Другу смотри в глаза (сборник)

Баженов Георгий Викторович

Что это было на самом деле, я ощутил только тогда, когда очутился по ту сторону училищной ограды. В «самоволку», как я заметил, всегда уходили через сад, забирались по тополю на забор и спрыгивали на землю. Обычно этим занимались старшеклассники, бегали к девчонкам на свидания. Ну, забрался на забор и я – сердце колотилось страшно громко, а как только спрыгнул на землю, почувствовал себя настоящим преступником. Все, что уже вошло в мое существо за год учебы в училище – святая вера в законы и порядки военной жизни, теперь бессознательно протестовало против моего безрассудства. Но отступать было поздно: лучше погибнуть с музыкой, чем выглядеть в глазах Кольки трусом.

Мы шли, я разговаривал с ним

нарочно громко, нес для храбрости какую-то чепуху про то, как я был дневальным, стоял у тумбочки с автоматом (а нам еще и автоматы-то не показывали), вдруг в казарме появился дежурный по училищу подполковник Тресвяцкий, я ему: «Стой, кто идет?» – и автомат на него. («Ну да-а?..» – удивляется Колька.) «Дежурный по училищу подполковник Тресвяцкий, – отвечает он. – Молодец, товарищ суворовец. Благодарю за службу!» («Здорово!»– восхищается Колька.) Но это еще что, – продолжаю я, – слушай, что дальше было. (И ведь вру, вру все это Кольке.) Подполковник приказывает: «А ну-ка, товарищ суворовец, проверим вас на знания устава внутренней службы, докладывайте первый раздел!» («А чего это? – спрашивает Колька. – Здорово трудно, ага?») Ну, я как начал ему выдавать, оттараторил без запинки, так, мол, и так, а он говорит: «Ну, товарищ суворовец, удивили вы меня, буква в букву, параграф в параграф!» (Слово «параграф» я выговаривал с трудом, запинаясь, но Колька все равно верил. «Так тебе и медаль дадут! – сказал он с восхищением. – Будешь, как дядя Ваня: грудь в орденах!») Эта мысль – про ордена и медали – мне, конечно, нравится, я уж и сам начинаю верить, что скоро орденом меня наградят, вот бы здорово приехать домой, а на гимнастерке у тебя настоящий орден. Ну или хотя бы медаль… на крайний случай.

Мы наконец выбираемся из военного городка, выходим на главную улицу. Теперь даже в своей суворовской форме я не так приметен в разноцветье гражданской одежды. В трамвае мы забираемся с Колькой на заднюю площадку, где всегда полно народу, тем более теперь, перед праздником. Все куда-то спешат с набитыми сумками и авоськами, гул стоит, смех, кто-то с кем-то ругается, кто-то кого-то успокаивает, а над всеми командует слегка надтреснутый голос кондуктора: «Граждане, кто не уплатил за проезд? Граждане, имейте совесть, граждане, контролер пойдет, я не отвечаю, граждане…» Я пихаю Кольку в бок:

– Ты зачем за меня передаешь? Нам положено бесплатно.

– Ну да?..

Я улыбаюсь: все-таки чудной у меня друг Колька Барышев, все его удивляет и восхищает во мне, а мне приходится из-за этого страдать, корчить из себя героя. Ну ладно, на то я и суворовец, чтобы терпеть. Я-то знаю, в нашей суворовской жизни не все так красиво и заманчиво, как это кажется со стороны: у нас ведь есть будни, учеба, труд, но уж так повелось, все смотрят на нас как на особенных, да я и сам, по правде говоря, часто чувствую себя счастливым, удачником.

Ехали мы на ВИЗ долго: ВИЗ – это район такой в городе, где находится Верх-Исетский металлургический завод. И пока ехали, я совсем успокоился, подумал: а здорово я в «самоволку» убежал, вот узнают ребята в роте, перестанут дразнить «маменькиным сынком».

