Другой Петербург
Шрифт:
В дальнейшем Кузмину приходилось бывать на Моховой с целью что-нибудь перехватить из заказов по «Всемирной литературе». Издательство это, основанное Горьким с целью подкармливания переводами оскудевших литераторов, знавших иностранные языки, помещалось в 1919–1924 годах на Моховой, 36.
Современные литераторы захаживают в дом 20 по Моховой (1851–1852, арх. Л. Л. Бонштедт), где размещается редакция журнала «Звезда». Владельцем дома был граф Владимир Николаевич Ламсдорф, сорок лет служивший по дипломатической части и сделавшийся, наконец, министром. Говорили о нем, что жизнь он провел, как бы в гареме, окруженный молодыми людьми интересной наружности. Впрочем, граф Владимир Николаевич мог бы служить отчасти и образцом семейных добродетелей: неизменным другом его был князь
На другой стороне улицы, д. 15 — бывший особняк Штифтера (1912–1914, арх. Л. Л. Хойновский), славный в летописях нынешнего Петербурга: помещалось здесь (вход из подворотни) одно время кафе геев, но вскоре перебралось, под названием «Водолей», в один из павильонов кордегардий Михайловского замка по Инженерной улице.
При изобилии имен нетрудно что-то упустить, но вспомним, что на Моховой в юности жили (адреса неизвестны) Кузмин и Нижинский, а покровитель последнего, князь П. Д. Львов, в 1910-е годы перебрался с Морской на Моховую, д. 39. Дом 12 — адрес Виктора Ивановича Протейкинского, активного деятеля «Мира искусства» и Религиозно-философского общества, человека весьма целомудренного. Брат его, однако, с которым он жил на одной квартире, Александр Иванович Протейкинский, по прозвищу «Дина», считался известнейшим знатоком солдатских членов и летом даже ездил для этого в лагеря под Красным Селом. В 1900-е годы ему было за пятьдесят, был он горбатенек, но, по воспоминаниям А. Н. Бенуа, «фатоват, изящен в своих одеждах, что придавало комизма его скрюченной фигурке».
Дом 30, на вид мало примечательный, отмечен доской с именем композитора Александра Сергеевича Даргомыжского. Тоже, в сущности, фигура подозрительная. Щупловат, одевался с претензией, но без вкуса: в голубой сюртук с красной жилеткой. С голоском столь тонким и пронзительным, что вызывал у барышень непроизвольный смех. Особенных успехов с этой стороны ожидать не приходилось.
Соседом его был крупный чиновник Владимир Федорович Пургольд, на воспитании которого находились две сиротки-племянницы, Надежда и Александра. Квартира Пургольдов привлекала музыкантов, в особенности, «кучкистов». Получили они у сестер прозвища, характерные для определения их мыслительных способностей. Кюи, например, был «Едкостью», Римский-Корсаков — «Искренностью». Мусоргский получил название «Юмора», именовали его также «Тигром». Александра, певшая на любительских концертах и занимавшаяся модной тогда мелодекламацией, пыталась женить на себе «тигра» (или «юмора») Мусоргского, но вышла, в конце концов, за художника Моласа. Сестра ее Наденька, аккомпанировавшая Саше на фортепьяно, с присущей девам душевной слепотой завела, было, роман с Чайковским, но вовремя утешилась Римским-Корсаковым.
На доме по улице Пестеля, 11 укреплена мемориальная доска, объявляющая, что здесь жили Римский-Корсаков, Мусоргский и Чайковский. Можно подумать, что жизнь была втроем. Воображение рисует соблазнительные картинки. На самом деле Чайковский с двумя первыми не только не жил, но и плохо был знаком. Он снял здесь комнату в квартире тетушки своей Е. А. Шоберт, сдававшей меблирашки, в 1865 году, когда оканчивал консерваторию. Предполагалось, что учившиеся по соседству в училище правоведения двойняшки, Модест и Анатолий, отпускавшиеся на праздники, будут ночевать у старшего брата. Но квартира оказалась сырой, у Чайковского разболелись зубы, и он вскоре перебрался к Апухтину на Караванную, о чем мы уже вспоминали.
