмоций и аффектов. Стоик должен быть равнодушен ко всем внешним вещам, к богатству, власти, силе, славе, женщине. Ему не следует иметь друзей, любить, иметь серьезные привязанности и т.п. Не признавали они и прогресса, морали и т.д. «Почти все наследники Александра, можно сказать, все важнейшие цари в продолжение целых поколений были последователями Зенона – объявляли себя стоиками», – говорил профессор Г. Маррей. Все плохое и хорошее в этой жизни зависит только от нас самих. Добродетель заключена в воле, а посему зависит только от самого человека, впрочем, как и все порочное и злое, что также есть внутри нас. Порой их одолевала жуткая хандра, ибо стоики понимали: идеал недостижим. Стоику оставалось одно – спокойно воспринимать все удары судьбы, ибо, по их словам, «человек может так же утонуть в стакане воды, как и в морских глубинах». У них считалось хорошим тоном с полным безразличием относиться к жизни и смерти.
Дж. Уотерхаус. Гилас и водяные нимфы. XVIII в.
Иные думают, если к стоицизму добавить некую дозу скептицизма, подобного скептицизму Пиррона, основателя школы, то можно тут же обрести нужную опору и устойчивость в этом безумном и ненадежном мире. В действительности лишь немногие были бы вправе называть себя истинным стоиком. Что такое стоик, всем очень доходчиво объяснил Эпиктет: «Покажите мне человека, созданного по мерке тех суждений, какие он изрекает, точно так же как мы называем фидиевой статую, которая высечена по правилам искусства Фидия. Покажите мне человека, пораженного болезнью – и все же счастливого, в опасности – и все же счастливого, умирающего – и все же счастливого, в изгнании – и счастливого, в немилости – и счастливого. Покажите мне его. Клянусь богами, тогда я увижу стоика. Нет, вы не можете показать мне законченного стоика; но покажите тогда формирующегося, того, кто вступил на этот путь». Так говорил грек Эпиктет, показывая, сколь невелик шанс увидеть истинного стоика.
В Древней Греции аскетизму киников, даже во многом показному, противостоял гедонизм киренаиков. «Гэдонэ» означает наслаждение. Философы направления и их сторонники видели главный смысл жизни в удовольствиях. Основателем школы считается Аристип из города Кирены (435—360 гг. до н.э.), греческого полиса на Североафриканском побережье (Киренаика). Известно, что он учился у Протагора и Сократа и был моложе Антисфена. К сожалению, его сочинения не сохранились. Этический гедонизм киренаиков покоился на сенсуализме, то есть на чувствах и ощущениях. Аристип учил: человеку ничего не дано познать, кроме его ощущений, природа коих неизвестна. А посему не следует даже пытаться проникнуть в тайну природы и ее законов. В чувстве они видели своего рода религию и поклонялись ему как богу. Если Антисфен-киник говорил, что он скорее повесится, чем испытает удовольствие, то Аристип считал, что без удовольствий жизнь не стоит и ломаного гроша. Уж тогда точно, полагал он, лучше пойти и повеситься.
Ставя превыше всего в жизни удовольствия, киренаики неизбежно должны были попасть (и часто попадали) в зависимость от них и от тех, кто им доставлял такого рода удовольствия. В ходу у древних греков был даже такой анекдот. Как-то раз Аристип встретил Диогена, который мыл в ручье овощи, намереваясь вскоре приступить к скромной трапезе. Аристип, увидев это, насмешливо сказал: «Если бы ты умел обходиться, как нужно, с Дионисием (правителем, тираном Сиракуз. – Ред.), тебе не пришлось бы довольствоваться таким обедом». Диоген в ответ ему заметил: «А если бы ты умел довольствоваться таким обедом, то тебе не пришлось бы заискивать перед Дионисием». Разумеется, гедонизм как течение был популярен, хотя и чрезвычайно опасен во многих отношениях. Если даже оставить в стороне вопрос о здоровье, которое не становится лучше от невоздержанности в питье и еде, прежде всего он ведет к довольно быстрому пресыщению радостями жизни. Не случайно те, кто яро поклонялись богам греховных наслаждений, нередко и сами становились их жертвами. Гегесий Александрийский, вначале вставший на этот путь, вскоре увидел невозможность удовлетворения всех своих страстей и желаний. В итоге стал известен античности как убежденный певец смерти, «Пейситанатос» («Смертепроповедник»). После его лекций иные из слушателей кончали жизнь самоубийством.
