Другая сторона доллара
Шрифт:
— Вы представитель его отца?
— Нет. Доктор Спонти послал меня поговорить с вами. Я частный детектив.
— Так... — Он состроил недовольную гримасу. — Полагаю, Спонти, как обычно, обвиняет меня?
— Он сказал что-то о чрезмерной горячности.
— Какая ерунда! — Он стукнул кулаком по столу. Лицо его налилось кровью, а затем стало белым, как необработанная фотография. Только красноватые белки глаз сохранили свой цвет.
— Спонти не опустился до того, чтобы работать здесь, с этими животными. Я, и только я, следовательно,
— Возможно, вам следует уйти.
По его исказившемуся лицу было видно, что он с трудом сдерживает себя.
— О нет, я люблю эту работу, действительно люблю. Во всяком случае, это единственное, к чему я приспособлен. Я люблю мальчиков. И они любят меня.
— Это заметно.
Он не уловил иронии в моем голосе.
— Мы стали бы приятелями с Томом Хиллманом, если бы он остался. Но он сбежал. И знаете как? Украл ножницы у садовника и разрезал ширму на окне в спальне.
— Когда точно это произошло?
— В субботу ночью, где-то между одиннадцатью часами — временем, когда я ложусь, — и утренним подъемом.
— А что случилось еще раньше?
— Вы имеете в виду субботний вечер? Он пытался поднять бунт среди мальчиков, подстрекая их напасть на руководящий персонал. После обеда я ушел из столовой и из соседней комнаты услышал его речь. Он убеждал ребят, что их здесь лишили всех прав, а за них требуется бороться. Это подействовало на некоторых легко возбудимых. Но когда я приказал Хиллману замолчать, единственным, кто бросился на меня, был он.
— Вы ударили его?
— Да, и не стыжусь этого. Я должен поддерживать свой авторитет перед остальными.
Он потер кулак.
— Я ударил его не сильно. Надо стараться производить на них впечатление мужественного человека и заставить себя уважать...
— Что произошло после этого? — оборвал я поток его слов.
— Я помог ему дойти до его комнаты, а потом доложил о случившемся Спонти. Я считал, что мальчика надо было поместить в изолятор для психических больных. Но Спонти не последовал моему совету. Хиллман никуда бы не сбежал, если бы Спонти меня послушал. Только между нами, — добавил он, понизив голос, — в случившемся виноват Спонти. Но не надо ссылаться на меня в разговоре с ним.
— Хорошо.
Я начал терять надежду выудить из Патча что-нибудь полезное. Он был надломлен и никчемен, как мебель, что стояла в комнате отдыха. Он устало поднялся.
— Мне необходимо вернуться туда прежде, чем они сорвутся с места...
— Я бы еще хотел спросить — нет ли у вас каких-либо подозрений относительно того, куда отправился Том Хиллман?
Патч задумался. Он, казалось, с трудом представляет себе мир за порогом заведения, куда исчез мальчик.
— Да, — сказал он наконец, — обычно они бегут на юг, в сторону Сан-Диего и границы, либо в Лос-Анджелес. А один мальчик украл тридцатифутовый баркас
— Видимо, у вас часто убегают?
— Последние годы Спонти возражал против строгих мер безопасности. Учитывая количество побегов, меня это удивляло...
Патч говорил уныло, словно не видел никакой перспективы.
В дверь тихо постучали, и женский голос позвал:
— Мистер Патч!
— Да, миссис Маллоу?
— Мальчики совсем отбились от рук. Меня они не слушают. Что вы делаете?
— Беседую с человеком, которого прислал доктор Спонти.
— Хорошо. Нам тоже нужен этот человек.
— Вот как! — Он быстро прошел мимо меня и распахнул дверь. — Придержите, пожалуйста, неуместные замечания при себе, миссис Маллоу. Я знаю что-то такое, что доктору Спонти хотелось бы узнать до смерти.
— Так же, как и я, — ответила женщина.
Она была обильно нарумянена. Крашеная рыжая челка падала на лоб. Синее форменное платье, сшитое по моде десятилетий давности, украшали несколько ниток искусственного жемчуга. Лицо довольно приятное, несмотря на затуманенные злостью глаза. Но они сразу засияли, когда она увидела меня.
— Здравствуйте, — сказала она дружелюбно.
— Мое имя Арчер, — представился я. — Доктор Спонти пригласил меня расследовать обстоятельства исчезновения Тома Хиллмана.
— Он очень милый мальчик, — заметила она. — Во всяком случае, был им до того, как наш местный маркиз де Сад не обработал его.
— Я действовал в порядке самозащиты! — закричал Патч. — Мне вовсе не доставляет удовольствия причинять боль. Я руководитель Восточного корпуса. Напасть на меня — то же самое, что убить собственного отца!
— Лучше пойдите и продемонстрируйте свой авторитет, отец. Но если вы еще кого-нибудь ударите, я вырву у вас сердце из груди!
Патч посмотрел на нее так, словно поверил, что она может это сделать, затем резко повернулся и направился к комнате, откуда раздавались крики. Они оборвались так резко, будто он закрыл за собой звуконепроницаемую дверь.
— Бедный старый Патч, — сказала миссис Маллоу, — он слишком задерган.
— Почему он не уйдет?
— Мы уже не можем жить во внешнем мире, как старые каторжники, в этом-то весь ужас! Мы привыкаем к здешней атмосфере психоза.
— Но, — заметил я, — мне никто не может объяснить того, о чем я прошу. Может быть, вы поможете мне составить более ясное представление о Томе Хиллмане?
— Я могу передать только мое впечатление. Том Хиллман, — она говорила медленно, подыскивая слова, — очень приятный мальчик. Но это место не для него. Он это почти сразу понял и сбежал.
— Почему не для него?
— Вам нужны подробности? Восточный корпус, в сущности, место для детей с личными невзгодами, со сдвигами в характере, с социально обусловленной патологией в развитии. Большинство здешних мальчиков и девушек духовно искалечены.