Других версий не будет
Шрифт:
– Ладно… Вы меня на палубе подождите. Я потом посмотрю, подходит ли Светке такой жених… Только дверь наверху захлопните.
Савенков с Егором еще не ушли, а Максим Ляхов, отбросив обувную коробку уже держал в руках четыре куска «мыла», обмотанного изолентой с массой проводков, с пультом и красной кнопкой.
На палубе к Савенкову подошел начальник охраны:
– Как с вами решили?
– Нас отпустили.
– Кто?
– Лично Шишов.
– И этого?
– Обоих отпустили.
– Подождите… Я должен уточнить.
Он
Он нажал посильней. Затем дернул… Около минуты он думал, после чего наклонился к замочной скважине и прокричал:
– У вас все в порядке, Андрей Викторович.
Ответа не последовало, но к двери подбежало еще двое охранников. Один из них вытащил пистолет и прицелился в замок.
Савенков схватил Гошу за рукав и потащил поближе к борту:
– Нам пора, Егор… Вот и лодка наша.
С первого выстрела они прыгнули за борт. На яхте было явно не до них.
Подплывая к лодке, Савенков оглянулся. Охранники все еще суетились у двери. Похоже, что именно в этот момент им удалось отстрелить замок и ворваться внутрь. И сразу же раздался взрыв.
Яхту не разнесло на куски, но дыра в днище появилась. Иначе, почему «Марго» стала крениться на корму, задирая все выше нос и уходя под воду.
Пока еще не причалили, Гоша попросил всех:
– Не надо ничего Лане говорить. Ни про Максима этого, ни про Саблина. Она же его двадцать лет отцом считала… Правду не всегда надо знать. Что ей за польза от этой правды. Один вред.
Уже на тропинке перед калиткой Гоша остановился и печально произнес:
– Мы же почти в руках держали графские шифровки. Теперь их на клочки разнесло. Как Гутману об этом сказать?
Кроме освобождения Гоши у банкета был еще один повод. Это был прощальный банкет. Оставаться здесь рядом с усадьбой и дразнить гусей не было никакого смысла. Завтра утром они решили отбыть в Москву.
Пытаясь развеселить Гутмана Савенков решил пошутить:
– Послушай, Саша, что мы глупее твоего графа? Сейчас все вместе подумаем и найдем клад без всяких шифровок. Мозговой штурм, называется. Начали?
– Вы аналитик, вы и начинайте.
– Хорошо… Лана принесла архивные документы из фонда Барковских?
– Да.
– Значит туда попали документы хранившиеся здесь, в усадьбе.
– Да.
– А значит и подчистку на плане сделали здесь. Что хотели скрыть? Наш подземный ход. Другие есть, а наш банный затерли.
– Зачем?
– Вот и я думаю – зачем? Чтоб не нашли его или то, что в нем спрятано… Валера, ты не видел в стене необычной кладки или двери.
– Была там дверь, Михалыч. В той части, что к Волге ведет. Перед самым завалом в стене металлическая дверь. Как в электрощитовых, только ржавая.
– Ты не вскрывал ее?
– Нет, Михалыч. Хотел, но забыл. Как дырку в винный погреб проделал, так обо всем забыл.
У Гутмана загорелись глаза. У остальных тоже. Кладоискательство
Они шли по сырому подземному коридору. У каждого был свой источник света: керосиновая лампа, фонарь или в крайнем случае свеча. У каждого был свой инструмент: ломик, кувалда или в крайнем случае напильник.
… Против лома нет приема. Замок соскочил со второго удара.
В маленькой и удивительно сухой кладовочке стояло четыре сундука. Их вскрывали аккуратно и с трепетом.
В первом оказались старинные книги церковного содержания в кожаных переплетах с золотыми замками.
Во втором и третьем сундуках – иконы. В последнем – кадила, лампадка, распятья…
Гутман стоял среди сундуков растерянный. Он смотрел только на Савенкова, прямо в глаза:
– Что делать, Игорь Михайлович? В Израиль увезти не дадут… Вещи ценные. Можно и здесь продать, но неудобно как-то. Грешно… Что делать, Игорь Михайлович?
– Сам думай, Александр Моисеевич.
– Может быть в православную церковь отдать. Просто так, без денег.
Савенков неумело перекрестился, поклонился Гутману и распевно произнес:
– Ну, и слава богу… Одобряю твой поступок, сын мой. И граф Барковский одобрил бы…
Совсем рядом прошел плавучий кран. Катер, на борту которого вместо названия красовались огромные буквы «TV», начал плясать на волнах. Снимать было невозможно.
Строткин мог послать на место катастрофы кого угодно, но сам выехал в порт и сам сел в утлый редакционный катерок. Важнейшие события в городе должен комментировать только самый важный человек на уваровском телевидении.
Направляя Льва Зайцева к охотничьему домику, Сироткин не мог и представить, как оно все обернется. А обернулось все очень удачно. Нет, бедолагу Левушку конечно жаль, но его смерть подбросила вверх рейтинг местного эфира.
Врлнение успокоилось, Сироткин дал отмашку оператору, сделал трагическое лицо и начал:
– Уваровцы! Я веду этот скорбный репортаж прямо с места героической гибели депутата Шишова. Только что водолазы извлекли его тело… Здесь на Волге все руководство города. Все заявляют, что убийство это заказное и политическое. Однозначно! Других версий не будет… Шишов был кристально чистым, честным, справедливым. Может ли кто-нибудь подхватить его знамя?
Сироткин сделал отмашку оператору – техническая пауза. Он вытащил сотовый телефон и набрал домашний номер человека, который уже три месяца добивался его дружбы.
– … Да, Семен Ефимович, могу подтвердить. Наш лидер предвыборной гонки как в воду канул. Даже не знаю теперь, кто заменит Шишова… Я, Семен Ефимович, все могу, но… Да за такие деньги я лучше за вашего соперника драться буду! Это несерьезно… Другое дело! И оплата не после, а до. Утром деньги – вечером кресло губернатора…
Сироткин опять сделал проникновенное, торжественное лицо и продолжил репортаж: