Другие миры (сборник)
Шрифт:
Никаких формочек у входной двери, никакой плитки на полу. Квартира пахла тостами. Я насыпал в кормушку кошачьего корма и сел завтракать. Все обычные коробки с хлопьями стояли на столе. Ма вышла из комнаты и встала, глядя, как я насыпаю себе в тарелку понемногу из каждой. Много я все равно не съел. Съешь тут, когда кто-то вот так торчит в дверях и пожирает тебя глазами.
Она протянула руку и пощупала мне лоб.
Я мотнул головой.
– Что будет в среду, когда придут врачи? – неприветливо спросил я.
Она меня, кажется, не услышала. Просто стояла напротив и щупала кожу у себя на лице.
– Ма, кожа выглядит отлично.
– Спасибо,
Я понял, что сейчас взорвусь. Не то чтобы в буквальном смысле. Но мне до зарезу хотелось сейчас оказаться в школе, с Юэном.
Я до сих пор понятия не имею, кто вы, – но знаете что? Мне уже немного лучше. Вроде как вы и я – уже друзья или типа того, что само по себе странно: я ведь прекрасно понимаю, что сижу тут совершенно один. Это трудно объяснить. Просто мне, в общем, стало лучше.
Мистер Баркер, наш учитель английского, ненавидит все эти «типа» и «в общем». Он бы обвел их в кружок и поставил рядом целую кучу восклицательных знаков, вот так —!!!!!!!!!!!!!!!
Но это письмо – к вам, а не к мистеру Баркеру, и я хочу, чтобы вы узнали настоящего меня, пока еще не слишком поздно. Если вы случайно и есть мистер Баркер – ну что ж, извините. Не валите меня, типа, потом на экзамене, о’кей?
Хотя какая разница, даже если завалите?
Ма любит, когда я говорю «типа», как все настоящие американцы. Типа мы как бы местные. Таков и был наш план. И все, заметим, шло хорошо – прямо до этого самого проклятого утра во Флориде.
Большинство людей и не подозревает, насколько велика Земля в сравнении, скажем, с Луной.
Если вы – один из них, давайте проделаем несложный эксперимент.
Представьте, что у вас есть большой ком пластилина. Представили?
Теперь мысленно разделите этот ком на пятьдесят маленьких комочков, и чтобы все одинакового размера.
Один отложите в сторону. Остальные сорок девять слепите обратно в один большой ком.
Теперь возьмите большой ком в одну руку, а маленький – в другую. У вас получились, типа, Земля и Луна.
Теперь возьмите Луну и разделите ее на десять миллионов комочков поменьше. Возьмите один в руку. Поздравляю, вы только что взяли Материнский Корабль. Или просто Корабль. Там в основном и прошло детство моих родителей – по дороге на вашу планету.
А во Флориде, собственно, произошло то, о чем нам в голову бы не пришло подумать заранее. Сейчас до меня постепенно начало доходить, что, помимо всех вещей, о которых я активно беспокоюсь каждый день, существует целая вселенная других – о которых я совершенно не беспокоюсь, просто потому, что не знаю о них. А следовало бы. И вот теперь, когда ты знаешь, что существует куча всего, чего ты не знаешь, поневоле начинаешь задумываться, насколько эта куча велика и сколько в ней всякой пакости.
Предупреждение: снова перескок темы, дурной стилистический прием номер два.
Так вот что случилось в прошлую субботу во Флориде.
Рано утром я полез за своими синими плавками. Я каждое утро плавал в бассейне с папой, который все еще пытается преодолеть врожденную водобоязнь. Мама мне купила еще оранжевые с акулами, но для двенадцатилетнего мужчины это как-то несолидно.
А случилось то, что я не смог надеть
Я попробовал оранжевые, но и они на меня почему-то не налезли. Создавалось впечатление, что у меня что-то торчит из… скажем так, из копчика. Я попробовал оглянуться, насколько было возможно, – и заорал.
Тут ворвалась Ма, чтобы выяснить, чего это я так ору, увидела и стала очень белого цвета. Такое случается, когда она перестает контролировать кровоток: вся кровь сразу уходит в ноги. Ма тогда бледнеет, и у нее есть где-то минута на восстановление системы, потому что потом она упадет в обморок. Поскольку я родился уже здесь, я с самого рождения умею регулироваться, мне даже думать об этом не надо, а Ма уже достаточно прожила на свете до прибытия сюда, так что когда она удивляется (или, как в этот раз, пугается), она может забыть.
Как бы там ни было, тут вошел Па, посмотрел на нее, рявкнул:
– Рэйчел! Кровь! – Мама кивнула и стала приблизительно нормального цвета.
– Что это там такое? – спросил я, вертясь и пытаясь разглядеть свою задницу. – Я умру, да?
– Нет, конечно, нет, – ответил Па. – Это просто… ну…
Он посмотрел на Ма.
– Это просто твой хвост, сынок. Он решил вырасти обратно.
В понедельник в школе Юэн повел себя крайне благородно.
– А у меня вон миндалины тоже обратно выросли, я тебе говорил? Мне их в пять лет удалили, а в восемь – бабах! – и они снова тут. Храпел потом, как трактор.
– Они выросли у тебя из задницы? – недоверчиво уточнил я.
Извините, это было после двух чашек кофе. В последнее время мне приходится пить по утрам кофе, а то я засыпаю в школе.
Юэн покачал головой.
– Ходил потом, как дебил, не закрывая рта. Пришлось опять удалять.
Развивать дальше эту тему мне расхотелось.
Один доктор оказался длинный, а другой – короткий. Когда они, наконец, объявились сегодня (то есть в среду, то есть в День Испанской Кухни), оба были только что из-под душа – от них пахло нашим специальным мылом, которое с Корабля. Я подумал, что они, наверное, будут меня ругать: хвосты определенно в наши планы не входили. Не для того они двенадцать лет бороздили Галактику, дрессируя моих родителей и всех остальных, не для того учили их, как походить больше на людей, чем на котов, чтобы явился я с моим хвостом и все им на фиг испортил.
Но они, кажется, совсем не сердились. На самом деле они даже улыбались. Попросили показать хвост. Потом еще долго измеряли его, осматривали меня целиком, указывали друг другу на какие-то детали, которых я даже не замечал, – вроде того, что наружные углы глаз у меня приподнялись к ушам, а на руках и ногах стал пробиваться рыжий пух.
– Оно работает! – сказал, наконец, длинный. – Ух ты, оно работает!
– Мы можем остаться! – подхватил короткий.
И они принялись обниматься, что само по себе странно, потому что кошки, даже те, которые выглядят как люди, по природе своей к обнимашкам не склонны.