Друзья и возлюбленные
Шрифт:
— Лоренс, ты такой добрый. Как же здорово, когда мужчина добрый… Можно тебя попросить?
Он встал и посмотрел ей в глаза.
— О чем угодно.
— Ты… ты бы мог меня обнять? Всего на секундочку?
Лоренс обошел стол; Джина встала и положила руки ему на плечи. Он рассмотрел ее темные волосы, брови и ресницы, ее запястья в тонких браслетах… Всю свою жизнь он знал эту женщину, знал образ ее мыслей, ее поведение и чувства — огромное количество фактов, которые проходили сквозь него, не пробуждая страсти.
— Джина, — хриплым голосом проговорил он. — О Джина!..
Закрыв глаза, он крепко ее обнял.
— О Джина… — повторил он, приникая к ее губам.
ГЛАВА 9
— Да езжай ты уже! — воскликнул Адам. — Мы тебя прикроем.
Софи обвела взглядом всех троих.
— А разве… разве я не должна кого-нибудь предупредить?
— Нет, — ответил Джордж.
— Все только расстроятся, — сказал Гас, лежавший на ее скрипучей кровати.
— И вообще ты имеешь полное право увидеть родного отца! — добавил Адам.
Софи теребила краешек белой блузки.
— Мама переживает за бабушку и Дэна, а я…
— Она ничего не узнает, — перебил ее Джордж. — Подумает, что ты здесь. Ты и так целыми днями работаешь.
Адам зевнул.
— Поезжай, и дело с концом. Зачем все усложнять?
— В нашей семье всегда все сложно. Ты же знаешь. Мы по любому поводу готовы обсуждать свои чувства, даже если речь о стирке носков.
— Ну, больше такого не будет, — сказал Адам. — Отец-то ушел.
Все замолчали. Наконец Софи буркнула:
— Не смей говорить о моем отце!
— Прости, я только…
— Ты его не знаешь. Никто не знает.
Гас сел. Софи уже давно была в скверном настроении, все время огрызалась и нервничала, как умеют сделать только девчонки: хандрят, а обсуждать свою беду не желают. Софи выглядела утомленной. Когда она была такой, Гасу хотелось подарить ей цветы или накормить фирменным блюдом — «яичным танго» с кетчупом и булочкой. Стесняясь братьев, он неуклюже сказал:
— Поступай, как тебе хочется.
Софи кивнула и завязала узлом полы рубашки.
— Правильно, — согласился Адам. — Не бойся: наша мама подумает, что ты дома, а твоя — что ты у нас. Мы им в этом поможем.
Софи мельком посмотрела на Джорджа.
— Ты… ты поедешь со мной?
Он покачал головой:
— Не-а.
— Не могу же я…
— Можешь! — отрезал Джордж. — И должна. В конце концов, он твой папа.
— А если у него есть любовница?
Все замолчали. Любовница Фергуса Бедфорда представилась им эдакой красоткой с плакатов, которыми Гас увешал стены своей комнаты.
— Да уж…
— Лучше не думай об этом, наверняка у него никого нет…
— Я умру, —
Гас вскочил с кровати, оставив на лоскутном покрывале глубокие складки.
— Тогда тебе точно надо поехать. Чтобы во всем убедиться.
Адам швырнул в него подушку и крикнул:
— Ну ты и болван! Недоумок!
На уиттингборнском вокзале было практически пусто, если не считать сутулой девушки в черном, грызущей ногти, и пожилой женщины с чемоданом в наклейках разных стран. Мертвая полуденная тишина висела над перроном, лишь кое-где деловито прыгали между шпалами воробьи.
Софи села подальше от девушки и пожилой дамы, под прейскурантом на семейные поездки и афишей лондонского концерта Тины Тернер. На Софи были джинсы, белая рубашка и льняной пиджак цвета индиго, который купил ей отец, сказав, что не помешает хоть изредка надевать строгие, хорошо сшитые вещи. Она почти его не носила, поэтому лен был еще новый и гладкий. Он, точно бумага, покрылся ровными складками и чудесно пах, даже лучше, чем хлопок: свежим воздухом, полями и голубыми цветами под голубым небом.
Перед тем как отправиться на вокзал, Софи зашла к Дэну. Она в самом деле хотела его проведать, однако в ее визите крылся и особый умысел: Дэн расскажет о нем Джине, и той даже в голову не придет, что дочь могла уехать в Лондон — ужинать с отцом. Фергус сначала изумился ее звонку, а потом страшно обрадовался и попросил Софи приехать немедленно, а лучше остаться на выходные.
— В другой раз, — сказала она.
— А мама знает?
— Нет.
— Надо бы ее предупредить…
— Нет.
— Лучше все-таки…
— Нет! — оборвала его Софи. — В другой раз. Не хочу, чтобы она задавала мне всякие вопросы. И вообще — думала об этом.
Дэн клевал носом. Ему давали успокоительные, потому что без них он начинал беспокоиться и пытался встать. На прикроватном шкафчике висел бабушкин несессер из красного шелка, с деревянной ручкой и золотыми драконами. В стеклянной вазе стоял красно-оранжевый букет — разумеется, от Ви.
— Просидела тут весь день, — сонно пробормотал Дэн. — Шила, болтала, читала мне газету. Читает она кошмарно. Хуже не придумаешь. Останавливается посреди каждого предложения и комментирует. Я чуть с ума не сошел.
Дэн, мирно лежавший под идеально ровным одеялом, показался Софи маленьким и хрупким. Она заметила, как хорошо за ним ухаживают: ногти аккуратно подстрижены, подбородок гладкий, пижама чистая.
— Врачи сказали, когда вас выпишут?
Он покачал головой:
— Нет, милая.
Ей хотелось спросить, очень ли плохо живется в этой огромной палате, полной стариков и жутких звуков чужих болезней, но она вовремя передумала: выбора-то у него все равно нет.
— А у тебя все хорошо?