Другая история. «Периферийная» советская наука о древности
Шрифт:
В начале 1930-х гг. он в Москве, работает в Московском архивном управлении и исторической библиотеке, занимается сбором материалов для находившейся тогда под шефством М. Горького серии об истории фабрик и заводов 231 , и это в общем было явно не то, чем он бы хотел заниматься и далее. Тем не менее с 1929 г. начинается и кое-что новое в его жизни – он начинает сотрудничать с издательствами «Безбожник» и «Атеист», для которых в течение последующего десятилетия подготовит серию брошюр.
231
См.: Бранденбергер Д. Кризис сталинского агитпропа. Пропаганда, политпросвещение и террор в СССР, 1927–1941. М., 2017. С. 76 сл.
Борьба с религией в советский период была поставлена широко, но на раннем этапе, как и во всех остальных сферах, квалифицированных специалистов катастрофически не хватало. Первоначально проблема решалась за счет переводов и переизданий книг зарубежных авторов, которые можно было использовать в своих целях, – то, что Ленин в типичной для него манере сведения
232
Ленин В. И. О значении воинствующего материализма // Ленин В. И. Полн. собр. соч. М., 1970. Т. 45. С. 28. Артур Древс (1865–1935) – немецкий философ и автор сочинения «Миф о Христе» (1909), в котором отрицалась историчность личности Иисуса. Сам Древс при этом вовсе не был атеистом, увлекаясь идеей разработки новой религии.
233
Метель О. В. Проблема происхождения религии в советской историографии 1920–30-х гг. // Журнал Белорусского государственного университета. История. 2017. № 4. С. 30.
Так советской пропаганде понадобились люди с классическим образованием. Возможно, в это время Дмитрев знакомится с А. Б. Рановичем, который был редактором в «Безбожнике» (хотя нельзя исключать и какого-то более раннего знакомства в Киеве, откуда Ранович переехал в Москву в 1929 г.) 234 . И это тоже интересный факт, потому что Ранович – пример безусловной удачи в научной карьере того периода, при этом его путь типологически сходен с путем Дмитрева. До революции никто бы и не подумал, что у этих людей есть что-то общее, но теперь акценты сместились. Ранович (до революции – Рабинович), обучавшийся в хедере и из-за еврейского происхождения не сразу поступивший в Киевский университет, тоже хорошо знал древние языки (включая, само собой, древнееврейский), и его вхождение в советскую науку также началось с базы, заложенной антирелигиозными брошюрами, которые они писали с Дмитревым в одни и те же годы.
234
Абрам Борисович Ранович: документы и материалы. С. 8.
Рецепт создания таких работ был прост: в качестве темы брался тот или иной религиозный персонаж или сюжет, чаще всего выбирались Иисус Христос, Мария, святые, пророки, религиозные праздники 235 . Далее показывались их исторические корни, их изначальное значение, что должно было развеять ореол святости вокруг рассматриваемого явления; затем рассматривалась эволюция, суть которой всегда сводилась к тому, что священники, прикрывая флером морального авторитета примитивизм начальных обрядов и идей, приспосабливали их к нуждам эксплуатации высшими классами низших. Могло варьироваться соотношение основных составляющих этого рассказа, быть более или несколько менее резким стиль высказываний, богаче или беднее библиография, но основная схема оставалась стандартной, и по ней писало в те годы достаточное количество авторов.
235
Румянцев Н. Сошествие святого духа на апостолов // Атеист. 1926. № 5. С. 32–38; Он же. Пророк Илия // Атеист. 1928. № 28–29. С. 1–61.
Отличались ли Ранович и Дмитрев от этого большинства? Да, но не принципиально – прежде всего уже упомянутой большей ученостью, возможностью апеллировать не только к основным сочинениям, но и к более частным источникам или исследованиям. Но ученость – еще не наука. Если говорить кратко, то научным можно называть то исследование, которое обладает проверяемыми аппаратом и методикой, рассматривает существенную проблему, отличается непредвзятостью и стремлением к получению новой информации. Желателен, но совсем не принципиален и академический стиль. Использование источников и литературы, научная аргументация – это, при всех оговорках (о них ниже), мы можем наблюдать в упомянутых брошюрах; с некоторым колебанием можно признать и то, что многие поднимаемые в них вопросы были действительно актуальными научными проблемами. Но ни непредвзятости, ни попытки получить новое знание здесь нельзя увидеть даже при всем желании. Читателей работ тех лет чаще всего смущает (или даже возмущает) бойкий пропагандистский стиль, но это лишь поверхностное проявление отсутствия настоящей научности в содержании самих работ.
Дмитрев писал о личности девы Марии, об историчности Христа, также о неприглядной роли русской церкви в истории страны. Содержательно это – воспроизведение традиций «мифологической школы» (при всей условности данного термина), смысл основного тезиса которой можно передать следующей дмитревской цитатой: «никакой девы Марии в действительности не было, а ее образ есть продукт синкретизирующей волны, влившейся в первоначальное христианство из общего потока языческих мифов и культов» 236 . Вместо девы Марии можно было подставлять любых других евангельских персонажей, снабжая это разной степени ироничности высказываниями о роли и деятельности церкви. Этот тезис Дмитрев иллюстрирует подбором археологических данных.
236
Дмитрев А. Личность
Уже в этих ранних брошюрах обращает на себя внимание несколько черт. Прежде всего, их автор действительно хорошо ориентируется в научной литературе по теме, а таковая в тот период – исключительно либо зарубежная, либо русская дореволюционная; правда, заметную ее долю составляют работы конца XIX в. Это были уже несколько устаревшие ко времени написания брошюр исследования, но тут играло роль как то, что он мог читать их еще в годы обучения в Киевской духовной академии, так и то, что тогда новая научная литература из-за рубежа в Советский Союз поступала в мизерном количестве.
Во-вторых, заметна неустойчивость стиля. Часть текста написана в нарочито упрощенной манере, иногда с публицистическими апелляциями к читательской психологии, другая же – близко к академической 237 . Современных читателей Дмитрева больше задевает именно его неуклюжая манера насмешек над религией и неуместный социалистический оптимизм, но стоит отметить, что они, видимо, давались с большим трудом и самому автору.
В-третьих, Дмитрев оказывается неаккуратен в полемике даже в таком жанре, который дает фактический карт-бланш для того, чтобы разгромить оппонента. Но как только ему встречается более или менее сильный довод, он уклоняется от разговора по существу 238 .
237
Ср.: «Кто не искал скорой помощи и заступления от тисков капиталистического режима у „милосердной ходатайницы и заступницы“ за род христианский?» (Дмитрев А. Личность девы Марии в свете археологии. С. 4) и «Археологические памятники раннего христианства свидетельствуют, напротив, о весьма большом знакомстве первых прозелитов христианства со всеми видами изобразительных искусств, и некоторые, даже самые ранние, композиции, находимые в катакомбах, по тонкости и уменью их технической передачи ни в чем не уступают, например, помпеянским фрескам и говорят о большом знании христианскими художниками эллинистических основ стиля и приемов творчества» (С. 13–14).
238
Там же. С. 30: «Правда, защитники церковных традиций говорят, что такое изумительное сродство изображений христианской богородицы с дохристианскими якобы нарочито поощрялось отцами и учителями церкви как своего рода „полемическое противоположение“ изображению идолов древности. Это – остроумное предположение. Но несомненно, что для церкви было бы в тысячу раз приятнее, чтобы начальная пора ее возникновения не оставляла вовсе таких следов „полемического противоположения“».
Наконец, последнее, что можно здесь увидеть, – неразборчивость и широта аргументации Дмитрева. Он может менять точку зрения в зависимости от того, что ему нужно доказать в данный момент: если ему нужно указать на то, что аутентичных портретов девы Марии не могло быть в принципе, то он замечает, что легенда о Луке, написавшем первый портрет девы Марии, неверна, ибо Лука, как еврей, не имел навыков живописца 239 ; если же он хочет показать, что портреты Иисуса непременно сохранились бы, будь тот историческим персонажем, то вспоминает, что запрет на написание портретов не всегда выполнялся строго 240 . Широту аргументации лучше всего иллюстрирует стремление Дмитрева объяснять все сходные обряды в мировых культурах одной и той же религиозной основой; желая показать, что образ рыбы у ранних христиан является в сущности языческим, он пишет: «чудесная рыба, принимающая иногда вид дельфина, становится спасителем людей уже в религиозных мифах древних индусов» 241 . Вряд ли Дмитрев не мог ничего знать о том, что и сам метод пережитков, и его расширительное применение ко всем странам и народам уже заслужили весомую критику как раз в начале XX в., когда он получал образование. Это говорит о том, что применение архаических научных методов в популярных работах было для него отчасти вынужденным в силу отсутствия возможности использовать другие, отчасти сознательным выбором – поскольку устаревшей методикой гораздо легче манипулировать.
239
Там же. С. 10.
240
Дмитрев А. Вопрос об историчности христа в свете археологии. Изд. II, доп. М., 1930. С. 4. В довоенный период, исходя из логики борьбы с религией, советская литература писала «бог», «христос» и «библия» исключительно со строчной буквы.
241
Там же. С. 28.
Нет ничего удивительного в том, что все эти черты остаются неизменными и при написании по сути таких же брошюр, посвященных истории русской православной церкви или народным движениям на Украине. Трактовку Дмитревым церковной истории специалисты оценивают как радикальный вариант концепции М. Н. Покровского 242
242
Винокуров Д. А. К вопросу о механизмах восприятия истории русской церкви в работах историков «Школы М. Н. Покровского» (Иосиф Волоцкий в исследованиях 1920–1930-х гг.) // Вестник Волжского университета им. В. Н. Татищева. 2011. № 7. С. 165. Там же отмечен и пример прямой фальсификации исторического факта Дмитревым. О «школе Покровского» в рамках темы раскола см.: Балалыкин Д. А. Русский религиозный раскол в контексте церковно-государственных отношений второй половины XVII в. в отечественной историографии: автореф. дис. … д-ра ист. наук. М., 2007. С. 25–26.
Конец ознакомительного фрагмента.