Другая история литературы. От самого начала до наших дней
Шрифт:
Византия во времени и пространстве
Одновременность греческой и римской литератур I века до н. э. – I века н. э. должна была привести к значительной их взаимосвязи и взаимозависимости. Но так как этого не произошло (в рамках традиционной хронологии), историки выдумали теорию о том, что греки не желали знать никакой другой культуры. («Чтобы грек услышал, нужно было говорить по-гречески»).
Сложилась фантасмагорическая ситуация: греки так убеждены в превосходстве своей культуры, что не хотят знать никакой другой, а сами ничего не пишут. Везде нравственное разложение (после падения Карфагена), и в то же время огромные успехи в науке, предвосхитившие достижения Нового времени!
Например вот как сообщается во Всемирной истории литературы об анонимном трактате «О возвышенном», который датируют 20-50-ми годами I века н. э. (линия № 8, XVI реальный век):
«Греческая литература пребывала в состоянии глубочайшего, явного, черного унижения… Что из написанного на
В чем тут дело? Дело в том, что история Византийской (Ромейской) империи в наибольшей степени послужила «строительным материалом» при создании Скалигером оккультной, ставшей ныне традиционной хронологии разных стран. Не зря Вольтер называл византийскую историю «позором человеческого ума», – но она стала так выглядеть лишь после того, как из нее изъяли солидные «куски» и передали их историям Вавилона, Рима, Афин, Египта, да к тому же еще и мифической монголо-татарской империи.
Вся история человеческой цивилизации есть эволюция методов сохранения, обработки и передачи информации. Можно выделить следующие четыре этапа этой эволюции: овладение человека речью, появление письменности, изобретение позиционной системы счисления и скорописи (XI век), изобретение печати (XV век). Сейчас человечество вступило в пятый этап: развитие информационных технологий.
Первый и пятый этапы остаются за пределами нашего исследования. На втором этапе, в период, когда единственным алфавитным письмом было так называемое древнееврейское письмо, возникло впервые государственное образование, развившееся со временем в Византийскую (Ромейскую) империю. Точную дату здесь указать нельзя, но она, конечно, должна находиться ниже линии № 1 нашей синусоиды; предположительно это III–IV века н. э. стандартного летосчисления.
Это не была империя в современном значении слова, а скорее добровольный союз племен и народов, объединившихся на основе общности письменности, признании единого Бога, дающего власть человеку (императору), а также на совместной эксплуатации единичных в то время источников металла. Медь добывали на Кипре, серебро в Испании, золото в Египте, а железо плавили в Венгрии, в Пеште, хотя названия местностей тогда были, очевидно, другие.
Очень скоро – возможно, менее чем через сто лет, империя развалилась. Причины просты: появление новых источников сырья на землях, князья которых не желали делиться с другими, а также появление новых алфавитов, сначала греческого, а на его основе латинского. В VIII веке начали формироваться национальные письменности Европы; для убедительности процитируем Большой энциклопедический словарь 2000 года выпуска:
«Народно-разговорный латинский язык перестал существовать в 9 в., к этому времени закончилось формирование романских языков на его основе. В Средние века (латинский язык) существовал в качестве общего письменного языка западноевропейского общества, католической церкви, науки и частично литературы».
Из-за отсутствия у императора достаточных военно-технических средств и надежных средств коммуникаций началось обособление территорий, что привело к возникновению различных толкований религиозных положений. Но первичное применение всеми входящими в империю племенами еврейской письменности и исповедание первичной религии (арианства) привело к тому, что в V–VII веках сложились однотипные государства – каганаты, протянувшиеся от Испании до Сибири: Иберийский, Тюркский, Русский, Хазарский, Уйгурский и другие.
Историю этой империи, какой она была со всеми дроблениями, от самого ее возникновения и до XII века н. э. включительно, хронологи отдали старовавилонскому царству, Ассирии и Египту, не только разместив события в глубокой древности, но и придав им циклический характер. Пятикнижие Моисеево является сводом этой истории в литературной обработке.
Греческая событийность XIII–XV веков была искусственно удлинена и предстала как история Византии IV–XV веков; светская литература, искусство и наука «достались» Древней Греции и Риму.
Мы уже показали в предыдущих главах, что в XV веке греческий язык широко использовался в Европе, в частности в Италии. Понятно, что и в XVI веке он мог оставаться, наряду с латинским, языком науки. А это – линия № 8 нашей синусоиды. «Загнав» эллинизированных ученых этого времени в какой-то выдуманный минус II – плюс I век, историки и были вынуждены выдумывать теорию, что якобы греки, не желая знать никакой культуры, не писали литературных текстов, но все же почему-то занимаясь наукой.
Здесь подмена в том, что эти «греки» уже не были византийцами!
Например никем, кроме как гуманистом, нельзя назвать драматурга Феокрита, автора III века до н. э., линия № 7. Он пишет о греках, поселившихся в Александрии. Они обратились к учению жрецов о загробном мире и к их магическим обрядам; большое их внимание привлекал культ Исиды, которая сумела вернуть к жизни своего супруга Осириса. В комедии женщины идут на праздник Адониса, возлюбленного Афродиты; эту историю использовал также Шекспир в своей поэме «Венера и Адонис» в XVI веке, линия № 8.
