Друзья встречаются
Шрифт:
– Поэзия, - говорит он, оттопыривая пухлые губы и делая неопределенное движение пальцами. Илюша поспешно убирает тетрадь со стола.
– Что за пустяки, - говорит с порога Софья Моисеевна, вводя в комнату неожиданную свою гостью, - кому вы тут помешаете? Что мы, не успеем выспаться?
Софья Моисеевна не на шутку возмущена и встревожена.
– Идти из Соломбалы в такое время ночью одной. Вы прямо отчаянная какая-то, Марья Андреевна! И что вы не могли подождать до утра!
– Ну-те вас, -
– Вильнер, - подсказывает Марк Осипович.
Марья Андреевна слегка кивает головой в его сторону.
Софья Моисеевна живо оборачивается к нему.
– Садитесь, - говорит она приветливо.
– Что же вы стоите?
– и придвигает гостям стулья.
Марья Андреевна садится и раскрывает плоскую накладного серебра коробочку. В ней махорка и аккуратно нарезанная тонкая бумага. По узким печатным строчкам на уголках листков в них легко опознать обрезки прокладок из энциклопедии Брокгауза и Эфрона. Длинные сухие пальцы ловко скручивают шелестящую бумагу. Костистое, строгое лицо Марьи Андреевны заволакивается желтым кружевом дыма.
– Господи - восклицает Софья Моисеевна.
– У меня дырявая голова! Илюша, - она поворачивается к сыну, - что же ты молчишь? Вы знаете, - она поворачивается к Марье Андреевне, - мы же сегодня имели письмо от вашего Мити.
Марья Андреевна выпрямляется. Лицо её становится ещё строже. В глазах её радость и ревность.
– Негодник!
– говорит она с расстановкой и делает страшную затяжку.
Она старается казаться бесстрастной, но радость прорывается наружу. Сухие тонкие губы раскрываются, как цветок. Табачный дым густо и медленно всходит к потолку.
Глава десятая. ДАЛЬШЕ ПОЕЗД НЕ ИДЕТ
Алексей Алексеевич недолго оставался в одиночестве. Боровский вскоре вернулся и с порога отрапортовал:
– Кексгольмского гренадерского полка поручик Боровский! Полагать налицо! Зачислить на довольствие!
Алексей Алексеевич поднял голову, и живые глазки его застыли. Перед ним и в самом деле поручик - несомненный, доподлинный. Никаких следов косоворотки, чертовой кожи и прочих признаков штатского бытия, словно он родился в военной форме.
– Боже мой!
– пролепетал Алексей Алексеевич.
– Это вы?
– Несомненно, - засмеялся Боровский, - и в гораздо большей степени я, чем это было полчаса назад, да и вообще последние полтора года.
Он прошелся по комнате. Походка была размашиста и неровна. Глаза поблескивали азартно.
– На дорожку, - сказал он, подходя к столу и наливая рому себе и хозяину.
– Ну-с?
Он поднял рюмку. Алексей Алексеевич протянул руку к своей.
– За удачу!
– сказал Боровский и опрокинул рюмку в рот. Налил новую и
Алексей Алексеевич глядел на него во все глаза. Боровский продолжал курить и поглядывал на часы. Было без двадцати двенадцать.
– Но вас арестуют, - выпалил вдруг Алексей Алексеевич и вздрогнул от звука собственного голоса.
– Ношение дореволюционной офицерской формы запрещено!
– Разрешено, - сказал Боровский, качнувшись раз-другой.
– С сего числа разрешено. А насчет арестовать - руки коротки. Я сам арестовать могу. Поняли?
– Нет, - сказал Алексей Алексеевич.
– Я ничего не понял. Я стар и глуп. Очевидно, что-то происходит.
Алексей Алексеевич повел вокруг себя бородкой, как бы вопрошая пространство о происходящем. Боровский оглядел его со злорадной язвительностью:
– Можете считать, папаша, что не происходит, а произошло. Сегодня в ночь большевики в Архангельске получают последний пинок в зад, и… мы вне Совдепии.
Боровский дрыгнул ногой, и. стоявший рядом стул опрокинулся. Алексей Алексеевич вздрогнул и протянул сухонькую ручку.
– Позвольте, - сказал он в замешательстве.
– Но есть этот… Совет обороны… или как его…
– Есть, - кивнул Боровский, - Совет обороны существует. И смею уверить: оборона организована блестяще по всем пунктам. Посудите сами, черт побери! Пункт первый.
Боровский остановил качалку и сполз к её краю. Сигарета густо дымила в уголке крупного изломанного рта.
– Пункт первый, - повторил он, загибая на левой руке палец, - оборона подступов к городу с моря. Аванпост - остров Мудьюг. Считают, что мимо его батарей ни один черт в Двину, к Архангельску, не проскочит с моря. Однако не будем прежде времени огорчаться и рассмотрим, что это за батареи. Орудия поставлены в хвост, так что мешают друг другу стрелять. Маскировки никакой. Стоят как на ладошке у самой воды, да ещё на площадки подкинуты, да ещё возле башни маяка. И ориентир и мишень - лучше не надо. Подходи с моря и бей наверняка.
Пункт второй - минные заграждения. Штука сугубо серьезная. Чуть что - пшик - и нет кораблика, да и другим неповадно. Что в таких случаях делают умные люди? Они ставят мины в самом безопасном месте: например, в кармане кителя адмирала Викорста, на чертежике. Неофициально, конечно, как сами понимаете. Официально значится, что мины поставлены в море перед входом в устье Северной Двины.
Пункт третий. На случай падения Мудьюга и осечки с минами страховка затоплением судов при входе в Двину. Так. Разберем операцию. Прежде всего - необязательно топить старые негодные баржи. Вместо них топим лучшие военные ледоколы, которые таким манером выбывают с фронта обороны. Приказано их взорвать, но тут подводит химия. Что-то не получается с подрывными материалами, одним словом, взрыв не удается. Тогда остается одно - открыть кингстоны, что и требовалось доказать. Но коли, ежели, однако кингстоны можно открыть, то их можно и закрыть, что и делают нападающие. Один водолаз, несколько помп, три часа времени - и ледоколы всплывают как миленькие, путь к городу открыт. Тут английские крейсеры, натурально, снимаются с якорей и идут к городу.