Древняя Греция

Миронов Владимир Борисович

Вероятно, Геродот был первым, кто стал разрабатывать столь популярную сегодня тему столкновения цивилизаций… И здесь он оказался поистине непревзойденным мастером. Историк Хаммонд писал: «Как Гомер превзошел авторов эпических песен, создав великую эпическую поэму, так и Геродот превзошел своих предшественников, вплетая свои «сказки» в историческую канву. Его плавный стиль даже в переводе обладает непревзойденной прозрачностью и очарованием, превосходно подходя для устного чтения длинного рассказа. Полем его исследований служило все протяжение человеческой памяти и границы известного мира; он сочинял собственные «сказки» или привязывал «сказки» предшественников к конкретным районам. Единство его материала обеспечивалось не только складом его ума, но и центральной драматичной темой – конфликтом между Западом и Востоком».

К слову сказать, Геродот писал и о наших предках скифах, выделяя их из всех народов по эту сторону Понта: «Ни одного народа мы не можем предложить, мудростию известного, ни одного мужа, ученостью знаменитого, кроме народа скифского

и царя Анахарсиса». Видимо, он лично общался со скифами. Приводит он их самоназвание – «сколоты» (от «сокол», который являлся одним из главных символов наших предков-славян). Согласно греческой традиции, Геродот считал, что скифы (славяне) произошли от Геракла. Одним из трех сыновей Геракла и женщины-полузмеи и был Скиф. Сами скифы считали, что их первопредок – Таргитай, рожденный от любовной связи Зевса и дочери реки Борисфена (Днепра). Отдавая должное их мужеству, Геродот не скрывал того, что его неприятно поразило в скифах. Анализируя факт захвата скифами Азии, он крайне невысоко оценил их управленческие способности. Он писал: «Всё в ней (Азии) приведено было в расстройство спесью их и презрительностью». Довольно верная оценка их натуры.

Народы Великой Степи (скифы)

Описание Геродотом двухвековой истории греков дало ту фундаментальную основу, которую не мог в прошлом и не может ныне игнорировать ни один историк. По словам Дионисия Галикарнасского, Геродот поднял историю на высшую, более достойную ступень: он решил написать о делах не одного государства и не одного народа, но «соединил в изложении многочисленные и разнообразные рассказы, европейские и азиатские». Уже со II века н.э. подражание стилю и языку Геродота стало модой. Похоронен он в Южной Италии, в бывшей общеэллинской колонии. На могиле его оставят эпитафию, о которой Стефан Византийский писал:

Гроб сей останки сокрыл Геродота,Ликсова сына.Лучший историк из всех, ктопо-ионийски писал,Вырос в отчизне дорийской, но,чтоб избежать поношенья,Сделал Фурии он новой отчизной себе.

Иные даже увидели в нем первого «космополита», первого «глобального историка», хотя это – отнюдь не синонимы. Так, в отличие от Фукидида, считавшего не нужным изучать чужие миры, мифы, религию, обычаи, традиции, Геродот с большим интересом внимательнейшим образом исследует нравы, обычаи, порядки народов. Английский историк О`Брайен, давая оценку деятельности Геродота, отметил среди его заслуг и то, что тот пренебрег узколобым европоцентричным подходом и представил в «Истории» широкий обзор не только эллинистического мира, но и Египта, Индии, Вавилонии, Аравии, Персии. Он, по его собственным словам, хотел сохранить в памяти прошлое, записав поразительные достижения «наши и азиатских народов». Можно сказать, что Геродот, подавая в хронологической последовательности важнейшие события, что происходили в разных странах, на нескольких континентах в течение длительного времени, тем самым дисциплинировал, упорядочил историю. Конечно, прославляя прежде всего победы греческих полисов (главным образом Афин) над Персидской империей, представляя конфликт между Западом и Востоком в духе борьбы цивилизаций или культур, он не избежал очевидных слабостей «европейского триумфализма». В его трактовке победителем в споре систем стал Запад, ибо на стороне того были завоевания свободы, демократии, цивилизации.

Изображение Геродота и Фукидида

О`Брайен продолжает: «Глобальные историки восхищаются Геродотом: широтой его взглядов, целеустремленностью и пристальным интересом к достоинствам варваров, которые он без особых колебаний противопоставлял порокам греков. Они сожалеют о большом провале в написании светской всемирной истории, который длился вплоть до тех нескольких коротких десятилетий перед самым началом Французской революции, когда Вольтер и его современники-просветители вновь выдвинули этот проект. И с недоумением отметят, что, за исключением горстки стоиков (Диодора, Полибия и Дионисия), а также географов и этнографов (Страбона, Птолемея и Плиния), всемирная история не привлекала других ученых, творивших в греко-римскую эпоху». Автор считает просчетом древних то, что те, проживая в империях, включавших в себя множество разных культур, граничивших или контактировавших с ними (африканская, арабская, персидская, индийская, китайская), всецело заняты Европой. «Их произведения… были в основном посвящены политическим событиям и скандалам в Риме или (как у Фукидида) войнам между греками». Энциклопедист, что и говорить, редкий тип даже в истории.

