Другие времена, другая жизнь
Шрифт:
Потом Викландер приступил к работе, и перед уходом домой он был почти уверен, что догадывается, как было дело… Хотя не сумел бы объяснить, откуда взялась эта уверенность. Особое полицейское чутье, сделал он философское заключение и откинулся в кресле: ему хотелось привести в порядок мысли.
Если не усложнять, решил он, можно не сомневаться, что два из четырех исчезнувших пару лет назад из регистров имен принадлежали ныне почившему телевизионщику Стену Веландеру и убитому Эрикссону. Но кто еще двое?
Он был почти убежден, что одним из этих двоих был биржевой брокер Тишлер. Викландер
Оставался четвертый. Кто он? Или, может быть, она? В политическом терроризме женщин не меньше, чем мужчин, — в отличие, например, от обычной уголовщины, а здесь мы имеем дело именно с политическим терроризмом.
Кто-то из соседей Эрикссона? Маловероятно, если исходить из материалов расследования. Кто-то из сотрудников? Те, кто вел тогда следствие, вполне могли кого-то прозевать, поскольку они не знали, что ищут. В этом нет ничего невозможного. Очень даже возможно. Викландер был хорошим полицейским, поэтому он первым делом ознакомился с образом жизни левых интеллектуальных кругов того поколения, к которому принадлежал и Эрикссон. Польская уборщица? Подошла бы неплохо, неувязка заключалась только в том, что она эмигрировала в Швецию в 1978 году, три года спустя после захвата немецкого посольства.
Что-нибудь да выплывет, решил Викландер и на всякий случай передал список соседей, сотрудников и вообще всех, чьи имена возникали в материалах следствия, своим помощникам — для разработки. К завтрашнему дню они должны были прокрутить их по всем сэповским регистрам политически активных бузотеров и просто политически активных личностей. Таких регистров по закону не должно было существовать, но они все равно были, невзирая на бесконечные «комиссии правды», которые обрушивались на их головы и мешали работать.
И все же больше всего не давал ему покоя такой вопрос: если уж кто-то взял на себя труд чистить архивы два года назад, почему этих двоих вернули в регистры, причем именно в то время, когда была дана установка вычищать как можно больше имен, поскольку пресса устроила настоящую охоту на тайные базы СЭПО? Из каких соображений? И почему не внесли фамилию Тишлера, если принять, что он там поначалу был, как и двое других? Потому что Тишлер был еще жив? Потому что у него имелись какие-то связи в органах безопасности? Вряд ли…
И это тоже выплывет, подумал Викландер, поднялся и повел затекшими от сидения за компьютером плечами. Если он узнает, кто был четвертый, вероятно, прояснится и одна деталь, с его точки зрения, впрочем, не такая уж важная, но наверняка интересующая коллег из стокгольмской полиции: кто убил Челя Эрикссона?
На следующее утро распечатка с результатами поиска лежала у него на столе. Ничего такого, о чем бы он уже сам не догадался, в ней не было. Из всех соседей Эрикссона в регистры СЭПО был занесен только один. Старый, чокнутый на нацизме майор.
Он, правда, жил на одной площадке
Повезло тебе, старый болван, подумал Викландер. Его политические симпатии были весьма далеки от нацистских.
Фамилии коллег Эрикссона по работе в базах тоже удалось обнаружить. Их было даже больше, чем он ожидал, учитывая, что все эти люди работали в Центральном статистическом управлении; ни одна фамилия из пяти не вызвала у Викландера особого интереса. В свое время все они были вполне характерными для шестидесятых леваками, а ныне двое подались в социал-демократы, один — в зеленые, другой — в христианские демократы, а пятый даже стал членом правой либеральной партии. Они теперь жили в другом времени, и, по мнению Викландера, не стоило прятать их имена от глаз проверяльщиков.
Оставалась только уборщица-полька. На нее в СЭПО даже был заведен персональный акт. Не потому, что она была уборщицей, а потому, что была полькой и крутила романы с семью коллегами Викландера из «открытого» сектора, которых, помимо общей любовницы, объединяло то, что их умение хранить личные тайны заметно не дотягивало до положенного уровня. Красивая ты баба, с одобрением подумал Викландер, разглядывая фотографию Иоланты, но не ты мне нужна, решил он и закрыл папку с ее актом.
Он решил подобраться к этому делу с другой стороны. Кто вернул данные на Эрикссона и Веландера в дело о захвате посольства, несмотря на отсутствие всякого интереса к этой давней истории и на то, что оба фигуранта давно умерли?
Перссон — маловероятно, он к тому времени уже не работал. Берга он тоже исключил, хотя вряд ли мог объяснить почему. Просто на Берга это было не похоже. Сначала вычеркнуть, а потом… нет, это не Берг.
Он попросил у Юханссона необходимое в таких случаях разрешение и приступил к обходу.
Долго ходить не пришлось. Третья же дверь принесла ему удачу — это был кабинет комиссара отдела по борьбе с терроризмом.
— Я и вставил, — весело ответил комиссар на вопрос Викландера. — Это я их вписал в акт.
— Могу я присесть? — Викландер глазами показал на стул у письменного стола.
— Само собой. Хочешь кофе?
Полчаса и две чашки кофе спустя Викландер умнее не стал. Он, правда, теперь понял, как это вышло, что два покойника были вписаны в материалы еще не завершенного следствия по одному из самых тяжелых преступлений в шведской уголовной истории. Но умнее я определенно не стал, решил он.
Совет был дан одним из сотрудников военной разведки. Комиссар, разумеется, обратил внимание, что обоих подозреваемых давно нет в живых, но его собеседник сказал, что в этом деле вскоре появятся и другие имена вполне живых и к тому же представляющих интерес для СЭПО людей. Почему комиссар и решил на всякий случай обогатить акт о захвате посольства фамилиями двух мертвецов.