Другие времена
Шрифт:
Министр взял со своего рабочего стола томик в коричневом переплете с золотым тиснением на обложке, сделал несколько шагов к журнальному столику, за которым сидели Сергеев и Вишневецкий, покачал книгу на ладони, все еще о чем-то раздумывая, и почти бросил ее на полированный круг.
Сергеев к книге не прикоснулся и даже голову не вывернул, чтобы прочитать название. Главное все равно было не в книге, а в том, что сейчас скажет министр.
Так хорошо выученная собака никогда не возьмет и самый аппетитный собачий деликатес даже из рук хозяина без соответствующего приглашения или команды.
Министр оценил выдержку молодого следователя.
– Бери, бери, это я специально для тебя принес, для ориентировки.
Сергеев взял томик в руки и прочитал название: «Знакомьтесь – Кукуев!»
– Не читал в отпуске или на бюллетене? – спросил министр.
– Фильм видел по этой книге.
– Ну и как?
– Ничего. Героические
– Смотри-ка, бойкий ты парень. Как ты фильм-то! И начальство ему задушевное не нравится. Небось, хотел бы, чтобы начальников только злыми и тупыми изображали, а? – хохотнул министр.
– Никак нет. Кукуева Иван Разверзев играет. Моя жена еще с молодых лет в этого артиста была влюблена. Теперь он редко играет, вот и пошли…
Решив, что сказал больше необходимого, так как разговор-то по существу еще и не начался, Сергеев замолчал, направив свой взгляд в брови министра.
– Кукуев, Кукуев, Кукуев… А знаешь ли ты, дорогой товарищ Сергеев, старший следователь по особо важным делам, что Кукуев лицо реальное. Вот у Михаила Андреевича на товарища Кукуева на столе указ на подписи лежит, а у подполковника Вишневецкого дожидаются материалы на гражданина Кукуева. И тебе, товарищ Сергеев, надлежит взять эти материалы и завершить разработку. Там история долгая, и мы историей, почему семь раз разработку закрывали, пока заниматься не будем, времени у нас с тобой на это нет. Знашть так. Михаил Андреевич указ подписывает, разработку прекращаешь, дело – в архив, тебе выговор…
– За что, товарищ генерал армии? – в вопросе Сергеева не было ни удивления, ни протеста, была лишь интонация человека, не ради праздного любопытства интересующегося всеми подробностями дела без исключения.
– Не понял? Объясняю. За попытку дискредитации Героя Социалистического Труда товарища Кукуева.
– Понял, товарищ генерал армии. – четко произнес Сергеев, окончательно убедившись в том, что он ничего не понимает.
По тому, как он оказался в этом кабинете, по тому, что вызывали его как бы для доклада по Усть-Куту, но, как выяснилось, это был лишь повод, по тому, что о приглашении к министру не были информированы ни Перегудов, ни Малышев, по тому, как сейчас расхаживал по кабинету министр и спотыкался о свои «знашть», можно было смело предположить, что чего-то важного, может быть, самого как раз главного, министр не сказал, а, скорее всего, и не скажет.
Продолжение разговора убедило Сергеева в справедливости его предположений, но ясности не добавило.
– Говорят, больше надо проявлять терпения и больше надо предоставлять возможностей творческой интеллигенции, – как бы размышляя вслух, произнес министр. – Напредоставляли! Взял и вывел проходимца героем нашего героического времени. Литература и музыка в особенности должны создавать условия для больших успехов. Он же своим «Кукуевым» вторгается в сферы общественной жизни, ставит людям пример…
Министру нравилось самому, как он ясно и складно говорил на трудную тему.
Сергеев же удивился, что всего лишь ему и помощнику обращены слова, предназначающиеся обычно большим аудиториям, многолюдным собраниям.
Министр говорил не то чтобы увлеченно, но, как чувствовал Сергеев, с какой-то тайной тревогой. Казалось, что он то ли себя, то ли кого-то другого пытается в чем-то уговорить. Нет-нет и он бросал взгляд на Сергеева и убеждался в том, что слова его производят сильное впечатление.
Ситуация с Кукуевым вводила министра в сферы, где властвуют не правила, не законы, а мнения. Там, где начинается идеология, кончается сфера права, там свои законы, по большей части неписанные. И можно крепко поскользнуться.