Как только объявляют нашу остановку, мы выпрыгиваем с задней площадки на асфальт. Остановка на взгорке; отсюда, как ручейки, растекаются вниз дорожки – к магазину «Одежда», к Исеть-реке, к зданию завода. И по той дорожке, которая петляет к реке, мы побежали весело и восторженно: спуск был крутой, дух захватывало! Там было пересечение нашей дорожки и асфальтированного тротуара, и вот мы бежим, и уже нельзя остановиться, а я вдруг вижу, что Колька летит прямо на нашего офицера-воспитателя майора Петрова. Внутри у меня так все и оборвалось. И не успел еще никто ничего сообразить, как Колька с налету врезался в майора, тот успел только вытянуть

вперед руки, принял на себя бегущего Кольку, чуть приподнял его и спружинил удар. Все это майор сделал с легкой усмешкой, даже как будто весело, сказав: «Оп-па! Ну, даешь, боец!» – пока… не заметил вдруг меня. Не хотел бы я больше увидеть, какие у него были глаза! Обычный день, вторник, и вдруг… кого же он увидел в городе? Суворовца из своего взвода! Откуда он взялся? Почему? Мысль о том, что я сбежал в «самоволку», не сразу даже пришла ему в голову: он всегда думал обо мне хорошо, ставил меня в пример, и вот… Я бежал, всем корпусом подавшись назад, тормозил: лучше б я провалился сквозь землю, растворился бы в воздухе, чем… так я и не смог затормозить – мягко, но врезался-таки в офицера-воспитателя.

– Так… – протянул майор Петров. – Та-ак, товарищ суворовец! (Он даже по фамилии меня не назвал.) Это что же это такое… На первом году уже в самовольную отлучку отправились?! И кто?! Отличник учебы! Гордость взвода! Не ожидал…

В это время на развороте заскрипели тормоза трамвая; помню очень хорошо, этот скрип как будто спас меня: слова майора потонули в трамвайном шуме.

– Дяденька майор, дяденька майор, – залепетал Колька. – Это я… мы с дядей Ваней… мы за лекарством в город… он не виноват. Это я… я…

– Не «дяденька майор», – буркнул я, – а товарищ майор. – И отвернулся.

– Товарищ майор, товарищ майор, – лепетал Колька, – он на фронте воевал… у него ранение… он не смог сегодня, мы…

– Ничего не понимаю, – нахмурился майор. – Кто на фронте воевал?

– Дядя Ваня! Мы приехали, у него рука совсем разнылась… его под этим… как его… под этой… под Ельней контузило… Ему Володю посмотреть охота в суворовской форме… а он не может…

– А вы что молчите, товарищ суворовец? – строго спросил меня майор. – Спрятались за спину гражданского мальчика! Надо отвечать за свои поступки.

– Так ведь он ни при чем… – снова начал Колька.

Вокруг нас собирался народ, смотрели на нас с Колькой жалостливо, а на майора просительно.

– Ну-ка отойдем в сторонку! – показал майор рукой. – Разрешите, граждане. Разрешите, разрешите! – И когда мы отошли, спросил: – Ну, что там у вас за дядя Ваня такой?

– О, дядя Ваня! – восхищенно выпалил Колька. – Он гвардии старшина запаса огнестрельного минометного батальонного полка!

– «Минометного батальонного полка», – усмехнулся майор Петров и, повторив: – «Минометного батальонного огнестрельного»! – даже рассмеялся. – А ну, где он у вас живет, гвардии старшина запаса? Показывайте! – И обратился ко мне: – А с вами, товарищ суворовец, разговор особый. Пусть вот ваш дядя Ваня полюбуется на вашу дисциплину.

– Он не мой дядя Ваня. Он его дядя Ваня, – буркнул я.

– Вы уже и пререкаться научились? Не зна-а-ал…

– Мы в город к бабушке приехали, у нее травы разные… Бабушка-то у нас ой старенькая, хлопочет около дяди Вани, совсем он занемог…

– Понятно… «занемог», – снова усмехнулся майор гражданским словам Кольки.

Сначала дядя Ваня ничего не понял – подумал, мы его навестить пришли, я и мой офицер-воспитатель, вот какие хорошие да внимательные, а потом, когда услышал, что я в «самоволку» сбежал, нахмурился:

– Ну, Колька, я с тобой дома поговорю! Тут тебе не в поселке у нас, тут военное училище. Зачем Володю сманил?

– Дядя Ваня, я сам! – сказал я. – Он не виноват.

– «Сам»… Знаю я, как вы выгораживаете друг друга. Вот у нас случай был… простите, товарищ майор, вы на каком фронте воевали?

– На Белорусском.

– Соседи, значит. Мне на 2-м Украинском пришлось одно время… А случай, значит, такой… – Дядя Ваня выпустил густую струю дыма (он всегда курил козью ножку). – Слышь, мать, – обернулся он, – ты там сообрази чего-нибудь на стол.