Друид
Шрифт:
— Фусцинус! — заорал на своего раба молодой трибун. — Твой хлеб невозможно есть. Меня от него тошнит!
— Панис милитарис всегда быть черный, господин, — ответил Фусцинус, нисколько не смутившись. — Так меня научить, господин.
Фусцинусу наверняка уже перевалило за тридцать. Скорее всего, он стал рабом, еще когда был юношей. Всем своим видом и сдержанными ответами на нападки господина Фусцинус показывал окружающим, что готов выполнять любые приказания. Раб был воплощением покорности. Его имя образовалось от уменьшительной формы слова «темнокожий». Если бы какой-нибудь хозяин вышел в Риме на форум и заорал: «Фусцинус!» — то наверняка к нему
Несмотря на довольно высокий рост и очень крепкое телосложение, Фусцинус вел себя чрезвычайно послушно и во всем беспрекословно подчинялся своему хозяину, словно собака, которую дрессировали с применением невероятно жестоких методов. Следует признать, что есть немало людей и собак, которые подчиняются исключительно из страха. Не знаю, приходилось ли рабу молодого трибуна когда-либо служить в армии и сражаться на поле боя. Меня так и подмывало спросить об этом Фусцинуса, но я решил, что лучше не задавать ему подобных вопросов. Взглянув на него в очередной раз, я понял, что этот человек перенес за свою жизнь очень много страданий.
При любой удобной возможности римский трибун изображал из себя невероятно богатого патриция, который считал ниже своего достоинства употреблять в пишу блюда, отличающиеся от той изысканной еды, к которой он привык. На самом же деле он был всего лишь всадником! А всадником в Риме мог стать любой гражданин, располагавший суммой в четыреста тысяч сестерциев и больше.
— От Фусцинуса вряд ли можно дождаться приличного белого хлеба, — попытался блеснуть своим остроумием юнец. В ответ на его шутку офицер лишь устало улыбнулся. Ему наверняка перевалило за сорок, так что на вздор, который несут заносчивые молокососы, он уже не обращал никакого внимания. Разве они что-то понимают в жизни?
— Белый хлеб нехорошо, господин, черный хлеб хорошо для желудок…
— Вы только послушайте, что говорит этот чернокожий иберийский засранец! Он пытается нас поучать. Значит, ты имеешь наглость утверждать, будто все, кто живет в Риме, питаются неправильно?
— С каких это пор в Риме живут только всадники и патриции? — нехотя спросил офицер у молодого трибуна.
Оба кельта тихо рассмеялись. Похоже, они поняли, на что намекал командир нашего отряда. Кунингунулл порылся в своей сумке, достал оттуда кусок хлеба и бросил его трибуну.
— Вот, отведай галльского хлеба. Он белый. Дрожжи для его выпечки мы делаем из пены, образующейся на поверхности бочек, в которых бродит пиво. Поэтому хлеб получается очень мягким белым и воздушным.
Молодой римлянин с отвращением поморщился, услышав объяснение Кунингунулла, и начал внимательно рассматривать хлеб. Наконец, решившись попробовать его, трибун откусил небольшой кусок с таким видом, будто его заставили зубами оторвать голову дохлой крысе. Все сидевшие вокруг костра наблюдали за ним. Через некоторое время, тщательно прожевав хлеб, трибун протянул буханку офицеру со словами:
— Подобную выпечку вы могли бы покупать у галлов для своих солдат. Им она наверняка придется по вкусу.
Офицер взял в руки ломоть галльского хлеба, откусил немного и, даже не дожевав его, проворчал:
— Совсем недурно! — По его лицу было видно, что хлеб ему очень понравился. Затем командир нашего отряда вновь обратился к Кунингунуллу: — Но наши легионеры обязательно должны есть panis militaris, в противном случае их желудки не смогут переваривать пишу.
Офицер
— Скажи, друид, ты уже принял решение? Ты служишь в канцелярии Цезаря? — спросил меня Кунингунулл, передав по кругу бурдюк с вином.
— Да, я подписал контракт, так что теперь должен повсюду следовать за Цезарем и выполнять приказания, полученные от него или от его представителей. Я не смогу отправиться к Атлантикусу вместе с остальными кельтами.
Кунингунулл нервно отмахнулся.
— Гельветы никогда не доберутся до Атлантикуса. Подумай сам, друид. Сейчас это понятно всем. Цезарь надавил на все рычаги и прибегнул к хитрости, которая позволила ему получить под свое начало шесть легионов. Как ты думаешь, что произойдет, если он в ближайшее время не воспользуется столь мощным войском? Да в Риме его в лучшем случае просто высмеют, а в худшем случае обвинят в намерении устроить военный переворот. Цезарь игрок, который раз за разом ставит самого себя в такое положение, из которого есть только один выход. И никаких путей к отступлению. Он готов рискнуть всем, в том числе и своей жизнью, но он знает, чего хочет. Все или ничего.
Я лишь пожал плечами.
— А что плохого сделал тебе Цезарь, друид? — поинтересовался второй эдуй, пристально глядя на меня. — Неужели ты до сих пор не понял — Цезаря нельзя победить. А это значит, что нужно сделать его своим союзником. Я и Кунингунулл — два живых примера. Мы были сыновьями бедного князя, у нас не осталось почти никакого имущества. Никто из соплеменников не воспринимал нас всерьез. Наверняка рано или поздно наступил бы день, когда нам пришлось бы стать рабами, чтобы выплатить свои долги.
— Он говорит чистую правду, — подтвердил Кунингунулл. — Поступив на службу к Цезарю, я получил воинское звание и стал командиром небольшого отряда. Мне назначили приличное жалованье, позволяющее неплохо жить! Мы имеем право участвовать во всех грабежах наравне с остальными легионерами. Когда закончится срок моей службы, я получу римское гражданство, а нынешний проконсул сделает меня князем или царем наших племен. Я спрашиваю тебя, друид, кто мы такие? Рабы Цезаря или его союзники? Нет, мы пользуемся лишь могуществом этого римлянина, чтобы заставить наши племена вновь уважать нас. Поверь, мы добиваемся уважения, которого в самом деле заслуживаем!
— А что мы получили бы взамен, решив встать на сторону тех, кто собирается сражаться против Цезаря? — спросил Дико, второй эдуй. — Взгляни на аллоброгов. Что происходит с их племенами? Римляне буквально задушили их непомерными налогами. Аллоброги должны предоставлять в распоряжение проконсула провинции вспомогательные войска и сами платить этим солдатам жалованье. Немалую часть выращенного ими зерна аллоброги обязаны отдавать Риму. Одной из их многочисленных обязанностей является поддержание в надлежащем состоянии дорог, используемых римлянами. Те же, кто отказывается или не может платить налоги и выполнять возложенные на них обязанности, становятся рабами. Нам, эдуям, не приходится мириться с такой несправедливостью. Если бы среди аллоброгов нашелся хотя бы один кельт, который был бы дружелюбно настроен по отношению к Риму, то Цезарь сегодня же сделал бы его царем. Но аллоброги упрямы и глупы.