Друг сына
Шрифт:
– Э-э-э… – пытаюсь вклиниться я, но тут подает голос Матвей, до этого упорно притворявшийся немым:
– Без проблем.
Выходит из машины, открывает багажник, забирает мою сумку, затем распахивает дверцу с моей стороны и подает руку, чтоб помочь выйти.
И все это – в пару секунд, клянусь!
Я только рот раскрыть успеваю, да промычать что-то невнятное.
– Ага, супер! – спокойно кивает Димасик, – Мот, ты потом тоже подгоняй, Леван, вроде, на вечер сегодня собрание хочет сделать.
Матвей кивает и продолжает протягивать руку, глядя на меня сверху вниз
– Мамкин, если ты думаешь, что я забыл про курортных мужиков, то зря ты так думаешь, – огорошивает меня Димас, – потом поговорим!
Я смотрю на него, потом на ухмыляющуюся Верку, после – на протянутую руку Матвея.
Вздыхаю и принимаю ситуацию такой, как она есть.
То есть, неопределенно сложной и определенно неправильной.
Глава 5
Машина Димасика срывается с места настолько шустро, что я только и успеваю отследить ехидную физиономию Верки в заднем стекле.
Нелепо сжимаю в руках лямку дорожного рюкзачка, с напряжением ощущая спиной тяжелое присутствие Матвея. Он совсем рядом стоит, и его дыхание, кажется, шевелит волосы на макушке.
И вот что делать сейчас?
Он ведь звонил тем вечером, когда мы с Веркой оплакивали на балконе мое очередное моральное падение. Звонил, не раз и не два.
А потом еще и приехал, правда, заценив крупногабаритную фигуру подруги на балконе, не стал заходить. И звонить перестал, понятливый такой.
Просто постоял во дворе, картинно привалившись задницей к сиденью своего навороченного байка, покурил, бросая наглые до беспредельности взгляды на мои окна и балкон.
Верка тогда еще, заценив в очередной раз с высоты его фигуру и общий разнузданно-сексуальный видок, задумчиво проронила:
– Слушай, а горячий же… Может, зря бегаешь?
– Ой, отвали, – с досадой отмахнулась я, украдкой тоже бросая внимательные взгляды на высоченного широкоплечего парня, в брутальной кожанке и потертых джинсах, – говорили уже про это миллион раз.
– Нет, ну я понимаю, что на постоянку его не надо, – Верка прищурилась, хищно осматривая Матвея, на которого уже повыпадали из окон местные бабки и замужние и незамужние соседки, – но для здоровья-то… Почему нет? Сама говоришь, в постели огнище…
– Вер, закрыли тему, – рявкнула я и, преодолевая сопротивление организма, не желающего упускать из поля зрения вкусного парня, вышла в кухню.
Верка вздохнула и двинулась следом за мной.
И остаток времени мы провели куда более продуктивно: изучая горячие предложения турагентств.
Я так и не ответила ни на один звонок Матвея, и в последующие два дня тоже.
На третий день он перестал звонить, видно, выяснил у Димасика, куда делась его мамаша.
И вот теперь мне, похоже, придется отвечать за свое лютое молчание и выверт с внезапным отъездом на курорт в компании очень даже свободной в нравах подруги.
Не то, чтобы я оправдываться собираюсь, но Матвей, несмотря на возраст, умеет… спрашивать. И настаивать на честных ответах. Мелкий гад.
Где только этому научился?
Я всегда думала, что наша разница в возрасте, все эти
Короче говоря, относиться к нему так, как и положено серьезной взрослой женщине относиться к другу своего сына. С легким снисхождением и пониманием.
Но с Матвеем это фокус никогда не прокатывал. С самого начала не прокатывал… К сожалению.
И вот сейчас я должна бы спокойно повернуться и, посмотреть в его глаза, заговорить о чем-то незначительном, может, холодно поблагодарить за помощь. Ни в коем случае не опускаясь до объяснений своего поведения, потому что какого черта я должна оправдываться за то, что внезапно решила отдохнуть? И за то, что не отвечала на звонки? И вообще… Кто он мне? Никто. И ничем я ему не обязана…
Должна бы.
Но не могу.
Потому что это потом, после всего, когда оказываюсь в одиночестве, вдалеке от пагубного влияния Матвея, в голову мою приходят все эти правильные и такие логически уместные вещи про возраст, опыт, и кто тут у нас серьезная женщина, а кто мелкий гад, потерявший всякий стыд и пиетет перед возрастом…
Очень умные, короче говоря, мысли в голове у меня появляются. Жаль, что запоздалые.
А сейчас я стою, нелепо переминаясь с ноги на ногу, сжимаюсь непроизвольно, ежусь от горячего гневного дыхания за спиной… И ужасно боюсь поворачиваться.
И встречаться взглядом с ним, другом моего сына, на беду мою встреченным когда-то…
– Ну что? – первым прерывает дурацкую затянувшуюся игру Матвей, – может, повернешься?
Уф-ф-ф… Ну, это смешно, в конце концов…
Выдыхаю, поворачиваюсь, запрокидываю голову, храбро встречаясь с внимательным, немного насмешливым взглядом Матвея.
И тут же растерянность и легкий стыд переходят в привычную злость.
Вот всегда он во мне целый коктейль эмоций вызывает!
Прямо с того самого момента, когда первый раз его увидела.
Это случилось два месяца назад.
Я потеряла ключи от дома, черт его знает, как это случилось, и вызвонила Димасика.
День был тяжелый, помню, перед Восьмым марта все как с цепи срываются обычно. Такое ощущение, что есть какая-то примета, из-за которой ни в коем случе нельзя встречать Восьмое со старым маникюром. Обычно за неделю до праздника у меня все битком, а внезапные окошки мгновенно заполняются другими желающими. И это радостно, конечно, потому что деньги, потому что Новый год и весенний женский праздник по традиции дают возможность неплохо заработать. Но и невероятно напряженно, конечно, тяжело. А в этот день еще и клиентки, как на подбор, капризные были. То им цвет не тот, переделайте, причем, уже когда все подсушили и финиш нанесли. То просто не можем выбрать из десятка оттенков красного тот самый, который должен покорить сердце мужчины. Учитывая, что мужикам обычно глубоко пофиг, какой цвет на ногтях (а если не пофиг, то это прямо звоночек), то такие капризы выматывают своей бессмысленностью.