Древняя русская история до монгольского ига. Том 2

Погодин Михаил Петрович

Псковичи не соглашались и стояли за них крепко. «Пришли к нам их жены, отвечали они, и товар их, и мы отпустим Вячеслава, а не то — вы себе, а мы тебе». И так прошло все лето без мира. Князь не пустил к ним гостей, и они покупали соль по 7 гривен за берковец. Тогда они смирились и отпустили Вячеслава, а князь отпустил к ним Борисовую, Глебовую, Мишную, но мира не дал. На зиму пришли псковичи и поклонились: «Ты наш князь, дай нам сына Федора». Ярослав сына не дал, а дал шурина Георгия. Они взяли его и указали путь Борисовой чади с женами. Изгнанники отправились в Медвежью голову.

В 1233 г. Борисова

чадь заняла Изборск с немцами и Ярославом, сыном бывшего псковского князя Владимира Мстиславича. Псковичи оступили их, пленили и отвели к князю Ярославу, который отослал их окованных в заточение в Переяславль. Он готовился играть свадьбу старшего сына своего Феодора в Новгороде, — все приготовления были сделаны, — как тот внезапно скончался и был похоронен в монастыре Св. Георгия. Князь удалился в свой город, а немцы в его отсутствие захватили в Тесове Кирила Синкинича, которого князь по возвращении выправил, приведя с собой множество полков.

Он пошел на Юрьев (1234), разорил окрестности и разбил немцев, пришедших из Юрьева и Медвежьей головы, которые ему поклонились. Зато литва захватила Русу до самого торга. Рушане поднялись — засада, огнищане, гридьба, купцы и гости, выгнали их из посада и сразились на поле. Литва была побита и отошла на Клин.

Ярослав, услышав об этом нападении, сел в насад и пустился по Ловоти. Другие последовали на конях. Под Моровийском у лодейников недостало хлеба, и князь отпустил их в город, а сам пошел с конниками, и настиг литву в Торопецкой волости на Дубравне. Произошла битва. Бог помог Ярославу одержать победу над погаными, и он отнял у них 300 коней и весь захваченный товар. Литовцев много пало на месте, а остальные побросали оружие и щиты и разбежались по лесам. Из новгородцев убито десять мужей: Федя Якунович, тысяцкий, Гаврило щитник, Нежило серебреник, Гостилец с Козмодемьянской улицы, Федор Ум, княжой детский, другой городищанин и проч.

Ярослав Всеволодович ушел из Новгорода (1236) Киеву на стол, взяв с собой лучших новгородцев сто мужей, Судимира из Славна, Якима Влунковича, Косту Вячеславича, и проч., которых через неделю отпустил всех из Киева, одарив помногу.

В Новгороде оставлен сын Александр. В 1237 году был общий поход на литву — немцы, рижане, чудь, новгородцы. Псковичи послали от себя 200 человек. Они все были разбиты, и едва десятая часть спаслась домой.

Во Владимире, значительно ослабленном сражением при Липице и потом междоусобием после кончины великого князя Константина Всеволодовича, на некоторое время водворилось спокойствие.

Жители утешены были пренесением мощей Св. Авраамия, замученного в 1229 г. в Великом Болгарском городе. Это был, говорит Суздальский летописец, человек иного языка, нерусского, но христианин, богатый, торговавший, «гостешбу дея» по разным городам. Болгары убеждали его много времени, «ласканьем и прещеньем», отступиться от Христа и христианской веры. Он не слушал их, «изволи паче умереть за Христа», оставил свое имение, подвергся мукам и был усечен 1-го апреля. Русские, торговавшие в Болгарии, сохранили тело его в гробу, хотя он был иноплеменник, и, вероятно, не православного исповедания, и принесли во Владимир, что приносит большую честь их терпимости, — и православию.

Великий князь Георгий, с княгиней и детьми,

епископ Митрофан, со всем клиросом и игуменами, и все люди, со свечами, встретили святые мощи за версту от города. Положен Авраамий был с великой честью в монастыре великой княгини Всеволожей, любимой матери великого князя Георгия.

Начинались новые распри, и «Ярослав усумнеся брата своего Юргя, слушая некоих льсти, и отлучи от Юргя Константиновича три: Василька, Всеволода и Володимера, мысляшет противиться Юргю брату своему», — который некогда, жертвуя собой, помогал ему, но великий князь успел на время примирить вражду. Это было в 1229 году.

ВТОРОЕ НАШЕСТВИЕ

И в этом самом году пронесся опять слух о татарах, показавшихся на границах Азии, в окрестностях реки Яика или Урала, — и все сердца вздрогнули на Руси, почуя новую беду. Сторожа болгарские, сколько их осталось там от избиения вместе с половцами и саксинцами, племени, вероятно, киргизского, прибежали снизу домой известить о собирающихся на Востоке тучах.

Само небо необыкновенными чудесными знамениями как будто предвещало идущую в них грозу.

1230 года, 10-го мая, в пятницу, на пятой неделе по пасхе, в Новгороде, рано поутру солнце «являлось о трех углах яко коврига, потом мнеи (менее) бысть аки звезда, тако и погибе (пропало), потом мало опять взиде в своем чину». Через четыре дня, «в торгов год (в час торга)», солнце начало умаляться «зрящим всем людям и осталось его мало, и сделалось, аки месяц три для (в меру месяца трехдневного)», потом начало опять полниться, и многие думали, что месяц «идуще через небо», потому что тогда было межимесячье, а другие думали, что солнце идет назад, от того, что малые облака, кучей, быстро бежали на солнце с северной стороны на южную.

В Киеве, в тот же день и час, рассказывали очевидцы, бывшие там, было и еще того грознее: солнце стало месяцем, явились около него с обеих сторон столпы красные, зеленые, синие, и огнь с небеси облаком великим опустился на Лыбедь — люди все отчаялись своей жизни, думали, что наступает кончина, целовались, прося друг у друга прощения, плакали горько, молились Богу со слезами; «и милостью своей Бог преведе страшный тот огнь через весь город без пакости (без вреда)».

Накануне, 3 мая, было повсеместное землетрясение. В Киеве Печерская церковь расступилась на четыре части — во время обедни, когда митрополит Кирилл, великий князь Владимир с боярами, и множество народу там находились, празднуя память Св. отца Феодосия; в трапезнице уготованный корм и питье, столы, скамьи, разбиты были падавшими сверху из потолка каменьями.

В Переяславле Русская церковь Св. Михаила расселась надвое, и упал свод с кровлей трех камор.

Во Владимире Залесском, говорит летописец, иконы подвиглись по стенам, и паникадила со свечами поколебались. Люди изумились «мняхутся тако, яко голова обои шла коего их».

«То же братья, говорит новгородский летописец, не на добро, но на зло, грех деля наших, Бог нам знамения кажет, да быхом ся покаяли от грех наших. Колику Бог, прибавляет он, наведе на ны смерть той весны, да то мы видяще, не разумехом своея погибели, но скорейши быхом на зло», — и предлагает описание страшного голода в Новгороде, и следовавшего за ним мора.