Другой греческий историк, Фукидид (ок. 460—404/400 гг. до н.э.), успел еще застать славное время Геродота. Византийский писатель отмечал: «Говорят, будто однажды Геродот читал публично свою «Историю», а присутствовавший при этом Фукидид, слушая чтение, заплакал. Геродот, заметив это, сказал отцу Фукидида: «Олор, натура твоего сына жаждет знания»». Будучи человеком знатным и богатым,

Фукидид в зрелые годы был назначен стратегом и принял самое активное участие в Пелопоннесской войне. Но в 424 году до н.э., после поражения в битве за Амфиполь, его изгоняют на 20 лет из Афин (во Фракию). Пребывание там дало досуг для написания 8 книг знаменитой «Истории Пелопонесской войны». Труд сей ценен прежде всего обилием этнографического, историко-экономического и социально-исторического материалов. Во главу угла своих исследований он ставил достоверность, а не вероятность. Историк, подчеркивал он, просто обязан точно излагать все, что происходило в действительности. А так как природа человека остается неизменной, значит и события в будущем (при всех вариациях) будут повторяться. Фукидида еще называют основоположником, создателем прагматической историографии. Описательной историографии, выразителем которой был Геродот, он противопоставил реальную историю. По словам Ницше, в его трудах обрела законченное выражение культура реалистов. Фукидид – «великий итог, последнее откровение сильной, строгой, суровой фактичности, которая коренилась в инстинкте более древнего эллина». «Мужество перед реальностью различает в конце концов такие натуры, как Фукидид и Платон: Платон – трус перед реальностью, – следовательно, он ищет убежища в идеале; Фукидид владеет собою, следовательно, он сохраняет также и владычество над вещами». Оставим на совести Ницше упреки Платона в сомнительной его трусости и похвалу в адрес Фукидида, в которой тот вовсе и не нуждается.

Надгробие афинского всадника. Мрамор

Ища и находя причинные связи между историческими событиями и движущими силами, определявшими характер тех или иных событий, историк особое внимание уделяет личностному фактору. Фукидид уверен: какова личность лидера, вождя, такова и история страны… Взгляд на события политической и социальной жизни страны с точки зрения антрополога, психолога, клинициста (а в последние годы мы стали привыкать и к такому подходу), бесспорно, интересен. С Плутарха и Фукидида берет начало традиция изучения жизни замечательных людей. Его труды известные историки (Гоббс, Нибур, Ранке) считали для себя образцовыми.

Полагаю, современным историкам неплохо бы вспомнить советы, которые дает во введении к «Истории» Фукидид: «И все же не ошибется тот, кто примет эти события скорее такими, какими я описал их по упомянутым свидетельствам, а не такими, как воспели их поэты с их преувеличениями и прикрасами, или как сочинили прозаики, в своей заботе не столько об истине, сколько о приятности слуха, сообщающие известия недоказуемые и за давностью времени превратившиеся большею частью в невероятные сказки. Пусть знают, что события мною восстановлены по достовернейшим свидетельствам, настолько полно, насколько это позволяет давность… Что же касается событий войны, то я не считал достойным писать все, что узнавал от первого встречного или что сам мог предполагать, но записывал то, что было при мне самом или о чем я узнавал от других, посильно точно исследовав каждую подробность. Изыскания были трудны, потому что очевидцы событий передавали об одном и том же не одинаково, но в меру памяти или сочувствия к той или другой из сторон. Быть может, такое отсутствие басен покажется менее приятным для слуха; зато его сочтут достаточно полезным все, кто пожелают ясно понимать то, что было и что впредь, по свойству человеческой природы, может быть еще такое же или подобное. Труд мой слажен не звучать в скоротечном состязании, а быть достоянием навеки». Но чтобы стать «достоянием навеки», работа историка должна быть не только фактологически точной, но острой и уверенной, как скальпель гениального хирурга. Для этого надо отсечь всю мифологию (или если и оставить ее, то как литературный сюжет).

А. Ф. Лосев пишет, что такое отпадение мифологии впервые сделало возможными исторические исследования как исследования фактографические (в смысле описания фактов) и как прагматические (в смысле объяснения их причин). Им были сделаны попытки установления и более точной хронологии событий. Не имеет большого значения то, что Фукидид широко пользовался «Сицилийской историей» Антиоха Сиракузского при написании его истории, ни разу не упомянув об этом.

 Фукидид

А вот учет разницы подходов в описании истории Геродотом и Фукидидом немаловажен. На эту разницу указывал известный историк Дионисий Галикарнасский (I в. до н.э.): «Фукидид следует хронологии, а Геродот стремится схватить ряд взаимосвязанных событий. В итоге у Фукидида получается неясность и трудно следить за ходом событий. Поскольку за каждое лето и зиму в разных местах происходили различные события, то он, бросая на полдороге описание одного дела, хватается за другое, происходившее одновременно с ним. Это, конечно, сбивает нас с толку… Геродот же, начав с царства Лидийского и дойдя до Креза, сразу переходит к Киру, который сокрушил власть Креза, и затем начинает рассказ о Египте, Скифии, Ливии, следуя по порядку, добавляя недостающее и вводя то, что могло бы оживить повествование… Таким образом получается, что Фукидид, избрав своей темой только одно событие, расчленил целое на много частей, а Геродот, затронувший много самых различных тем, создал гармоническое целое».