Друзья и враги
Шрифт:
Доклад был подготовлен в большой спешке, потому что хватало дел и без подготовки доклада. Поэтому он был несколько сумбурным. Но он был интересным. Более чем. Пожалуй, впервые за всю свою жизнь я начал кое-что понимать…
Вопрос замирения заключается не в том, чтобы физически уничтожать террористов: нас слишком мало, у нас слишком мало времени, а у них времени более чем достаточно. Терроризм может воспроизводить сам себя до бесконечности, если мы не подрубим его под корень. Не устраним причину. А сделать это не так-то просто.
Когда Николай назначал меня сюда, я опрометчиво полагал, что корень всего беспредела, что творится здесь, – в разнузданном произволе и насилии, которые творились здесь и властями предержащими. От этого я дал моему другу весьма самонадеянные обещания по срокам замирения края: мне виделось, что стоило только ликвидировать террористических лидеров, навести порядок в системе власти, расставить на местах честных людей, показать простому народу, что мы заботимся о нем, дать ему какую-никакую работу – и все прекратится. Теперь, к стыду своему, я видел, что обещания мои практически невыполнимы. Проблема глубже. И серьезнее.
Проблема
Система была скопирована с поливного земледелия на нашем Юге и на замиренном Востоке – но была одна большая разница. Когда свою систему делали мы, Его Величество настоял на том, что эта система должна предназначаться для всех, а не для избранных. И если даже не для всех – то, по крайней мере, для большинства. Призраки крестьянской Вандеи двадцатых, когда в предел нищую деревню Центральной России замиряли пулями и нагайками, потом чуть ли не насильно переселяли людей на Восток и в Сибирь, чрезвычайными займами, как могли, ликвидировали общину и чересполосицу, все еще помнились в России, витали над ней. Никто не забывал самого главного – тогда русские убивали других русских, и никто не хотел повторения. Поэтому при постройке системы орошения каждому крестьянину дали возможность самостоятельно, даже своим трудом, без найма, построить водоотвод к себе на поле, и даже дали кредиты через Земельный банк, чтобы можно было перейти на нормальное поливное земледелие, дающее по три-четыре урожая в год. Это позволило за счет технических инноваций быстро сформировать довольного многочисленный класс крепко стоящих на земле собственников, которые с одного гектара получали прибыли раза в три больше, чем в Центральной России – и вот им-то никакая революция, никакой исламский террор не был нужен, это были самые верные сторонники монархии и лично Его Величества. При любых беспорядках, при любом мятеже они теряли все, что у них было – в том числе и самостоятельно построенное. Самостоятельная стройка в этом раскладе тоже была очень важна – для русского, да и для араба не меньше – особое значение играет труд. Построенное собственными силами ценится намного больше, чем купленное или построенное наемным трудом. Конечно, были и проигравшие в этой игре – примерно половина от общего количества, но оставшейся половины было достаточно для стабилизации ситуации, а промышленность в городах сумела принять и как-то переварить вторую половину. Может быть, эта политэкономия покажется нудной, но знать это необходимо для правильного понимания персидских событий и корней упорного сопротивления, с которым мы столкнулись.
А вот шахиншах сделал все по-другому. Вряд ли он сделал это по своему злому умыслу, скорее просто не понимал. Или – находился под давлением, так будет вернее. Чем дольше я «правил» в Тегеране – тем больше понимал, насколько сложной была система управления этой страной при шахиншахе и насколько сложные взаимоотношения и взаимозависимости пронизывали верхушку. Сам шахиншах, несмотря на то что имел право убить кого угодно, не мог идти против системы, он был как в паутине.
Итак, Персия. В ней были равные стартовые условия с нами. Мы помогли построить систему орошения, технически не менее совершенную, чем наша, мы даже сумели подвинуть пустыню и окультурить соляные земли до такого уровня, что на них можно было выращивать виноград. Были у шахиншаха и средства, позволяющие ему оплатить проект, – средства от добычи нефти и газа, все-таки мы закупали богатства Персии по нормальной цене и взамен делали для Персии более чем достаточно. Одно количество промышленных объектов, поданное мне отдельным списком в самом начале как требующее восстановления, чего стоит.
