Другие тени Земли
Шрифт:
— Не собираюсь порицать вас, — сказал Дейвисон. — Человеку не полагается делать такие штуки, которые выкидывают они.
— Совершенно верно, — согласился мэр. — Мы всякий раз замечаем, когда они это делают. Был тут у нас в прошлом году парень с Ланаргона-VII, работал пасечником. Хороший парень… молодой, и голова варила. Мы и не подозревали, что он знается с нечистым.
— Колдун?
— Вот именно. У него вырвался рой. Пчелы набросились на него, начали жалить. И что же мы увидели? Он как-то чудно на них посмотрел, и с кончиков его пальцев полетел огонь, — Домарк покачал головой, вспоминая. —
— Вздергивали? А почему вы не стали его сжигать? — у Дейвисона вдруг пробудилось естественное любопытство.
Домарк пожал плечами.
— Какой же смысл? Все эти ребята, которые в ладах с огнем… лучше и не пытаться сжигать их. Мы их вешаем прямо на месте.
“Наверное, один из ребят Кечни, — подумал Дейвисон. — Пиротик, посланный сюда научиться управлять своей силой. Он оказался не очень способным учеником”.
Он пожевал губами и сказал:
— Пожалуй, самое время позаботиться о себе. С кем бы мне поговорить насчет жилья?
Жилье ему нашли на небольшой ферме минутах в десяти ходу от деревни; на прибитой к столбу бумажке значилось, что семейство Рейнхартов нуждается в рабочих руках.
Он распаковал свои скромные пожитки и повесил кофту в отведенный ему крохотный чуланчик. Потом сошел вниз, к хозяевам.
Семья состояла из пяти человек. Сам Рейнхарт — лысеющий мужчина лет пятидесяти пяти, темнокожий от долгого пребывания под обжигающим солнцем. Его тяжелая челюсть контрастировала с удивительно общительным нравом. Его жена — Ма — производила впечатление грозной женщины. На ней был восхитительно старомодный фартук. Она говорила густым сочным басом и излучала атмосферу простоты и традиционной сердечности. Это был, подумал Дейвисон, образец нрава, давным-давно исчезнувшего на такой суетной планете, как Земля.
У них было трое детей: Джейн, длинноногая девочка лет шестнадцати с вполне уже сложившейся фигуркой; До, крепко сбитый парень семнадцати лет с угрюмым лицом, и Малыш, круглолицый мальчуган одиннадцати лет. Дейвисону показалось, что это была очень дружная семья.
Он вышел из своей комнаты, открыв и закрыв дверь рукой — это непривычное движение отозвалось резкой болью — и стал спускаться по ступенькам. На четвертой снизу он поскользнулся и стал падать, но удержался. Он привычным способом восстановил равновесие, выпрямился и тут до него дошло, что он сделал! Он замер… и почувствовал на лбу горошины холодного пота.
Никто не видел. На этот раз — никто.
Но вдруг он поскользнется еще раз?
Он постоял, приходя в себя, подождал немного, пока кровь не прихлынет обратно к щекам, и только тогда преодолел оставшиеся ступеньки и вошел в комнату. Рейнхарты уже собрались.
Джейн появилась в дверях, лениво глянула на Дейвисона и объявила:
— Суп готов.
Дейвисон сел. Рейнхарт, возглавляющий стол, пробормотал короткую, но искреннюю молитву, закончив ее благодарностью за ниспосланного им работника. После этого показалась Джейн, неся на подносе плошки с дымящимся супом.
— Горячо, — сказала она, и Бо с Малышом отодвинулись в стороны, чтобы дать ей поставить поднос. Она стала
Одна из дымящихся плошек скользнула к краю подноса. Он видел, почти как при замедленной съемке, как она подъезжает к самому краю, наклоняется и выплескивает часть своего обжигающего содержимого прямо на его голую правую руку.
У него выступили слезы… и он не понял, какая боль сильнее — от ожога или же от того шока, который он испытал, принуждая себя не останавливать плошку на полпути. Он сильно прикусил губу и сидел, дрожа от внутреннего усилия, которое ему приходилось прилагать, чтобы сдержать свою силу.
Джейн поставила поднос и захлопотала вокруг него.
— Ой, Рай, я ведь не хотела! Вы обожглись?
— Я остался жив, — ответил он. — И не стоит из-за этого беспокоиться.
Он вытер со стола пролитый суп, чувствуя, как постепенно утихает боль.
“Кечни, Кечни, не на пикник ты меня послал”!
Договорились, что Дейвисон должен помогать Рейнхарту в полевых работах.
Основной статьей дохода Мондаррана-IV была культура, именуемая длинными бобами — стручковое растение, зерна которого здешние жители в огромных количествах употребляли в сыром виде, делали из них крупу, муку и приготовляли еще с дюжину разных блюд. Это было жесткое древянистое растение, приносящее под жарким солнцем Мондаррана-IV три урожая в год.
Ферма Рейнхарта была невелика — что-то около десяти акров — и частично захватывала крутой пригорок, с которого открывался вид на грязный пруд. Близилось время второго урожая, и это значило, что вскоре предстояло обрывать со стеблей скрюченные стручки с бобами.
— Ты нагибаешься — вот так — и рвешь, — сказал Рейнхарт, обучая Дейвисона. — Потом поворачиваешься и бросаешь стручок в корзину за спиной.
Рейнхарт повесил на спину Дейвисону корзину, потом приладил свою, и они пошли по полю. Солнце висело высоко над головой. На этой планете, похоже, всегда полдень, подумал Дейвисон, начиная потеть.
Лиловокрылые мухи с громким жужжанием вились вокруг стручков. Дейвисон шел по полю, таща свою корзину, и старался не отставать от Рейнхарта. Тот двигался по соседней борозде, обогнав его уже футов на десять, нагибаясь, выпрямляясь, поворачиваясь и бросая стручок в корзину равномерно и быстро, словно заведенный.
Это была тяжелая работа. Дейвисон почувствовал, что его ладони начинают гореть от соприкосновения с жесткой, словно наждачная бумага, поверхностью листьев, а спина заныла от постоянного повторения непривычных движений. Вниз, вверх, руку назад. Вниз, вверх, руку назад.
Он сцепил зубы и заставил себя продолжать идти. Боль билась в руках, мускулы которых не работали годами. Пот катился по лбу, застилал глаза, стекал за воротник. Одежда намокала все больше и больше.
Он, наконец, добрался до края борозды и поднял голову. Рейнхарт стоял руки в боки, поджидая его. Он выглядел таким же свежим, как и вначале, и усмехался.
— Тяжеловато, а, Рай?
Дейвисон кивнул, слишком усталый, чтобы сказать хоть слово.
— Ты, главное, не робей. Пара недель — и ты окрепнешь. Я знаю, как вы, городские, начинаете.