Дротнинг
Шрифт:
Неужели понял что-то, с сомнением подумала Забава, глянув на змеюку. Или просто учуял злобу Харальда, оттого и расшипелся?
Она уже почти закончила свой рассказ, когда Харальд вдруг бросил:
— Тихо, сюда идут.
И быстро развернулся к двери, заталкивая змея под разодранный ворот рубахи.
Хозяева явились, решила Забава. Затем шагнула, собираясь обойти Харальда — и заслонить его на тот случай, если змей вылезет.
Однако Харальд, не оборачиваясь, выставил руку. Оттолкнул ее назад, буркнул:
— Стой
Но это оказались хозяева. Причем пришли все трое, разом. Хакон притащил узлы с одеждой и покрывалами, его жена поставила на лавку поднос с едой и огромный кувшин с элем. Последним заскочил Эйрик. Занес полные ведра, с готовностью предложил:
— Если надо, я…
— Ступай, — проворчал Харальд, даже не дослушав его. — Не хватит, сам схожу. Ключ у вас пробивается перед оградой с севера, верно?
Парнишка кивнул. Следом спросил с надеждой в голосе:
— Так ты возьмешь меня в хирд, конунг…
— Если об этом попросит твой отец, — отрезал Харальд.
И заложил засов на двери, как только надувшийся Эйрик ушел. Повернулся к Забаве, предложил неожиданно мягко:
— Сядь, дротнинг. Раздели со мной хлеб и эль.
— Я не дротнинг, — выпалила Забава.
Сказанное прозвучало слишком резко, и она пристыжено подумала — не заслужил Харальд такого рыка. Он ее от смерти спас, а что до замужества…
Сама пожелала в прятки поиграть. Вот и сыграла!
— Ты, понятно, привык меня так называть, — торопливо добавила Забава. — Но простой бабе ни к чему привыкать к таким словам. Об одном прошу…
Она споткнулась, потому что Харальд вдруг засмеялся. Тихо, шипяще. Следом уронил:
— Не дослушал… так о чем ты просишь, Кейлевсдоттир?
— Позволь мне жить в твоем доме, — твердо объявила Забава.
В уме у нее пролетело — и что смешного я сказала?
Но спрашивать об этом Забава не стала. Еще тверже продолжила:
— В твоем доме и прежде жили бабы, которым ты обещал защиту и кров. Рагнхильд, сестры ее, Нида. Вот и я прошу тебя об этом. Мне носить дитя еще три месяца. Кейлев может принять меня в своем доме, но…
— В наложницы пойдешь? — перебил ее Харальд. И предупредил: — Иначе не приму.
Послушаю, что скажет, с угрюмым весельем подумал Харальд, глядя в лицо Сванхильд — не особо радостное, но все же спокойное. Поспокойней, чем раньше, когда она только вошла сюда.
Может, догадается потребовать крова в уплату за Хааленсваге? Хотя требовать для себя, да еще от того, кто ее спас — это не про Сванхильд…
Забава помедлила.
Я ведь сама захотела к нему вернуться, вдруг подумала она. И в пещере все о Харальде вспоминала. А когда он появился в Хааленсваге, от его руки на запястье дыханье оборвалось…
Что с того, что Харальд на ней не женится? Да и какая из нее дротнинг? Говорят же — не в свои сани не садись!
Забава глубоко вздохнула. Следом
— Другую бабу рядом с тобой видеть я не хочу. Уже знаю, что не выдержу. Но пока ты не женат… и до тех пор, пока не найдешь себе кого-нибудь… я буду твоей наложницей, конунг Харальд.
— Как все повернулось-то, — негромко бросил он в ответ. — Сначала женой не хотела стать, а теперь согласна быть наложницей.
Голос Харальда прозвучал ровно, без насмешки. И в словах ничего, кроме правды, не было. Но Забава все равно ощутила, как к глазам подступают слезы.
— Согласись я тогда, сейчас была бы несчастливой женой, — прошептала она, шмыгнув носом. — А теперь буду хоть и наложницей, но счастливой.
— С двухголовым? — проворчал Харальд.
Затем двинулся. Вроде и не шагнул, но оказался совсем близко.
— Да хоть с трех… — Забава вскинула голову, чтобы смотреть ему прямо в лицо.
Набухшие на глазах слезы просочились в нос, и она задышала ртом. Договорила, разделяя слова короткими вздохами:
— Хоть с трехголовым. Главное, чтобы одна из тех голов была твоей…
А потом Забава все-таки не сдержалась, и шмыгнула носом. Пробормотала:
— Я с тобой когда-то всех счастливей была. Всех баб на свете радостней. Мне бы хоть кусочек той радости сейчас в руки…
Слезы потекли уже вольно, остановить их Забава не могла. И торопливо отвернулась.
Харальд вскинул руку. Коснулся потрепанного платка, прятавшего ее волосы — и чудом не улетевшего во время падения. Сдернул тряпицу к шее, сказал, уже разворачивая Забаву к себе:
— Запомни свои слова, дротнинг. И всякий раз, как захочешь снова сбежать, вспоминай их. А теперь я опять спрошу. Ты станешь моей женой?
Передумал, значит, обессилено подумала Забава, глядя на него снизу вверх и ладонями размазывая по щекам слезы. Или он с самого начала хитрил? Хотел послушать, что ему ответят?
Ответа можно и не ждать, мелькнуло у Харальда, пока он смотрел на плачущую Сванхильд.
Золотистые волосы потемнели и топорщились у нее за ушами облачками коротких прядей, чуть вьющихся на концах. Синие глаза от слез сияли ярче сапфиров, губы алели, напоминая сияние самой же Сванхильд — горевшее для него, когда он оборачивался драконом….
В следующий миг Харальд ее вдруг обнял.
И Забава еще успела вспомнить, что пахнет так, словно десять дней не мылась — а потом одна из ладоней Харальда легла на ее затылок. Она ощутила прикосновение губ, твердых, накрывших ее рот, точно тяжелая печать. Движение Харальдова языка, погладившего небо, тут же отозвалось сладким, жарким нытьем между ног…
Губы Сванхильд были нежней малины, что лопается под рукой, не давая себя собрать. Мелкий язык трепетал лоскутком шелка — и задрожал листком на ветру, когда он впился в рот Сванхильд поглубже.