Друзья и возлюбленные

Троллоп Джоанна

Кэт часто говорила, что на долю Софи выпало слишком много страданий. Дуг не соглашался: чем раньше узнаешь, как жестока судьба и как правильно держаться на плаву, тем лучше. Взять хоть их с Кэт — сколько лет они гнули спину или вообще не могли найти работу, прозябая в дешевых мотелях и общежитиях! Только после пятидесяти гол удалось кое-как устроиться. Софи Бедфорд хотя бы живет в достатке, имеет собственную ванную (а не делит ее с одиннадцатью другими людьми) и не думает, что вся жизнь — лишь длинная вереница дождливых понедельников.

Она попятилась,

и рука Кэт соскользнула с ее плеча. Затем Кэт пошла обратно в дом, запахнув жилет, словно бы почувствовала, что Дуг разглядывает ее фигуру. Под жилетом на ней была розовая футболка с огромным попугаем. Наверное, после пятидесяти уже не стоит носить розовое. А попугаев в особенности. Хотя на Ви Ситчелл и розовое, и красное, и фиолетовое смотрятся превосходно — вот ведь штука!

— Не придет, — сообщила Кэт. — Она вежливо сказала, что у нее есть ключ от бабушкиной квартиры и она хочет просто побыть одна и немного подумать.

Дуг прикурил сигарету и глубоко затянулся.

— Что ж, ее дело…

— Она очень решительно это заявила. Никогда ее такой не видела.

— Да… — протянул Дуг и уткнулся в газету. — Послушай, Кэт…

— Что?

— Когда ты последний раз смотрелась в зеркало? — как можно непринужденнее спросил он. — В полный рост?

Гас подумал, что мама выглядит так же ужасно, как Джина в тот вечер, когда их бросил Фергус, — словно услышала или увидела нечто страшное. Она стала белая как простыня, а глаза так покраснели, будто она не смыкала их несколько ночей. И она жутко сердилась.

— Ты чего, мам? — спросил он, остановившись в дверях родительской спальни с миской хлопьев в руках. Хилари ожесточенно заправляла постель, точно хотела порвать белье.

— Ничего!

Он глотнул молока с хлопьями.

— Что с тобой такое? Я могу как-нибудь…

— У меня раскалывается голова! — злобно отрезала Хилари. — И месячные, и полный дом постояльцев, и четырнадцатилетний сын, который льет молоко на ковер, точно дитя малое!

— Ой, прости! — Гас растер каплю подошвой, и она превратилась в темное пятнышко.

— Не смей так делать!

— Прости…

— Принеси тряпку и вытри как следует, дурачина! Ковер же провоняет!

— Хорошо, я…

— Живо! — прикрикнула Хилари, швырнув на место подушки. — И возьми какое-нибудь чистящее средство.

Чуть позже они встретились в коридоре возле бара, и она ласково потрепала его по голове.

— Прости, сынок. Конец сезона, сам понимаешь…

Он кивнул. Ему хотелось обнять ее, как Софи, — скорее для собственного утешения, чем для ее, но ни мама, ни Софи обниматься не любили. С папой было проще, он всегда клал руку ему на плечо, даже если не очень понимал, что его тревожит. Хилари выглядела так, словно нуждалась в поддержке, но ударила бы любого, кто попытается ее обнять.

Странно: Гасу не терпелось пойти в школу, он чуть ли дни не считал. Лето было длинное и ужасно скучное, а школа сулила какие-никакие забавы и долгожданное возвращение к нормальной занятой жизни. Гас любил нормальный ход дел, любил

также сильно, как Адам презирал. Гас и нарушал-то лишь «нормальные» правила — скажем, запрет на курение — и при этом старался не усердствовать. Его раздражало, когда что-то выходило из-под контроля, а сейчас, по всей видимости, происходило именно это. Все точно сошли с рельсов и носились вокруг сами по себе. Должно произойти нечто обыкновенное, чтобы вернуть всех в нормальное русло. И школа — отличное средство. Еще две недели, и жизнь пойдет своим чередом.

— Бездельничаешь? — спросил его бармен, когда Гас предложил подмести подвал. — Небось в школу охота?

— Угу…

— Ишь ты! Не знал, что услышу такое от современного подростка. Тебе врача не позвать?

— Полагаю, — сказала молодая особа, остановившись на пороге гостиной Хай-Плейс, — здесь можно устроить игровую для детей.

Джина внимательно ее рассмотрела. Не красавица, но взгляд притягивает: четкий боб, красная помада, черная одежда. Муж был такой же, в солнечных очках и черной футболке. Оба занимались дизайном.

— Видите ли, у нас двое детей, — сказала дама.

— Пока что, — добавил ее муж и только что не подмигнул.

— Наша дочь… — начала Джина и осеклась. — Моя дочь всегда любила играть на кухне. Поближе ко мне.

Женщина сморщилась:

— Ну, у нас-то мальчики…

— Я слышала, сыновья еще больше липнут к матерям.

Дизайнер подошла к камину и, подперев рукой подбородок, осмотрела кладку — словно любовалась скульптурой.

— Только не к такой, как я…

— Ох, не обращайте внимания! — встрял ее муж. — Она с ума сходит.

Они пришли смотреть дом час назад. Джина сварила им кофе и даже нашла минеральную воду для миссис Пью («Зара», — представилась та, протянув ей белоснежную руку с громадным серебряным перстнем). Затем Джина стала показывать дом — отчасти гордо, отчасти с жалостью, как свойственно большинству людей, продающих свое жилье. Гости осмотрели все шкафы и углы; мистер Пью постоял в каждой комнате, оглядывая стены с внимательным прищуром, будто раздумывая, как их выгоднее сфотографировать. Это была уже седьмая пара и самая многообещающая, несмотря на чудаковатый вид.

— Хорошо, — приговаривал мистер Пью, изучая аккуратно утопленные розетки и полированные полы на кухне. — Хорошо. — Иногда он снимал очки, чтобы получше все разглядеть.

Джина пристально за ним наблюдала. Она не хотела произвести впечатление несчастной брошенной женщины, которую можно обвести вокруг пальца. Поэтому она надела пиджак и золотые серьги кольцами, давая понять, что с ней шутки плохи. Увидев этих современных и непривычно утонченных людей в своих комнатах, она с удивлением осознала, что рада избавиться от Хай-Плейс. Главное — деньги. За сто с лишним тысяч она сможет выбрать дом по душе и посвятить его себе и своим любимым, а не какой-то абстрактной идее реставрации. Джина наконец-то почувствовала — и поделилась этим с Дианой Тейлор, — что Фергус оказал ей добрую услугу.