Но шахиншах по-другому разложил бремя оплаты за новую систему. Он даже не попытался создать хоть какой-то обширный класс собственников, поддерживающих его. Землей владели муллы и феодалы, в последнее время феодалами становились многие армейские генералы и полковники, новые земли раздавались им – шахиншах таким образом приобретал поддержку в армии. Вода из новых оросительных систем была платной, что противоречило канонам ислама, но проблема была не в этом, проблема была в том, что нечем было заплатить. Все системы орошения строились строительными компаниями, принадлежащими казне и лично Его Светлости, самостоятельно строить ничего было нельзя, а плата за воду была такой, что бедняк-испольщик не мог себе ее позволить. Крупные землевладельцы оплачивали водоводы и богатели буквально на глазах, ведь они могли теперь, как и мы, снимать по три-четыре урожая в год. Были у них и удобрения. Мелкие собственники разорялись, не в силах выдержать конкуренции, ведь они работали по чудовищно трудозатратной технологии, без воды для орошения, а урожай был таким, что его не хватало и им самим, не то что на продажу. Постепенно они разорялись, не в силах платить подати, и их земли тоже переходили в состав земель землевладельцев. Начались проблемы краж воды – за это могли запороть кнутом до смерти прямо на месте. Новые технологии требовали куда меньших трудозатрат – и связь землевладельцев с испольщиками, в которой обе стороны зависели друг от друга, оказалась разорванной. Если раньше землевладелец был вынужден платить испольщикам, чтобы они не умерли от голода с семьями (иначе он просто лишится рабочих рук и дохода), то теперь ему было наплевать. Теперь вместо пяти человек землевладелец мог нанять одного – и куда деваться оставшимся четверым? Получается – в город. В городе нельзя сказать, что не было работы, в том числе и для человека с низкой квалификацией – страна интенсивно строилась, рабочие руки были нужны. Но жалованье для низкоквалифицированных рабочих было низким, а ведь рожали здесь «сколько
Стабилизировалась эта система, как вы уже догадались, страхом и насилием. Насилием почти непрекращающимся. Шахиншах был символом власти, солнцем на небе, потому-то он и носил титул Светлейший. Кровь, которую проливали его паладины часто и бессудно, держала народ в покорности. Убивали и тех, кто злоумышлял, и тех, кто только мог злоумышлять, достаточно было одного неосторожно сказанного слова или неуместной шутки. Насилие это, насилие за слова, которое казалось мне диким, – на самом деле с точки зрения поддержания государственности было оправданным, даже мимолетное отсутствие покорности и поддержки режима жестоко каралось, пока оно не переросло во что-то большее. Шахиншах наносил удары и по армии, и по жандармерии, и по службе безопасности – никто не мог чувствовать себя в безопасности в этой стране. Но как только шахиншаха публично убили на площади – власть рухнула, как карточный домик, власть уже не могла творить насилие по причине ее дезорганизации и деморализации, и поднявшаяся волна народного гнева смела власть подчистую.
А разбираться со всем этим придется нам, русским.
Варианты решения проблемы были самыми разными. Мы пришли сюда с мыслью восстановить закон и порядок, но это означало восстановление старой системы. Огромное количество людей сидело в лагерях на бесплатном супе и бесплатной каше и ненавидело нас – я не врал сам себе, ненавидело нас. Мы работали как черти, восстанавливали промышленность, но в ней и в мирное время было не так-то много рабочих мест, современная промышленность не требует большого количества рабочих рук. Сельское хозяйство? Рано или поздно мы восстановим и его, но возникает небольшая проблема. Я не мог отдать землю всем этим людям, потому что на всех не хватит, это раз, и потому что эта земля им не принадлежала – два. Я должен был отдать ее владельцам, которые владели землей до войны или их наследникам, и только в случае, если и владельцы, и их наследники погибли – забрать в казну. Если я начну раздавать землю, я либо приобрету себе врагов среди монархистов, которые и так открыли террор, либо на меня просто подадут в суд, и наш же, русский, по русским законам суд – меня осудит. Потому что нельзя просто так раздавать чужую землю, даже если ты наместник Его Императорского Величества. Но если я что-то не сделаю для этих людей, для всех этих людей – дальше будет только хуже.
Ну и что делать?
Надо сказать, что уже после окончания активных боевых действий я понял, убедился в том, что воевали мы именно с народом. Все то, что происходило, – все это шло именно от народа, с перегибами, конечно, и со страшными перегибами, но шло именно от народа. Народ уничтожал чуждую ему власть, причем уничтожал ее под корень, с максимальной жестокостью, и не только власть, но и вообще всех, кто каким-либо образом вписывался в систему власти, отстроенную шахиншахом. Если рассматривать события в этой парадигме, то объяснение получает всё: и ожесточенное сопротивление с чудовищными жертвами во время операции «Уран», и серьезный просчет с количеством поддержавших нас во время операции, и то, что творится сейчас, и проблемы с некоторыми племенами. И даже то, как детям из нормальных семей, ходившим в элитную гимназию, палач – из народа, кстати, нам его удалось потом идентифицировать, схватить и повесить – отрубал руки на крыльце новенького здания гимназии, а народ на все это смотрел – это тоже находило свое объяснение. Люди смотрели на этих детей не как на детей, а как на маленьких предателей, на нечто чужеродное и заслуживающее жестокого наказания за то, что они и их родители посмели оторваться от народа. Это можно было понять – но не простить и не перестать ненавидеть.
Хотя я его уже не ненавидел, народ, которым был вынужден управлять от имени Его Величества Государя Императора Николая Третьего. У меня было много работы, и я слишком устал, чтобы кого-то ненавидеть.
– Ваше высокопревосходительство…
Я вернулся из своих невеселых, в общем-то, мыслей на оперативное совещание органа, которого не было предусмотрено ни одним уложением. Я его называл Совет безопасности, и в него входили только самые близкие мне люди из силовой иерархии, с сегодняшнего дня – и атаман Чернов.
– Я весь внимание, господа?
– Было бы неплохо, ваше высокопревосходительство, услышать ваше мнение о том, где скрывается генерал Тимур…
Генерал Тимур был проблемой, возможно, самой большой из существующих, потому что, по нашим данным, он был в прямом контакте с английской разведкой, получал от нее деньги, указания, при помощи оставшихся у него связей и агентурных контактов, проводил заброску в страну диверсантов. По моим ощущениям – в Персии против нас действовали не менее пятидесяти профессиональных диверсантов, и не менее двадцати из них были бойцами САС. Кроме того, по нашим данным, Тимур достоверно знал о том, где, в каких банках шахиншах хранит свои деньги. А их было немало – по прикидкам, никак не менее двадцати миллиардов рублей. С таким источником денег терроризм не победить, он будет продолжаться вечно с финансовой подпиткой заинтересованных лиц.