– Есть моменты, которые вредно сказываются для нашего советского строя. Люди у нас к литературе относятся серьезно. Был Павка Корчагин в свое время, слепой. Потом был Алексей Маресьев, без ног. Вот теперь подняли на щит Кукуева. Люди спросят нас: «Где Кукуев? Покажите нам Кукуева. Хотим его видеть, хоть слепого, хоть без ног». А мы что скажем? «Извините, показать не можем». Нас спросят: «Почему?» – «А в разработке у нас гражданин Кукуев, потому что ему не по киноэкранам разгуливать, а в Нижнем Тагиле на «Тринадцатой зоне» пора отдохнуть от расхищения социалистической собственности, циничного, кстати сказать, по форме и крупного по размерам».
Из сказанного для Сергеева следовало только одно, всерьез «работать по Кукуеву» едва ли надо.
– Писатель хочет создать образ, чтобы вдохновлять людей на подвиг во всех областях жизни. Это же благородно. Это же по-партийному. Имеем ли мы право вот так взять и ударить по большому таланту? У него завистников, злопыхателей, недругов… ешь твою двадцать! Не могут ему простить, что он партийную точку твердо проводит и в журнале, и в творчестве… Посмотрел я кой-какие материалы, не по Кукуеву,
Министр говорил упруго, таких не перебивают… Казалось, в нем лопнул давно наболевший ораторский нарыв.
– Так точно, товарищ генерал армии, – произнес уже ничего не понимающий Сергеев и попытался встать.
– Сиди, сиди…
Судя по расплывчатости и многословию, решение «по Кукуеву» принимал не министр. Кто? Скорее всего, кто-то из высшего партийного руководства. Брежнев и Суслов отпадают. Выполняя поручение Брежнева, министр чувствовал бы себя куда более уверенно. Если бы инициатива шла от Суслова, не было бы такого жесткого лимита времени. Да и Кукуев не та, надо думать, фигура, чтобы о нем хлопотали первые лица великой державы. Но все расчисления нужно оставить на потом, а пока внимать и внимать, может быть, что-то удастся выудить из этих рассуждений на общие темы.
Министр сделал несколько шагов молча, потом подошел и встал напротив Сергеева.
Майор смотрел на министра снизу, спокойно и внимательно. И это министру понравилось.
– Где у нас сейчас узкое место, Сергеев? Не знаешь. А я тебе скажу. Латентная преступность, вот где узкое место. Кукуев бы уже на условно-досрочное освобождение должен был подавать, уже полсрока должен был отсидеть, а он у нас с тобой все еще на свободе гуляет и геройствует. О чем это говорит? – министр любил говорить доходчиво, немножко в сталинском стиле, как учили вождя в семинарии. Вопрос. Ответ. – Это говорит о низком уровне работы органов дознания. Откуда берется низкий уровень? Он берется от несоблюдения уголовно-процессуального порядка реагирования на сообщения о преступлениях. Вот и остаются многие из этих преступлений нераскрытыми. А кто должен следить, кто должен подгонять? Прокуратура. Прокуратура кивает на статью 116 УПК. Ах, мы связаны, ах, мы не можем… Почему не можете? У вас есть статья 212. Очень хорошая статья, дает право ставить задачи перед органами следствия и дознания в процессе, подчеркиваю, в процессе раскрытия преступления. Ты знаешь, во сколько раз вырос объем хищений государственной и общественной собственности по стране за последние шесть лет? В три раза! О как! И мы в это время, вместо того чтобы собрать все силы, их распыляем. Следствие МВД, следствие прокуратуры… Зачем? Не проще ли, не целесообразнее ли уже сложившиеся органы дознания МВД и прокуратуры – все в общий кулак, в единый следственный аппарат МВД! А вот контроль это, пожалуйста, это остается, естественно, за прокуратурой. Отказал в возбуждении уголовного дела – изволь тут же материалы в прокуратуру, не позднее пяти дней. Пусть проверяют, правильно отказано или нет. По Кукуеву твоему семь отказов в возбуждении уголовного дела. Семь! И ни одной прокурорской проверки. Почему? Да потому, что и здесь есть увертка. Есть отказ в возбуждении уголовного дела «по другим основаниям», ты слышал: «по другим основаниям»!.. – Сергеев не только слышал, но и сам сколько раз в делах мелочных или явно бесперспективных прибегал к этой спасительной ст. 5 УПК. – А раз отказано «по другим основаниям», согласие прокурора не требуется, следователь принимает решение самостоятельно и по сути дела выходит из-под контроля. Ты бы согласился работать без контроля? – министр остановился напротив Сергеева.