Друзья Высоцкого: проверка на преданность
Шрифт:
В общем, восстановили. Он даже догнал свой курс, сдав за одну сессию сразу три. Только тем и занимался, что бегал по экзаменаторам. Габрилович с ужасом смотрел на своего ученика. Зато веселился тот самый Серега Соловьев с режиссерского: «Эдюля наш прямо Ломоносов. Смотрите, как бежит!».
Пятый курс для сценаристов считался свободным – выпускники должны были написать дипломную работу. Володарский написал сценарий «Яма» (нет, не по Куприну). Когда закончил, набравшись нахальства, подкараулил в институтском коридоре режиссера № 1 отечественного кино Сергея Герасимова:
– Сергей Аполлинариевич…
– Да, –
– Я студент-сценарист с курса Габриловича.
– Очень интересно, – похвалил Герасимов. – И что вы от меня хотите?
– Чтобы вы прочитали мой сценарий, – окончательно осипшим голосом пролепетал Володарский, будучи уверен, что мэтр пошлет его куда подальше. Герасимов был безумно занятой человек: снимал кино, сочинял сценарии, преподавал, заседал в президиумах, был худруком объединения на студии Горького. И казался небожителем. Но тут…
– Ну, давай. – Только и сказал Сергей Аполлинариевич. Свернул сценарий в трубочку, сунул в карман пиджака и пошел дальше. Напоследок обернулся: «Звони».
Володарский был ошеломлен.
Выждав месяц, позвонил, предчувствуя, что Герасимов сейчас скажет: «Ну, знаешь, голубчик, я еще не успел прочитать». Но услышал неповторимый, рокочущий баритон: «Как же, прочитал. Слушай, а ты что, сибиряк?» – «Да нет» – «А откуда так деревню хорошо знаешь?» – «Так я на Урале, на Севере работал буровиком, в партиях геологических… А что мне теперь делать, сценарий забирать, что ли?» – «Как забирать? Я его отдал на студию. Ты уж, любезный, звони туда, выясняй, когда у тебя там худсовет».
Ноги у Эдика стали деревянными.
Художественный совет вначале напоминал судилище: этот сюжет явно не из нашей жизни, как это так, отец убивает сына, он что, Иван Грозный, что ли?.. Но тут, покашливая и поглаживая лысину, в зал вошел Герасимов, и оппоненты осеклись.
С Володарским заключили официальный договор. Это было неслыханно. Еще не имевший на руках диплома студент подписал договор с профессиональной киностудией! Единственный, кому это ранее удалось в истории ВГИКа, был Геннадий Шпаликов.
Эдуарду выдали аванс – огромную (по тем временам) сумму – тысячу двести пятьдесят рублей. Что сделал «премьер»? Порядком «поднагрузившись», уселся на стул в вестибюле учебного корпуса и устроил «раздачу слонов», выдавая всем жаждущим по трешке. «Трояк» был эквивалентен бутылке водки с плавленым сырком. Когда раздался клич: «Вперед! Володарский деньги раздает!», в холле очередь образовалась…
Но в итоге судьба у «Ямы» оказалась печальной. Главный редактор студии Бритиков для подстраховки отправил сценарий в ЦК, где вытаращили глаза: «Вы что, обалдели? Такое запускать?!» Бритиков страшно боялся Герасимова, ибо с Шерханом (подпольная кличка мэтра) ссориться было небезопасно. Он мог смять любого. Но не в данной ситуации.
Надо отдать должное характеру Володарского. Пока судили-рядили по поводу «Ямы», он не пил горькую, а писал новый сценарий «Долги наши». Опираясь на свой опыт общения с киноклассиками, показал сценарий Ромму. Михаилу Ильичу работа понравилась.
Воодушевленный оценкой мастера, Володарский предложил сценарий Андрею Тарковскому,
А мальчишество, авантюризм и в Тарковском, и в Володарском бурлили. Иногда выплескивались через край. Как-то раз за столиком ресторана Дома кино они поспорили, сколько времени человек может терпеть физическую боль.
– Давай прижигай мне руку сигаретой! – хлопнув рюмку для «анестезии», с ухмылкой предложил Андрею Володарский.
И стиснув зубы, протянул ладонь. «Анестезия» действовала слабо, сколько ни добавляй. В общем, Эдуард от адовых мук чуть сознание не потерял… А Тарковский счет цедил медленно, с оттяжечкой: раз, два, три… Шрам на руке у Володарского до конца жизни остался.
Тем временем Госкино поставило крест на сценарии «Долги наши». Правда, не оттолкнули совсем, предложили написать что-нибудь попроще. И тут откуда-то возник начинающий режиссер Саша Сурин (сын генерального директора киностудии «Мосфильм», то есть гарантия «зеленой улицы» для любого его творения):
– Старик, есть идея! Знаю, у тебя сейчас проблемы. Давай ко мне, я снимаю «Балладу о комиссаре». Сценарий – полное говно, помоги довести до ума.
Ладно. И легла дорога Володарскому в Ялту, где он благополучно сел на 15 суток. «До этого я побрился наголо на спор, – винился потом несбывшийся «комиссар». – Хлебнув винца у бочки, зашел в парикмахерскую на набережной и побрился. Прихожу на студию, а группа уже, оказывается, на Ай-Петри. Я зашел к начальнику охраны студии, бывшему тюремщику, чтобы позвонить. Этот тип воспротивился и вызвал милицию. Я ему в рыло. Меня скрутили и привезли на Приморскую в отделение. Начальник обрадовался: «О, а этого и брить не надо!». И я 15 суток строил здание нарсуда…» Не привыкать.
А «Долги наши» продолжали пылиться на письменном столе.
Узнав о его бедах, молодой, но уже известный и опытный кинорежиссер Андрей Кончаловский утешил:
– Не ной, а переделай свой сценарий в пьесу, легче будет пристроить.
– Да ты что! Я в жизни пьес не писал!
– Если сюжет есть, все проще пареной репы. Что там писать? Возьми вон «Дядю Ваню», посчитай, сколько там слов и сделай так, чтобы у тебя не было больше.
Дома Володарский послушно взял томик Чехова и начал считать слова в классической пьесе. Вручную. С карандашиком. Оказалось, 12 685. За дело!
Принявшись за работу, молодой драматург на полях рукописи отчеркивал, сколько слов уже израсходовано и сколько в остатке. В общем, такая получилась старомодная пьеса в трех актах, не выходившая за рамки классического «Дяди Вани».
Коль дело сделано, чего мелочиться и предлагать пьесу в какие-то второстепенные театры? Если уж дебютировать на сцене, так во МХАТе! – решил Эдик.
Дама в приемной Олега Николаевича Ефремова высокомерно порекомендовала Володарскому оставить рукопись в литчасти. В эту минуту из своего кабинета в приемную вышел сам Ефремов. «Это молодой автор Володарский, принес пьесу», – закудахтала секретарша. «Дай-ка, я почитаю», – хмуро сказал Ефремов и протянул руку.