Друзья Высоцкого: проверка на преданность
Шрифт:
Сбежал, как Подколесин в гоголевской «Женитьбе» накануне свадьбы, так и Даль испарился из театра перед премьерой. Подал заявление об уходе. Я унижался, я его просил… Он косноязычно объяснял мне что-то… Нет, все было бессмысленно! Но я понял: он был болен одной из прекрасных и трагических болезней – манией совершенства.
Позже судьба почти не сталкивала Даля с Радзинским. Лишь однажды они случайно встретились на улице. Олег увидел драматурга, словно убийца убитого. Заметался, но деваться было некуда – они шли друг другу навстречу.
– Избави бог, – говорил Радзинский, – у меня не было к нему никаких счетов!
Драматург то ли не знал, то ли не хотел называть еще одну причину, по которой Даля постигла та же участь, что и многих его коллег, и он вынужденно ушел с Малой Бронной. В театре у Эфроса служила замечательная актриса Ольга Яковлева… Из-за ее особого статуса и оттого безумных капризов, надуманных требований к партнеру непременно случались конфликты. Далю было трудно с ней играть. Они не находили общего языка. Эфрос любил их обоих, но, видимо, Олю больше. И когда Анатолий Васильевич решил поставить «Гамлета», Олегу расхотелось играть роль принца датского в трагедии про Офелию Яковлевой.
Он ушел в Малый театр, в училище которого некогда постигал актерское мастерство. Художественный руководитель театра Михаил Царев принял Даля радушно, тут же поручил определить новобранцу свободную гримерную комнату.
– Пожалуйста, обживайтесь.
– А кто ее раньше занимал? – спросил Даль.
– Эйбоженко.
Олег вздохнул: Алексей Эйбоженко, с которым он был неплохо знаком, недавно скончался. Свято место… Актриса театра Ирина Печерникова, обнаружив Олега в Малом, сразу поняла: «Нет, не его…»
Режиссер Борис Львов-Анохин предложил Далю роль Ежова в спектакле «Фома Гордеев». Работа актеру как будто пришлась по вкусу, но для себя он сразу решил: сыграет премьеру – и уйдет.
Понимая, что прощального разговора с Эфросом не избежать, и что он непременно станет невыносимо тяжелым, излишне эмоциональным, и что ему просто не удастся успеть высказать все наболевшее Анатолию Васильевичу, Олег обратился к эпистолярному жанру:
«Мы встретились с Вами в работе «Журнал Печорина», и там Вы стали предлагать мне совместное существование, но я отказался, объясняя это моей тогдашней неприязнью к театру вообще. Постепенно не находил возможности самовыражения в «Современнике» и ушел оттуда на курсы кинорежиссуры…
Наша встреча накоротке – в ВТО – и Вы сказали: «Не понимаю, зачем хорошему артисту становиться режиссером?» Это были хорошие слова. Из всего хорошего я умею извлекать пользу, но мне нужен процесс, я должен сам через что-то пройти, чтобы проверить теорию практикой…
Когда пришло время Высших реж. курсов и меня стали учить какие-то дуболомы, которых я не уважал и не смогу никогда уважать, – я не выдержал. Кроме того, я понял, что в этом болоте легко потерять себя, свое, свою индивидуальность, стать исполнителем чужой музыки. Я снова ушел и снова остался со своими мыслями, идеями, со своими Олешей и Платоновым, Толстым и Чеховым, Шекспиром и Достоевским, Фальком и Мане, Моне и Колтрейном, Гиллеспи и Шоу, Лермонтовым и Пушкиным – и всеми моими любимыми мертвецами.
Через два года мы с Вами встретились опять… Шла репетиция. Это был Тургенев. Потом
И вновь последовало Ваше предложение – работать вместе, я согласился и на следующий день репетировал Беляева. Роль эту не любил и не люблю, потому что она не моя…
Теперь – что касается коллектива. Я столько его наелся в бытность свою в «Современнике», да еще все это в соусе единомыслия – что мне до конца жизни этого кушанья хватит.
Я люблю работать много и хочу, но между «хочу» и «могу» – космическое расстояние… Дело, дело и еще раз дело! Вот мой лозунг. Все остальное – суета. Все эти хождения в гости, беседы об искусстве с коллегами, взаимное восхваление – от неуважения друг к другу. Всему этому – грош цена… Я с большим трудом от этого освободился – и возвращаться к этому не хочу. Хочу играть, хочу писать, рисовать и – думать. Хочу идти дальше, и слава богу, что судьба столкнула меня с Вами. Я понял, что Вы – мой режиссер и не дадите мне успокоиться как артисту, но что касается моих человеческих качеств, то… Тут уж я останусь таким, как я есть, со всеми моими пристрастиями и комплексами.
С уважением Ваш Олег Даль. 7.03.78».
Эфрос еще раз перечитал письмо. Олег и тут не изменил себе. Вот есть актеры-пешки. А Даль сочетал в себе и очень серьезную личность, самостоятельную, гордую, непокорную, и актерскую гибкость, пластичность.
Впрочем, почему же Даль в прошедшем времени? Да потому, что для Эфроса и Малой Бронной он уже перевернутая страница, как в «Журнале Печорина». Ушел в Малый… Совершенно непонятный шаг. Сначала Анатолий Васильевич думал, что все это просто прихоть недисциплинированного артиста. Но теперь понял: он просто не находил своего места, вот и метался… А корни его непослушания уходят в максимализм его взглядов на искусство. Он ненавидел себя, когда изменял этому максимализму…
Радзинский рассказывал, как встретил Олега на улице, спросил: «Как же ты ушел, не попрощавшись с Анатолием Васильевичем, даже до свидания ему не сказал?» – а он ответил: «А надо?».
– Хорошо, что я успел с ним снять фильм «В четверг и больше никогда», где мы так дружно работали, – говорил Эфрос. – Теперь говорят, что он замечательно снялся в «Утиной охоте» по пьесе Вампилова. Эта роль как раз для него. Лучше Даля Зилова никто не смог бы сыграть. Вообще мало актеров, про которых можно сказать, что они уникальны. Каждый немножко на кого-то похож. А Даль уникален.
Валентин Гафт присоединялся к мнению режиссера: «Даль в «Отпуске в сентябре» – кто еще мог так ЭТО сыграть? Больно… Я не знаю – как смотреть?! Таких актеров сейчас нет – я не вижу!»
А поначалу, зная особое отношение к Далю со стороны киноначальства, хитрый режиссер «Охоты» Виталий Мельников долго тянул с утверждением исполнителей, хотя только Олега видел в главной роли. Приехал к актеру. Даль встретил его прохладно, иронично и даже раздраженно: «Ну, и что вы от меня хотите?». Мельников объяснил. Олег спросил: «Будем пробоваться?» – «Нет, завтра же, минуя Северную столицу, выезжаем в Петрозаводск и начинаем». После паузы Даль произнес: «Понимаю. Тактически это совершенно правильно».