Более интересен для биографии композитора дом, находящийся прямо напротив, на другой стороне Пантелеймоновской (д. 4). Здесь была квартира адмиральши В. В. Бутаковой, урожденной Давыдовой, брат которой женат был на Александре Ильиничне. Вот в этой квартире 19 марта 1880 года произошла первая встреча Чайковского с великим князем Константином Константиновичем.
В письме к Надежде Филаретовне фон Мекк Петр Ильич не без кокетства сообщал, что великий князь — «молодой человек 22 лет, страшно любящий музыку и очень расположенный к моей», —
Эти места — Фонтанка, Соляной, Моховая, Сергиевская — самые чайковские. Как привезли его десятилетним мальчиком из Алапаевска в училище правоведения, так сам он и родственники его жили где-нибудь поблизости. Вот, например, дом 6 по Соляному переулку — здесь умерла 13 июня 1854 года мать композитора, Александра Андреевна, урожденная Ассиер. Илья Петрович женился на Александре Андреевне, на двадцать лет его младшей, сорокалетним вдовцом. Илья Петрович был в семье двадцатым ребенком, да и у него самого народились: дочь Александра от первого брака и пять сыновей (Петя — второй).
Что же за такое училище правоведения, питомцы которого, будто бы, приговорили Чайковского к смертной казни? В упоминавшемся сборнике «Eros russe» имеется «Песня правоведов»:
Так нужно ль с пиздами Знакомиться тут? Товарищи сами Дают и ебут. Приятное дело Друг другу давать И жопою смело Пред хуем вилять.Вот такая «честь учебного заведения». Попал туда Петр Ильич довольно случайно. Могли бы и в Горный корпус — как старшего брата Колю — по наследственности: отец их одно время был директором Петербургского Технологического института, о чем можно было бы мемориальную доску повесить, благо их на стенах этого здания на углу Московского и Загородного немерено.
Из тех, с кем учился Чайковский, в дальнейшем он общался, пожалуй, только с Апухтиным и Мещерским. Дух корпоративности, студенческого братства был ему чужд, да, по-видимому, вообще не был силен в этом учебном заведении. К какому-то училищному юбилею написал он, кажется, гимн или кантату (не на те стихи, что приведены выше). Считался, разумеется, «гордостью училища», наряду с другими именитыми воспитанниками (К. П. Победоносцев, оберпрокурор Синода; К. К. Арсеньев, редактор словаря Брокгауза и Ефрона; В. О. Ковалевский, палеонтолог; А. Н. Серов, композитор, и др.)
Училище было основано в 1835 году герцогом Петром Григорьевичем Ольденбургским. Ольденбурги — древний владетельный род, представители которого многие века правили Данией, Норвегией и Швецией. А в сущности, российская Императорская фамилия значительно более имела ольденбургской крови, чем романовской (если вообще имела, после Петра II, последнего мужчины в Доме Романовых).
Среди многочисленных загадок русской истории теряется фигура царевны Анны Петровны, которая, согласно официальной версии, родилась в 1708 году, на год раньше Елизаветы Петровны, и обе девочки, как рожденные Мартой Скавронской от Петра I еще до свадьбы, были «привенчаны», обойдя во время венчания Петра и Екатерины налой, держась за шлейф родительницы.
Елизавета стала в 1741 году Императрицей и своим наследником объявила племянника, сына старшей сестры Анны, выданной за голштинского принца Карла-Фридриха Шлезвиг-Голштейн-Готторпского. Свадьба состоялась в мае 1725 года, уже после смерти Петра, и ознаменовалась возложением орденских знаков на первых кавалеров ордена Александра Невского. В истории русской геральдики Анна Петровна примечательна еще и тем, что супруг учредил в ее честь в своей Голштинии (это пограничные с Данией немецкие земли: Киль, Любек) орден Святой Анны, к нам принесенный Петром III и ставший мечтой многих поколений русских чиновников («Анна на шее»).