Другие. Экзистенциалист
Шрифт:
— Я же сказал, чтобы ты помолчала, — мягко произнёс я, но слова прозвучали как-то уж слишком жутко.
Майя отшатнулась, а я схватив пиджак, вышел в коридор. Она за мной не последовала, вот и умница. Ничего, переживания пойдут ей на пользу, добавлю немного искажений… Пусть вырабатывает характер. Пусть!
До дома брёл пешком, чувствуя себя последней тварью, бездушной и… Ужас. Конечно! Не зря же меня так называют, я вечно приношу с собой страх, тревогу и страдания. По работе ли это происходит, или из-за того, что я уже не вижу разницы между людьми и влияниями, между людьми и экзистенциалистами, —
Чему учит экзистенциализм? Сначала внутреннее, потом внешнее. Если я позволю себе расслабиться, быть чувствительным, жалостливым и сочувствующим, то сразу же стану слабым, бессмысленным экзистенциалистом. И уж точно не буду истинным. Только внутренняя сдержанность, аскетичность и пустота могут меня спасти. Только так.
Встреча
Просыпался я отвратительно и уже после обеда, всем своим дрожащим унылым существом пытаясь собрать кусочки памяти воедино. Телефон трещал новыми сообщениями, но я нарочно его игнорировал, дабы подольше остаться в блаженном неведении о том, что происходит в мире.
Я даже не принял душ, когда вернулся, и на мне всё ещё запах Майи. Не хочу его. Он мне не нужен. Сегодня я снова увижу Аду, и не просто увижу, а смогу поговорить. От этих мыслей показался себе похожим на подростка, помешавшегося на какой-нибудь звезде.
Тошно.
От самого себя, от того, что перестал что-либо понимать, от этой дурацкой ночи и количества выпитого накануне.
Почему нельзя просто взять и выключить этот мир на пару дней, нажать кнопку стоп, переставить застывшие фигуры по своему собственному разумению, полюбоваться новой расстановкой и запустить плёнку, на которой записана жизнь, снова. Я бы перенёс Аду подальше от Денеба, а сам вместе с ним переместился бы в какой-нибудь самый отдаленный буфер, куда добираться нужно долго и упорно, да и никому не нужно.
Я всё же потянулся к телефону: Ден писал, что наша договоренность в силе, и они с Адой вечером будут у меня; пара слов от осведомителей — для сущности есть работа, отлично; короткое сообщение от Майи. Его я не мог решиться открыть дольше других. Но она только лишь спрашивала о моём самочувствии. Странно, может чувствует себя виноватой? В этом вся она: никогда не признает, что вокруг так себе людишки крутятся. Жалит и жалит саму себя, бедняжка. Но я как-то не сильно сочувствовал. Каждый сам выбирает свою судьбу. Тем более мои искажения должны помочь ей немного измениться.
Чуть приободрившись приходящими новостями, я тщательно вымылся, заказал еды на дом и долго, вкусно ел, параллельно выкуривая сигарету за сигаретой. Перед глазами маячила куча изорванных холстов, брошенных мною накануне посреди комнаты.
— До завтра потерпите, — строго сказал я им, — отвезу вас на наше любимое место.
Холсты, как и всегда, ничего не ответили. А я вдруг понял, что больше не хочу рисовать красками. Не хочу плетеную структуру, не хочу цвет. Только простой карандаш, скромный блокнот и ничего более. Аскетизм. Пустота. Внутри
Ещё издалека почувствовал её приближение. Ада. И, буквально пару минут спустя, тёмно-коричневые бархатные шторы, скрывающие двери, отодвинулись, в зал вошли сущность и Феникс. Я не позволил себе напрямую рассматривать эту великолепную пару, лишь краем глаза отметил невероятной красоты наряд — бордовое платье в пайетках, с неприличным вырезом, и огненными всполохами по подолу. Денеб чуть ли не светился гордостью, крепко обнимая её за талию и бросал такие взгляды, что мне стало не по себе. Ада была напряжена, но даже сквозь тревожные взгляды проглядывала гордость Феникса и дикая страсть, направленная на мою сущность.
Они подошли ко мне, Ден протянул руку для приветствия. Я, следуя правилам приличия, чуть привстал и улыбнулся, сдержанно, не так, как обычно.
— Привет-привет, Ден. Наконец-то ты вывел свою даму в свет, — несколько небрежно бросил я, чтобы не сильно смущать Аду и не выдавать своё собственное волнение. Внутри всё горело. Нет! Полыхало. Хорошо, что часть сознания была занята тем, что поддерживала блоки.
— Не всё же нам дома сидеть, даже если Ада в отпуске, — Денеб легко подтолкнул Феникса ко мне, заставляя поздороваться.
— Добрый вечер, — протянула она свою небольшую, мягкую ладошку.
— Действительно, добрый, — улыбнулся я в ответ и не удержался от поцелуя в руку. Сказочно нежная кожа, с едва ощутимым запахом пожарища. Огненная Ада.
Мы сделали заказ: Ден, как всегда был голоден, а вот Феникс скромничала, ей явно было не по себе. Она всё ещё боялась меня, да и я сам с трудом держал блоки, всё время забываясь, путаясь в мыслях и образах. Иногда Ада легко поводила округлыми женственными плечами, достаточно худыми, чтобы быть изящными, но оставаться удивительно притягательными. В прошлый раз я не обратил внимание на потрясающую шею, теперь же видел её как на ладони — длинную и тонкую, всё равно что лебединую.
Аду нужно писать, ей нужно любоваться, эта женщина создана для любви, а не для силы.
Тут я вспомнил Сёртуна, его издевательства над любимой ученицей, и чуть не потерял над собой контроль. Ада зябко поежилась, незаметно оглядываясь и блуждая взглядом по залу. На моё счастье и спасение, я заметил в дверях Майю.
— О! Минуту, прошу прощения, — я поднялся и поспешил к ней. Неизвестно, зачем она пришла, но очень вовремя.
Быстрым шагом, заглушающим дикий стук сердца, я подошёл к Майе, кажется, даже позабыв о том, как мы некрасиво расстались с ней накануне.
— Привет, — слишком весело проговорил я, тем не менее напрягаясь всем телом.
— Добрый вечер, — сухо ответила она.
— Ты по делу или?
— И то, и другое.
— Говори тогда, — поторопил я.
— Я писала тебе на почту, но ты не ответил…
— Был занят немного, у меня гости, — так же сухо, вторя Майе, ответил я. Она заметно нервничала, но старалась держаться, иногда поднимая на меня тоскливый взгляд. Не было в нём никакой уверенности, и я успокоился. Эта добрая душа до сих пор ни с чем не определилась.