Другая женщина
Шрифт:
– Еще не успела, - ответила Гарриет, - но я собиралась вас спросить, могу ли я воспользоваться вашим факсом? Мне должны прислать кое-какие материалы, а я не знаю, где еще мне найти факс. Я живу недалеко отсюда, в Ведбурне, - уточнила она, боясь, что он примет ее за туристку.
Молодой человек холодно посмотрел на нее.
– Никогда не слышал о таком месте, - сказал он.
– Я сам из Бирмингема.
Он произнес это с таким видом, будто все, кто не из Бирмингема, не заслуживали ни малейшего внимания.
«Меня не интересует, откуда вы», хотела было сказать Гарриет,
– Так вы разрешите мне воспользоваться вашим факсом? Можно мне позвонить в Париж и дать его номер? Я все оплачу.
– Вы остановились в нашей гостинице?
– Нет, я же говорила вам, что живу в Ведбурне.
– В таком случае ничем не могу вам помочь. Я не уполномочен давать разрешения пользоваться нашим факсом. У меня к нему нет доступа.
– Как нет? Да вот же он стоит. Неужели вы не можете дать мне его номер? Мне совсем не нужен туда доступ.
– Я дам вам номер, а вы сообщите его вашим друзьям, - сказал он с таким видом, будто речь шла о наркотиках.
– Да, - ответила Гарриет.
– Мне очень жаль, но это против правил. Факсом могут пользоваться только проживающие в нашей гостинице.
– Но я не собираюсь пользоваться им всю ночь. Мне просто нужно получить одну бумагу.
– Да, но пока вы будете пользоваться им, постояльцам придется ждать.
– Послушайте, сейчас половина одиннадцатого вечера, и я не вижу, чтобы к факсу выстроилась огромная очередь. Здесь нет ни одного желающего. Я отниму у вас не более полминуты. Пожалуйста, разрешите. Для меня это крайне важно.
– Мне очень жаль, но я не могу нарушать наши правила. Они ясно гласят… Добрый вечер, мистер Баган. Желаете что-нибудь, сэр?
Гарриет заметила, как подошел Тео, и ей стало досадно, что он слышал весь этот глупый разговор.
– Даже вообразить не могу, что такого я мог бы пожелать, чтобы вы мне его дали, - ответил Тео голосом, от которого у его подчиненных холодела в жилах кровь и они подумывали о перемене места работы.
– Гарриет, у меня в номере есть факс. Ты можешь им воспользоваться.
– Я бы предпочла воспользоваться этим, - твердо заявила Гарриет.
– Насколько я понял, тебе этого не разрешают. У них всегда какие-то дурацкие запреты. Поэтому или мой факс, или вообще никакого.
Гарриет посмотрела на Тео и увидела, что, несмотря на усталость и плохой вид, он явно наслаждается положением, в которое она попала. Она почувствовала, что начинает злиться: на портье с его идиотскими правилами, на себя - за то, что не сумела с ним договориться, но больше всего на Тео за то, что он застал ее в таком глупом положении.
– Попроси, чтобы он разрешил мне, - сказала она.
– Сделай это для меня.
– Какого черта? Эти люди на всем делают деньги. Они добавят к моему счету лишние десять фунтов.
– Я верну тебе эти десять фунтов.
– Это было бы интересно. Однако молодой человек нарушит гостиничные правила, если ты воспользуешься их факсом. Правда, я очень сомневаюсь, чтобы он это разрешил. Так что тебе лучше воспользоваться моим факсом. Если не хочешь, то поскорее уходи отсюда. Пришлите мне наверх
– Паршивый поганец!
– сказал он, когда они вошли в номер.
– Таких сейчас полным-полно развелось.
– А ты так хвалил его и даже хочешь взять на работу.
– Правильно. Он не виноват в том, что у них такие идиотские правила. Просто он всосал с молоком матери правило не нарушать никакие правила.
– Тео, не будь альтруистом. Это тебе не идет.
– Мне кажется, что я самый что ни на есть альтруист, если позволяю тебе пользоваться моим факсом. Какую бумагу ты так срочно хочешь получить из Парижа?
– Фотографию Крессиды. Вернее, мы считаем, что это может быть Крессида. Я позвоню фотографу, и он передаст ее фотографию по твоему факсу.
– Крессида? А что она там делает?
– Выходит замуж.
– Господи! Дай мне его номер. Я сам ему позвоню.
Гарриет не верила, что на фотографии будет Крессида, пока не получила ее. Она считала, что Мик ошибается, что он спутал кого-то с Крессидой, но это действительно была ее сестра. Даже на плохой бумаге для факса можно было узнать ее. Она была в том самом подвенечном платье, которое несколько недель висело у них в мадсарде. Ее светлые, распущенные по плечам волосы нельзя было спутать ни с какими другими. Это ее лицо радостно улыбалось мужчине, которого она держала за руку. Это был ее вздернутый носик и круглый маленький подбородок. Это ее стройная, высокая фигура стояла на ступенях собора. В руках у нее был не традиционный букет невесты, а маленький пучок каких-то цветов, похоже, душистого горошка. Ее жених, если это был он, выглядел настоящим французом, с красивым загорелым лицом и черными вьющимися волосами. На нем были темный костюм и светлая рубашка с открытым воротом. Гостей не было видно, и лишь группа туристов, улыбаясь, смотрела на них. И повсюду, на ступенях и над их головами, были вездесущие, беззаботные голуби Парижа.
– Господи, - сказал Тео.
– Господи, Господи, Господи!
– Что ты заладил: «Господи да Господи». Неужели тебе нечего больше сказать?
– Не могу. У меня просто нет слов. Неужели это действительно она? Да, в этом не может быть сомнений. Да, абсолютно никаких сомнений, просто кошмар какой-то. Я просто ошарашен. Наверное, она специально дала фотографу вымышленное имя - Элоиза Рено!
– Может, узнать ее адрес по справочнику?
– спросила Гарриет.
– Как мы узнаем, если это не ее имя?
– Тогда можно поехать в Париж, зайти в собор и узнать у священника, который их венчал. Через него мы можем узнать имя мужчины. Мне кажется, что он одет не по случаю.
– Все можно сделать, но только не сегодня, - ответил Тео.
– Я скажу, чтобы к утру приготовили мой самолет.
– Он помолчал и добавил: - Наверное, пока не надо ничего сообщать твоим родителям?
– Ни в коем случае, - сказала Гарриет, зябко поводя плечами.
– Я думаю, так будет лучше. Подождем до завтра. А сейчас я позвоню Мику и поблагодарю его.