Другие времена, другая жизнь
Шрифт:
— Подумать только — весь аппарат! — поддакнул ему Юханссон.
— Да, весь аппарат, — повторил Перссон, — плюс еще масса таких ресурсов, о которых вы с Ярнебрингом даже мечтать не могли.
— А что они еще делали, кроме доставки почты? — спросил Юханссон.
— Они обеспечили немцам все: квартиру, питание, знакомство с местностью, транспорт… Даже какую-то часть взрывчатки они раздобыли через шведские контакты. Это был обычный «Динамекс» шведского производства, подарок от Нобеля, так сказать… Вот где пригодилось! «Динамекс» они мешали с этой чешской дрянью, которой постоянно пользовались. Эрикссон у них был на побегушках, шестерил, конечно,
26
Пёльса — каша с требухой, национальное блюдо на севере Швеции.
— А Тишлер тут с какого боку?
— Немцы жили у него несколько дней перед штурмом посольства. У папаши Тишлера большой загородный дом в шхерах, они там угнездились, пока уточняли последние детали. Идеальное, в сущности, место для таких дел — на отшибе, никто тебя не видит, и в то же время всего полчаса езды до города. Хотя роль Тишлера, в общем, не совсем понятна…
— В каком смысле?
— Через несколько дней после захвата он приехал к Веландеру — за Веландером уже наблюдали, — и Тишлер вне себя от злости орал так, что, ребята рассказывали, никаких микрофонов не надо было, так он разорялся: что Веландер его использовал, что он ему испортил жизнь… Тишлер, похоже, был уверен, что они помогают товарищам скрываться от немецкой полиции, что это обычные студенты-радикалы. Он и не предполагал, что они взорвут посольство и поубивают людей.
— Но он как-то узнал, что это были его постояльцы.
— Еще бы… Он все-таки поумнее, чем тот депутат риксдага, который помог Крёхеру сбежать, а потом утверждал, что понятия не имел, с кем имеет дело. Я читал протокол допроса, и, знаешь, похоже, он и правда не знал… Типичный депутат от соссе, — заключил Перссон, и его огромный живот затрясся от смеха.
— А четвертый? — напомнил Юханссон.
— С тем еще менее ясно, чем с Тишлером. Думаю, если надо было бы выбирать, я бы вывел из дела именно четвертого.
— Лучше оправдать, чем осудить, — согласился Юханссон.
— Примерно так… И потом, там были особые обстоятельства, но об этом лучше поговори с Бергом.
— То есть ты ничего не скажешь, даже и спрашивать нечего?
— Сказал бы, но столько водки даже ты сюда не доволочешь, — хмыкнул Перссон.
Не скажи, подумал Юханссон, однако промолчал. Можно будет потом вернуться к этому разговору.
А почему Берг решил изъять их из регистров два года назад? Да по целому ряду причин, если верить Перссону. Следствие пролежало в гробу больше двадцати лет и было никому давно не интересно — одного этого достаточно.
— Другие времена настали, считай так, — сказал Перссон.
Немцы и сегодня, наверное, поумирали бы от смеха, если бы узнали про двойную игру Эрикссона, подумал Юханссон. Но поскольку он приехал сюда не затем, чтобы дразнить Перссона, он решил просто уточнить пару деталей и закругляться.
— Имена Веландера и Эрикссона несколько месяцев назад вновь появились в регистре, — сказал он. — Ты что-нибудь про это знаешь?
— Нет! — Перссон удивился вроде бы искренне. — Понятия не имею. Не знаю, какие были у Эрика соображения.
— А предположить можешь?
— Может быть, потому что они были
— Западногерманские террористы?
— В то время многие им симпатизировали. К тому же мужики из контрразведки уверены, что у него были и восточногерманские контакты — со Штази. Ему повезло, что он получил работу на телевидении. Там уж он и на нас работал, — сказал Перссон, вздохнул и покачал головой. — Если бы ты только знал, Юханссон… Был момент, когда мы могли надеть наручники на полстудии, — это если верить нашим собственным досье.
— И слава богу, что не знаю.
— Послушай, — убежденно сказал Перссон. — Если Берг обещал к твоему приходу сделать генеральную уборку, значит, он ее сделал. И если опять появились акты на Веландера и Эрикссона, значит, у него были на то основательные причины.
— Будем надеяться, — кротко сказал Юханссон.
Поверю, когда все узнаю, решил он.
— Вот так-то… — Перссон со вздохом наполнил бокал. — Теперь они мертвы, и это очень удобно, когда начинается охота на ведьм. Комиссия по установлению истины… — Он хмыкнул. — Куча полоумных интеллектуалов, ни бельмеса не смыслящих в полицейской работе.
— Еще один, последний вопрос. — Юханссон для верности плеснул коньяку и в свою рюмку, пока в бутылке еще оставалось. — Ты извини, что я повторяюсь, но все же интересно: кто был четвертый?
— Вот, значит, что тебе интересно. — Перссон осклабился. — На этого четвертого компаньона наткнулись случайно, это было уже при мне. Если бы мы трех первых сграбастали, наткнулись бы и раньше, но как было, так было.
— И кто же это?
— Давай сделаем так, — сказал Перссон. — За эти годы я о тебе много всего наслушался: ты, дескать, самый хитрый из всех, кто когда-либо переступал порог нашей любимой конторы на Кунгсхольмене… Так что я думаю, тебе с избытком хватит той же подсказки, что когда-то сделали мне. У тебя не будет повода втягивать в твои розыски такого старика пенсионера, как я, и к тому же можешь услышать подсказку из первоисточника.
— Так это ты вычислил, кто четвертый?
— А кто же! — отозвался Перссон самодовольно. — Но не могу сказать, что мне явилось откровение вроде тех, что, как я слышал, являются тебе. Этой благодати я лишен… — хохотнул он.
— Значит, тебе подсказали…
О каких откровениях он говорит? — подумал Юханссон.
— Я нашел рапорт одного из сотрудников: бумага по ошибке угодила не в ту папку. Поговори с коллегой Стридом. Ты знаешь, этот лодырь тогда работал на радиофицированных патрульных тачках. Кстати, он еще служит?
— Стрид? Какой Стрид? «Мир любой ценой»? — переспросил Юханссон.
Не иначе как старик меня разыгрывает, решил он.
— Именно он. Хотя он, по-моему, сам не понял, что к чему. Ну хватит, — прервал Перссон сам себя. — Устроим маленький праздник и тяпнем виски. У меня припрятана бутылочка, высший сорт, моя дама подарила на день рождения, так что я тоже не лыком шит. Расскажи лучше о своей новой жене. Я слышал, баба что надо.
— Выглядит она неплохо, — подтвердил Юханссон.
И человек хороший, подумал он. Что же хочет сказать старый пьяница: этот Стрид — тридцать три несчастья — вычислил то, что благополучно прозевали Викландер, он сам и даже его лучший друг Бу Ярнебринг?