Друг-апрель
Шрифт:
Он спросил: как лучше сказать? Ну, чтобы только по-человечески. Бабушка посоветовала, как. И куда. И сколько раз. Он взял несколько пирожков, но то, что посоветовала бабушка, он, конечно, не мог повторить даже в голове.
После обеда запустился дождь. Но не обычный, а какой-то дикий, с мелким острым градом. Зонтика у бабушки не нашлось, и Аксён отправился так. Его немного побило, но он это не очень заметил.
Шагал по дороге, навстречу текла вода вперемешку со снегом, Аксён собирал с сиреней лед и жевал. Снег был со вкусом недоваренных макарон, на улице Вокзальной,
Аксён представил, как мужик будет маяться под дождем. В канаве со своим мотоциклом. До ночи.
Выталкивать «Днепр» оказалось не так просто, как представлялось. Мотоцикл тяжелый, а грязь скользкая, они толкали, а машина скатывалась обратно. Тогда Аксён придумал – уселся за руль и принялся газовать, мужик же подкидывал под колесо камни и ветки. Через пять минут вылетели. Благодарный мужик отсыпал Аксёну двести рублей, и Аксён добрался почти уже до самого ее дома, как вдруг посмотрел на себя. Выглядел он не очень, то есть очень не. Джинсы цвета грязи, рубашка тоже, в ботинках жижа. В таком ужасном виде идти к ней было совершенно невозможно, и Аксён снова вернулся к бабушке.
Пироги сгорели совсем. Дом был наполнен дымом и гарью, бабушка уже не материлась, сидела возле печи, вязала носок. Поглядела на Аксёна, рассмеялась. Притащила ему что-то из гардероба дедушки. Выбора не было, Аксён переоделся. И сразу сделался похож на лесоруба, только кепки не хватало.
Дождь не унимался, и он отрезал от тепличной пленки кусок и обернулся в него, как в плащ, но тут застучали зубы. Бабушка, уже тогда не отличавшаяся соколиным зрением, слухом обделена не была. Она схватила Аксёна за шиворот, растерла калганом с редькой, напоила чаем с медом и на час посадила в подушки – прогреваться. Прогрев получился на славу, Аксёну стало жарко, даже очень жарко, он рванул на улицу, но бабушка опять его опередила и всучила ватник, напомнив, что если выскочить так, то воспаление легких обеспечено.
Аксён ватник принял, в ватнике на самом деле теплее.
Простукало уже семь, когда он добрался. Ульяна сидела на крыльце, смотрела на дождь и грызла семечки. Аксён молча сел рядом. Часы вертелись и тикали под телогрейкой, рядом с сердцем. Ульяна посмотрела на него, как на ненормального. Аксён вздохнул и извлек из-под ватника часы. Набрал воздуха.
Она рассмеялась. И сказала, что ждала с утра, что им надо поговорить, она давно собиралась.
Аксён обрадовался. И набрал воздуха во второй раз.
За калиткой загавкала собака. Аксён сдулся. Беседовать с Ульяной под лай не хотелось, разговор предстоял серьезный, а собака лаяла требовательно и настойчиво. Аксён предложил подождать, когда собаке надоест, и они прождали почти двадцать минут. Собака лаяла. Она немного стала переходить на хрип, и Ульяна решила проявить милосердие – поглядеть, что
Они выглянули за калитку и обнаружили псину. Ту самую, которая помогла Аксёну с «Птичьим молоком», теперь она приперлась сюда и зачем-то заявляла о себе.
Собака была вполне заурядная, но Ульяна пришла в умиление. Она затащила собаку во двор, под крышу, тут же побежала домой и принесла печенье, все внимание переключилось на животное.
Ты хотела поговорить, напомнил Аксён. Но Ульяна была уже слишком занята, она уже думала: есть ли у собаки хозяева? Может, она потерялась и безутешные владельцы уже обыскивают город в поисках любимца. Но, скорее всего, бездомная – ошейника нет и ребра торчат, значит, псинку вполне можно забрать себе. Конуру сделать легко, у отца как раз есть в мастерской доски и кусок рубероида…
Аксён слушал. Ничего не получилось. Ничего. Совсем. Он так долго собирался, и все впустую!
Он поплелся домой. В пленке, в фуфайке в грязь и дождь. Деньги оставались, и можно было добраться до Ломов на костромиче, но Аксён отправился пешком. Шагать было тяжело, и внутри что-то болело, и удивительно громко тикали часы, и дрожали руки.
Его встретил старший брат. Смеялся, тыкал пальцем в ватник, они, конечно же, подрались.
Той же ночью собака притащилась за ним, в Ломы, и стала жить. А его младший брат назвал ее Жужжа. В чью-то там честь.
Глава 12
Озеро двигалось в темноте, шевелилось, старалось дотронуться до ног, проверить, убедиться, что все правильно… До берега было далеко, но Аксёну все равно казалось, что вода упорно обходит их справа.
Они сидели у костра. Улька держала в углях прутик, и, когда он подгорал с кончика, выстреливала в темноту искру. В траве разгорался оранжевый фонарик, и Аксён представлял, что это эльфы зажгли огонек у своего домика. Улька стреляла еще, еще и еще, и в сухой траве выстраивалась изогнутая сказочная улица.
Аксён следил за картошкой. Это была сложная задача, – запечь картошку правильно, до рассыпчатости, но Аксён это умел. Они сидели давно, с сумерек, и Аксён не хотел, чтобы наступило утро…
Сначала он решил, что это птица, ночная тварь, сова, или заблудившийся козодой, или летучая мышь, но крик повторился, и Аксён узнал.
Тюлька.
Конечно же.
Аксён поднялся от костра, шагнул в лес, всего два шага, костер исчез, озеро исчезло, и она исчезла. Аксён шагал на голос, оглядывался и видел только ночь.
Закричали совсем уже рядом. Аксён дернулся всеми силами, стараясь прорваться сквозь муку пробуждения в собственном сне.
Он лежал в кровати. Над головой раскачивался сплетенный Тюлькой ловец снов, бусина на правом витке, отягощенная дурными снами, сползла вниз, сам Тюлька кричал на дворе.
Аксён выскочил из постели. Натянул джинсы, кеды, куртку, вылетел на воздух, оглядел пространство перед домом.
Двор. Двор как двор, как всегда. Бурьян, дрова, покрышки, ржавые бочки. Возле колодца Чугун и дядя Гиляй. Оба смотрят вниз с чрезвычайно сосредоточенными лицами.