Друг на все времена
Шрифт:
Правда, часто трудно установить: у кого мужество есть, а у кого оно отсутствует. Героическое порой просыпается в человеке неожиданно как для других, так и для него самого.
Лермонтов писал в своей неоконченной юношеской повести «Вадим»:
«В важные эпохи жизни иногда в самом обыкновенном человеке разгорается искра геройства, неизвестно доселе тлевшая в груди его, и тогда он совершает дела, о коих до сего ему не случалось и грезить, которым даже после он сам едва верует».
Искры геройства в отдельных людях разгораются в важные эпохи жизни и целых народов. Вспомним первые дни после
Однажды – это было осенью 1920 года – в молодую Советскую республику приехал знаменитый писатель западного мира Герберт Уэллс. Он встречался с Лениным, разговаривал с ним. Он знакомился с тогдашними Москвой и Петроградом. Потом вернулся в Англию и написал книгу «Россия во мгле».
Книга эта – свидетельский документ, документ тем более ценный, что составил его человек, отнюдь не сочувствовавший революции, даже откровенно к ней враждебный. Но Уэллс сочетал враждебность к революции с остротой взгляда и известной объективностью, желанием увидеть правду.
Вот что писал Уэллс:
«Поразительно, что цветы до сих пор продаются и покупаются в этом городе (Петрограде. – В. К.), где большинство оставшихся жителей почти умирает с голоду и вряд ли у кого-нибудь найдется втором костюм или смена изношенного и залатанного белья».
«Как это ни парадоксально, русское драматическое и оперное искусство прошло невредимым сквозь все бури и потрясения и живо по сей день. Оказалось, что в Петрограде каждый день дается свыше сорока представлений, примерно то же самое мы нашли и в Москве»...
«В Доме литературы и искусств мы слышали кое-какие жалобы на нужду и лишения, но ученые молчали об этом. Все они страстно желают получить научную литературу; знания им дороже хлеба».
«В этой непостижимой России, воюющей, холодной, голодной, испытывающей бесконечные лишения, осуществляется литературное начинание, немыслимое сейчас в богатой Англии и богатой Америке... Духовная пища английских и американских масс становится все более скудной и низкопробной, и это нисколько не трогает тех, от кого это зависит. Большевистское правительство стоит на большой высоте. В умирающей от голода России сотни людей работают над переводами; книги, переведенные ими, печатаются и смогут дать новой России такое знакомство с мировой литературой, какое недоступно ни одному другому народу».
«Коммунисты же, что бы о них ни говорили,– это люди идеи, и можно не сомневаться, что они будут за свои идеи бороться. Сегодня коммунисты морально стоят выше всех своих противников...»
Как возникает подвиг? Что к нему ведет?
Во всяком подвиге есть две стороны: внешняя и внутренняя, то есть самый подвиг (его вершина, исполнение) и подготовка к нему (моральное созревание подвига).
Подвиг – минута, звездная минута человека. В сущности, высшая его награда. Подготовка к подвигу – вся жизнь.
Обычно воспевают подвиг. Должно быть, это правильно. Он виден всем и он воспитателен. Он будит лучшие чувства в других.
Но начинается все не со столь очевидного. Подвигу обычно предшествует – пусть потаенная – звездная жизнь. Как плод не вырастает на засохшей ветке, так героизм не озаряет жалкую душонку.
А коли так, то у чего учиться, спрашивается,
У подвига, то есть у момента, или у жизни, породившей подвиг?
Думаю, у жизни.
У жизни надо учиться еще и потому, что далеко не всякая по-настоящему звездная жизнь (и тем способная многому доброму научить) озаряется звездными минутами.
Мне вспоминается судьба одного инженера, захваченного в годы войны врагами. Эсэсовцы требовали от него, чтобы он стал предателем. Его пытали, мучили в лагерях. Убили его жену, мать, сестру, брата, которые также оказались у врагов. И все же он не сдался и даже чудом выжил.
– Это подвиг: выжить в таких условиях,– заметил мой товарищ, когда нам рассказали историю инженера.
– Выжить не подвиг, выдержать – подвиг,– возразил рассказчик.
Вот – мужественная жизнь! А вроде бы даже и сделано «не было ничего».
Впрочем, данный подвиг в том и заключался: выдержать, не сделав низости, не совершив предательства.
Звездная жизнь
...Люди умные и энергичные борются до конца, а люди пустые и никуда не годные подчиняются без малейшей борьбы всем мелким случайностям своего бессмысленного существования.
46
Писарев Дмитрий Иванович (1810–1868) – русский критик, философ-материалист, революционный демократ.
Посвятим эту главу примерам из жизни выдающихся ученых, сохранивших, несмотря ни на что, верность избранному пути, своим идеям, своим жизненным принципам.
Возьмем примеры исторические. Они, так сказать, «отстоялись», видны отчетливее, более поучительны.
Образцом терпения и самоотверженности во имя научных целей является многолетняя деятельность знаменитого французского энтомолога (специалиста по насекомым) Жан-Анри Фабра.
Почти без всяких средств (выходец из крайне бедной семьи, он жил на грошовое жалованье сельского учителя), Фабр отдавал все свое свободное время любимому занятию. Лишь на склоне лет он приобрел широкую известность, когда вышли десять томов его «Энтомологических воспоминаний» – результат пятидесятилетних наблюдений. Это полное драматизма произведение – вклад в науку и художественную литературу одновременно. Оно заслужило высокую оценку самых выдающихся людей. Дарвин называл Фабра «несравненным наблюдателем», а бельгийский писатель Метерлинк – «Гомером насекомых».
Впечатляющей, наглядно показавшей значение выдержки и самообладания была история поисков супругами Вальтером и Идой Ноддак элемента № 75 Менделеевской таблицы, названного затем рением.
Рений чрезвычайно рассеянный и очень редкий элемент земной породы. Его запасы незначительно отличаются от запасов радия, но искать рений еще труднее, потому что он не выдает себя такими свойствами, как радиоактивность.
Супруги Ноддак претерпели много неудач. Впоследствии они писали об этом так: