Другая сторона доллара

Макдональд Росс

— Но об этом знают только он и я.

Его защищающийся тон придал мне смелости. Я перешагнул освещенное пространство, лежащее между нами, и вошел в кухню. Он не делал попыток помешать мне. Босиком, в пижаме, он стоял прямо лицом ко мне — седоголовый, с перекошенным лицом и виноватыми глазами.

— Брат ничего не говорил о приятеле.

— Вот как? А что он вам говорил?

— Ничего. То есть... — Он попытался прикусить, нижнюю губу, но у него были искусственные зубы, и они выпали. До тех пор, пока он не вернул их на место, он выглядел

насмерть перепуганным. — Он ничего не говорил о вас и вообще ничего не говорил. Я не знаю, зачем вы пришли ко мне. Это моя машина. Мы с ним обменялись.

— Это было благоразумно?

— Не имею представления. Может быть, и нет.

Он бросил быстрый взгляд на гору немытой посуды, сваленной в раковину, словно это она несла ответственность за его неблагоразумные поступки.

— Во всяком случае, вас это не касается.

— Это касается всех, Гарольд. И сейчас вы должны думать именно об этом.

Он хотел произнести слово «да», но только беззвучно пошевелил губами. На глазах его показались слезы, и он высказал самое страшное подозрение, какое только могло прийти ему в голову:

— Вы из ФБР?

— Я полицейский агент. Мне необходимо поговорить с вами.

— Здесь?

— Чем это место хуже других?

Он оглядел свою маленькую закопченную комнатушку так, словно увидел ее в первый раз. Мы сидели друг против друга за письменным столом, заменявшим обеденный и покрытым пластиковой клетчатой скатертью, местами протертой до дыр.

— Я не принимал в этом никакого участия, — сказал он. — Не хотел принимать.

— Кто вас заставил?

— Он уже не первый раз причиняет мне неприятности, вернее, постоянно причиняет. Это продолжается последние тридцать пять лет. А ведь он уже достиг такого возраста, когда мог бы и образумиться. Я не обманываю вас.

— Что вы имели в виду, говоря о неприятностях, которые он причинял вам? На этот раз что было?

Он пожал сгорбленными плечами и поднял ко мне руки ладонями вверх — так, словно я и вправду смог бы увидеть на них стигматы.

— Он замешан в этом похищении?

— Он говорил вам об этом?

— Он никогда ничего не рассказывает мне о своей жизни. Но я могу узнать кое-что из газет. С тех пор как я прочитал об этом в сегодняшних газетах, мне страшно выходить из дома. Знаете, что сделала моя жена? Она взяла такси, добралась до автобусной станции и уехала обратно к своей матери в Окснард. Она даже не вымыла посуду со вчерашнего вечера.

— Когда ваш брат был здесь?

— Вчера вечером. Он приехал сюда около половины одиннадцатого. Мы уже собирались спать, и мне пришлось встать. Мы сидели с ним здесь же, где и сейчас сидим с вами. Я подумал, что с ним что-то произошло по пьяному делу, — у него был такой дикий взгляд, но я не знал, что именно. Он рассказал одну из вечных своих историй о том, что выиграл много денег в покер у каких-то моряков в Даго и они теперь гонятся за ним, чтобы отобрать их. Вот почему, как он сказал, он хочет поменяться со

мной машинами.

— Почему вы согласились?

— Не имею понятия. Трудно сказать «нет», когда Майкл чего-нибудь хочет.

— Он угрожал вам?

— Не в этом дело. Я, конечно, знал, что у него с собой револьвер, я видел, как он забирал его из машины. — Он поднял на меня глаза. — Когда появляется Майкл, вы всегда ощущаете в воздухе какую-то опасность. И если встать у него на пути, он спустит курок быстро, не раздумывая.

У меня были основания поверить ему.

— Модель вашей машины и ее номер?

— Двухдверный «плимут» образца 1958 года, номер ИКТ-449.

— Цвет?

— Синий. Два тона.

— Я хочу задать вам очень важный вопрос. Не было ли с Майклом мальчика? Вот этого? — Я показал ему фотографию Тома.

Он покачал головой.

— Нет, сэр.

— А он не говорил вам, где этот мальчик?

— Он вообще не упоминал ни о каком мальчике, поэтому я о нем ничего не знаю.

— Вы знаете, где он провел прошлую ночь?

— В пути. Вчера днем он звонил мне из Лос-Анджелеса. Сказал, что, может быть, заглянет, но велел никому об этом не говорить.

— Когда он звонил вам, не говорил ли что-нибудь о замене машины?

— Нет, сэр.

— А вы и ваш брат не имели предварительной договоренности об обмене машинами?

— Нет, сэр.

— И не знали о похищении до тех пор, пока не прочли сегодняшние газеты?

— Так и есть. И об убийстве тоже.

— Вы знаете, кого убили?

Он опустил голову, слегка покачивая ею на ослабленных мышцах шеи. Потом он замер, закрыв руками затылок, словно боялся, что кто-то ударит его сзади.

— Мне кажется... Я слышал о Кэрол...

— Да. Это Кэрол.

— Как ужасно это слышать. Она была чудесной девчушкой, много лучше, чем он заслуживал.

— Вам нужно было самому прийти с этими сведениями, Гарольд.

— Я знаю. И Лилла говорила то же самое. Поэтому она и ушла от меня. Она сказала, что я тут досижу до того, что меня опять посадят в кутузку.

— Подразумевается, что это было и раньше?

— Да, но не так страшно. Тогда хуже всего было то, что он даже не предупредил меня, продавая фотокамеру, что украл ее в армии. А потом он вывернулся, заявив, что это я украл ее, когда был на корабле в день визитов.

— Как называлось судно?

— Авианосец «Перри Бей». Я поднялся на его борт в последний год войны, в Даго, но хотел бы, чтобы никогда больше моя нога туда не ступала. Они так разговаривали со мной, что я уже думал, дело закончится федеральным разбирательством. Но в конце концов они поверили, что я не знал происхождения камеры.

— В некоторых вопросах и я верю вам на слово, вы заметили?

— Не знаю, что и подумать.

— Я верю, что вы честный человек, попавший в переплет.

Эти слова сильно на него подействовали: глаза его опять наполнились слезами. Он снял руки с затылка и пальцами вытер глаза.