Другая заря (Новый рассвет)
Шрифт:
До сих пор ей никогда не доводилось соблазнять мужчину – ночь в конюшне не в счет. Бэннер пыталась вспомнить методы и приемы обольщения, которые, как клялись ее подруги, непременно помогут заполучить мужа. Хороший ужин, мягкий свет, цветы, нарядное платье, приятная обстановка – все это должно услаждать чувства мужчины, чтобы он пришел прямо к мысли: как было бы чудесно, если бы обо мне все время заботились с такой любовью и нежностью.
Бэннер всегда считала, что подобные уловки ниже ее достоинства, идут вразрез с ее честностью, да и просто
Но, видно, в этих женских приемах что-то есть, раз дело пошло так успешно… пока в парадную дверь не постучала Лидия.
Джейк подскочил на месте как подстреленный. Перепрыгнул через табуретку, все еще валявшуюся на боку. Только чудо и проворные ноги помогли ему не растянуться на полу.
Бэннер пригладила волосы, прижала ладони к пылающим щекам и на несколько спасительных секунд прислонилась отяжелевшей головой к дверному косяку. Потом распахнула дверь и воскликнула:
– Мама! Какой приятный сюрприз!
– Здравствуй, милая.
От Лидии повеяло свежими ночными ароматами, впитавшимися в волосы и одежду, – так от одной ветки жимолости по всему дому распространяется сладкое благоухание.
Сердце у Бэннер ушло в пятки.
В гладкой рубашке из небеленого полотна и коричневой юбке Лидия выглядела красавицей. Ее глаза цвета виски и волосы красноватого оттенка корицы до сих пор могли вскружить голову любому мужчине. Фигура была стройной, но груди и бедра женственно полны. Какой мужчины отказался бы положить голову на ее спасительную грудь и остаться с ней на ночь? Лидия казалась мягкой и уютной, в ней словно сосредоточилось все, что нужно мужчине для счастья и довольства.
– Привет! – Лидия улыбнулась Джейку, и сердце Бэннер снова оборвалось. Улыбка матери было простодушной, открытой, дружеской, но мог ли он при виде ее удержаться и не растаять?
Джейк застыл, словно проглотил какую-то гадость и его вот-вот стошнит.
– Лидия. – В знак приветствия он только коротко кивнул белокурой головой, и Бэннер поняла, что он до сих пор не овладел собой и боится заговорить, чтобы не выдать себя. Только что он целовал одну женщину, и вдруг вошла другая, та, кого он по-настоящему желал. Такое выбьет из седла даже самого толстокожего мужчину.
Наступило неловкое молчание. Прерывая его, Бэннер шагнула вперед и указала на картину:
– Нравится, мама? Джейк как раз помогал мне ее повесить, когда твоя повозка въезжала во двор.
– А я-то не могла понять, почему вы так долго не открываете, – рассеянно ответила Лидия, рассматривая картину. – Мне нравится. – Она медленно повернулась на каблуках, окидывая взглядом гостиную. – Бэннер, ты с этой комнатой просто творишь чудеса. Здесь все так красиво и… уютно.
– Спасибо.
– Может быть, стоит зажечь еще одну лампу, – предложила Лидия, задумчиво уткнув палец в щеку. – Здесь темновато.
Бэннер хотелось, чтобы пол разверзся и поглотил ее, но, раз этого
– Хочешь кофе?
Ей нужно было чем-то занять руки, чтобы в отчаянии не заломить их.
– Нет. Слишком жарко.
– Что-нибудь еще?
– Может, предложишь присесть? – лукаво спросила Лидия.
Бэннер всплеснула руками.
– Прости, мама. Конечно, садись. – Она повернулась к Джейку, указывая на другое кресло.
– Мне нужно разгрузить повозку, – неловко ответил тот и шагнул к вешалке у двери, где висела его шляпа и пояс с кобурой.
– Джейк, сядь, ради бога, – чуть сердито повелела Лидия. – Это не формальное приглашение. Что с вами обоими случилось?
– Ничего, – впопыхах сорвалось у Бэннер. Она оглянулась на Джейка, ища поддержки, но он ссутулился в кресле, уставившись в пол. – Джейк просто дуется. Недоволен, что я попросила его повесить картину.
– Росс такой же. Терпеть не может заниматься «пустяковой домашней суетой», как он это называет.
Знакомая материнская улыбка придала Бэннер храбрости.
– Мама, как здорово, что ты ко мне приехала.
– Вы что-то редко стали появляться в Излучине. Мы уже думали, не обидели ли мы вас чем-то. – Лидия продолжала улыбаться, но в глазах проглядывал вопрос.
– Нет, что ты, – натянуто рассмеялась Бэннер. – Просто дел много. Ты не представляешь, сколько мы тут работы проделали.
– То же самое мы слышим и от работников. Джейк, они хорошо справляются?
Джейк поднял глаза на Лидию и выпрямился в кресле. Он был похож на школьника, которого вызвали к доске.
– Да, они хорошо работают.
– Честно говоря, я беспокоилась из-за самого молодого, Рэнди.
Глаза Джейка на мгновение метнулись к Бэннер, и он ответил:
– Парень любит пошуметь, это верно, но мне удается держать его в узде. Как поживает Ма?
– Замечательно. Немного волнуется из-за тебя. Почему ты не приедешь ее навестить?
– Собираюсь скоро заглянуть.
– Поэтому я и приехала сегодня. Хотела подождать до завтра, но Росс и Ли опять затеяли свое бесконечное сражение в шашки, а вечер такой славный, вот я и решила отправиться немедля. – Лидия помолчала и глубоко вздохнула. – В субботу вечером мы устраиваем прием.
– Прием? – удивилась Бэннер. – В честь чего?
– Чтобы доказать людям, что из-за того, что случилось на свадьбе, наша жизнь, и особенно твоя, не кончилась.
Бэннер похолодела. Она долго не могла пошевелиться. Потом вскочила и начала расхаживать по комнате, поправляя что-нибудь то тут, то там, сдувая воображаемые пылинки.
– Неужели все только об этом и думают? – ядовито спросила она. – Что моя жизнь кончена и что я изнемогаю от тоски?
– Прошу тебя, Бэннер, пойми правильно. Нам с твоим отцом наплевать, что люди говорят или думают. Мы давно усвоили, что нельзя им запретить говорить и думать, что они хотят. Но мы оба знаем, как бывает больно, когда навешивают ярлыки. Раз получишь его, уже не избавишься.