Перикл
На
Толпа и мудрец (Христос)
Остальным предложили покинуть родину (323 г.). Гиперид, Демосфен и другие защитники истинной демократии вынуждены были покинуть город. Однако тиран Антипатр, получивший Македонию и Грецию в качестве приза при дележе земель, захваченных Александром Македонским, потребовал их выдачи. Ни один из них добровольно не готов был пойти на эту жертву. Тогда «народ, по предложению Демада, приговорил их к смерти». Их приговорили к смерти те же, кто еще вчера с восторженными криками приветствовали их на площадях и улицах. Тут же нашелся доброволец-палач (бывший актер Архий по прозвищу Ищейка). Этих бедняг после пыток казнили, а Гипериду перед смертью еще и вырезали язык. Демосфен в храме Посейдона вынужден был принять яд. Афинская демократия приказала долго жить. Тысячи афинян взошли на корабли, намереваясь покинуть родину. Бедный Эпикур был свидетелем этого позора. Его тогда охватило острое чувство стыда и ненависти при виде того, как среди его сограждан вызрел обильный «урожай предателей, взяточников и богопротивных людей». Эпикур покидает Афины после двух лет пребывания в них и службы эфебом. Вскоре он вынужден стать учителем, ибо остался без средств. У его отца конфисковали все (дом, участок). Жизнь заставила отправиться в Митилены, на остров Лесбос, где он и учительствует 18 лет.
Бюст Эпикура
Чему и как учил Эпикур, которого античный мир будет знать под почетным именем «Спасителя людей»? В деталях сейчас трудно восстановить программу, но дошедшие до нас отрывки его воззрений показательны. Он стоял на пути мудрости и познания. Эпикур считал, что «мудрец не должен быть влюблен», что «любовь дана людям не от богов» и «ни жениться, ни заводить детей мудрец не будет». При этом он согласен был питаться хлебом и водой, а кусок сыра считал невиданной роскошью, говоря: «Я плюю на дорогие удовольствия». Богатство он презирал, считая алчность и жадность худшей из болезней, подобной раку. Он утверждал, что «богатство, приобретенное дурными путями, носит на себе слишком заметное пятно». С возрастом он еще более укрепился в правильности своих взглядов. Он был счастлив, если была постель, скудный обед, крыша над головой и, разумеется, если с ним были его драгоценные свитки-книги. В то же время его нельзя считать сторонником крайностей, как и глашатаем полного опрощения. Главное во всем – это чувство меры. Эпикур заявлял: «Мудрец не будет болтать вздора даже пьяный… не станет тираном, не станет жить и киником или нищенствовать». Вместе с тем он советовал воспринимать жизнь такой, какова она на самом деле – без иллюзий.
Купив за восемьдесят мин дом и сад, он открыл там философскую школу. На воротах сада (поэтому его прозвали «Садослов») было написано: «Гость, тебе здесь будет хорошо, здесь удовольствие – высшее благо». Это дало повод для пересуд, кривотолков, обвинений, клеветы, ибо каждый понимал сей девиз в меру своей испорченности. Хотя обяснение Эпикура четко разъясняло: «Итак, когда мы говорим, что удовольствие есть конечная цель, то мы разумеем не удовольствия распутников и не удовольствия, заключающиеся в чувственном наслаждении, как думают некоторые, не знающие, или не соглашающиеся, или неправильно понимающие, но мы разумеем свободу от телесных страданий и от душевных тревог. Нет, не попойки и непрерывные кутежи, не наслаждения мальчиками и женщинами, не наслаждения рыбою и всеми прочими яствами, которые доставляют роскошный стол, рождают приятную жизнь, но трезвое рассуждение, исследующее причины всякого выбора и избегания и изгоняющее (лживые) мнения, которые производят в душе величайшее смятение. Начало всего этого и величайшее благо есть благоразумие. Поэтому благоразумие дороже даже философии». С каждым годом он все больше времени отдавал труду, работая над своими сочинениями. Числом книг он превзошел всех (около 300 свитков). Их было больше, чем у Демокрита, Аристотеля и др. Это вызывало страшную зависть, и даже ненависть противников-стоиков. Эпикур уверен: надо постараться прожить последнуюю часть пути лучше первой, а, придя к финалу, порадоваться тому, что удалось сделать если и не все из того, что желал, то многое из намеченного.