Приведем фрагмент комедии. Сцена происходит в Александрии
Горго.
Что, у себя Праксиноя?
Праксиноя.
Горго! Где пропала? Войди же!
Диво, как ты добралась. Ну, подвинь-ка ей кресло, Эвноя.
Брось и подушку.
Горго.
Спасибо, чудесно и так.
Праксиноя.
Да присядь же!
Горго.
Ну, не безумная я? Как спаслась – сама я не знаю.
Вот, Праксиноя, толпа! Колесницы без счета четверкой!
Ах, от солдатских сапог, от хламид – ни пройти, ни проехать.
Прямо конца нет пути – нашли же вы, где поселиться!
Праксиноя.
Все мой болван виноват: отыскал на окраине света
Прямо дыру, а не дом – чтобы с тобой мне не жить по соседству.
Назло, негодный, придумал: всегда вот такой он зловредный.
Горго.
Ты муженька бы, Динона, бранить погодила, голубка:
Крошка ведь здесь, погляди, – с тебя же он глаз не спускает.
Зопирион, дорогой мой, она не про папу – не думай!
Праксиноя.
Все понимает мальчишка, клянусь.
Горго.
Ах, папочка милый!
Праксиноя.
Давеча папочка этот (для нас – это все «давеча», впрочем)
Соды и трав для приправы пошел мне купить на базаре,
Соли принес! А верзила – тринадцать локтей вышиною!
Горго.
То не у нас. Диоклид мой – деньгам перевод, да и только:
Взял он овчинок пяток за семь драхм – словно шкуры собачьи
Или обрывки мешков. Сколько же будет над ними работы!
Плащ ты теперь надевай поскорей и с пряжками платье,
Вместе пойдем мы с тобой в палаты царя Птолемея,
Праздник Адониса там. Говорят, что по воле царицы
Все там разубрано пышно.
Праксиноя.
Ну да, у богатых – богато!
Горго.
Все, что увидишь, о том перескажешь тому, кто не видел.
Время, пожалуй, идти.
Праксиноя.
Кто без дела, всегда ему праздник…
Боги, какая толпа!
Ах, когда бы и как протесниться
Нам через весь этот ужас! Без счета – ну впрямь муравейник!
Много ты сделал добра, Птолемей, с той поры, как родитель
Твой меж богами живет. Никакой негодяй не пугает
Путника мирного нынче по скверной привычке египтян.
Прежде ж недобрые шутки обманщики здесь учиняли;
Все на один были лад – негодяи, нахалы, прохвосты.
Что же нам делать, Горго, дорогая? Смотри, перед нами
Конницы царской отряд. Любезный, меня ты раздавишь!
Рыжий-то конь – на дыбы! Погляди, что за дикий!
Эвноя!
Словно дворняжка смела! Не бежишь? Он же конюха топчет.
Как же я рада, что дома спокойно малютка остался!
Горго.
Праксиноя, взгляни на толпу у ворот.
Праксиноя.
Глазам не поверю. Горго, возьми меня за руку, ты же, Эвноя,
Держись за Эвтихию. Крепче держись, не то
Потеряем в толпе мы друг друга.
Все в едином потоке стремятся, все рвутся вовнутрь!
Рядом быть постарайся, Эвноя. Позор-то какой мне -
Мое летнее платье разорвали надвое! Послушай, любезный,
Ты не мог бы быть чуть осторожней. Взгляни на работу свою.
Первый мужчина.
Не моя в том вина, здесь должны быть мы все осторожны.
Праксиноя.
Что за давка! Мы словно бы свиньи у пойла.
Мужчина.
Так держать! И мы будем там, дай только срок.
Праксиноя.
Как я вам благодарна, любезный, за вашу заботу.
Это так мило, что вы проявляете столько вниманья.
Ох, Эвноя в беде! Растолкай же их! Так!
Наконец-то!
«Все в сборе», – молвил жених и двери закрыл.
Горго.
Праксиноя, иди сюда. Прежде взгляни
На вышивку тонкую эту. Подумаешь, что для богов
Были сделаны эти одежды.
Праксиноя.
О, защитница наша Афина! Кропотливые руки каких мастеров
Изготовили их, что за дивный художник -
Автор этих картин, столь изящной работы?
Они словно живые, вот-вот шевельнуться:
Живые, ей-богу, не нитью расшитые лица.
Дань таланту людскому. Взгляни на него -
Восхитительный юноша, что лежит на серебряном ложе,
Едва пробивается нежный пушок на лице.
Ты троекратно любим, наш Адонис.
Даже в Аиде ты троекратно любим.
Второй мужчина.
Замолчите вы, женщины,
Хватит вам охать да ахать,
Воркуя как голуби в поле. Всякую гласную
Вы исковеркали с вашим никчемным акцентом.
Праксиноя.
Откуда он будет?
Тебе что за дело, что мы говорим на дорийском?
Ты будешь рабам своим рот затыкать, а не нам!
Ты думал, что будут послушно
Внимать тебе сиракузянки? К тому же
Мы коринфянки, как был Беллерофон.
Мы говорим на языке Пелопоннеса.
А говорить вольны дорийцы на дорийском,
Полагаю…