"Дти времени" и другие рассказы из жизни рабочих

Маненков Сергей М.

Агафья Ивановна проговорила:

— Ты очень гордый или самолюбивый. Аверьянов-же отвтил:

— Быть может и то и другое вмст, но это нисколько не измняет положенія дла о справедливости. Короче говоря, я признал батюшку виновным, и что для него в церкви люди не вс равны, а он смотрит только на кошелек, — закончил Аверьянов.

Вра Константиновна как бы подпрыгнула на табуретк, точно что-то обожгло ее, и вопросительно посмотрла на Агафью Ивановну.

Агафья Ивановна, переворачивая чашку вверх дном торопливо проговорила:

— Вот тут то ты и согршил. Разв ты не знаешь,

как Христос то сказал: не осуждай и не осужден будеши (растянув слово «будеши»), — продолжала она. А батюшка то, ежели и согрпшл, так с него и спросится, да… еще в д-во-е, как пнсанье говорит, а ты бы богу то молиться ходил да ходил, теб бы вдвое зачлось бы там. Она торжественно подняла руку вверх с вытянутым указательным пальцем.

Вра Константиновна смотрла торжествующим взглядом на Аверьянова.

Что вы скажете, Семен Матвевич! — проговорила она. — Вот она у нас какая, Агафья то Ивановна, — и с гордостью посмотрла на старушку, а она, довольная своим отвтом, и польщенная похвали Вры Константиновны, вопросительно, почти торжествующе смотрла на Аверьянова.

Аверьянов встал и прошелся по проходу, а Вра Константиновна замтила ему, улыбаясь:

— Да вы не убгайте, Семен Матвевич!

Аверьянов быстро повернулся, и улыбаясь, подошел к столу, и встав против Вры Константиновны, проговорил:

— Но нт, довольно я уступал, и теперь я желаю оставить побду за мной, — твердо проговорил Аверьянов.

— Только не на этот раз, — возразила Вра Константиновна. — Правда? — обратилась она к Агафь Ивановн.

— Увидим, — сказала послдняя. — Ну, говорите, — обратилась она к Аверьянову.

Аверьянов, садясь на табуретку, проговорил:

— Вы, уважаемая Агафья Ивановна, сослались на Евангеліе, хотя я и не силен в нем, но постараюсь указать вам, что говорится в другом мст, тоже там. Там говорится: если человк поступает несправедливо, то пойди и скажи ему; если он не послушает, то возьми еще человка и снова скажи, ежели и опять не послушал, возьми третьяго и еще скажи ему, чтоб он устыдился, и ежели не подйствует, то скажи во всеулсышаніе, чтоб каждый знал каков он есть. Но я не длал этого и не желаю, в виду того, что он сам хорошо знает эти слова, а поступает иначе. Значить он — волк в овечьей шукр, как сказал тот же Христос, — закончил Аверьянов.

— Другой вопрос: почему я не молюсь? Да, я желал бы знать, кто мн скажет и доподлинно доведет, что вс эти молитвы и вся церковная служба, тянущаяся по нсколько часов, составленная такими же людьми, как и мы с вами, только в ризах, митрах и монашеских клобуках, есть пріятна богу. Быть может, она ему противна, как нам противно что-либо очень сладкое — Аверьянов встал, снова вынул папиросы и опять положил в карман.

Сренькая старушка с ужасом взглянула на Аверьянова и, шепча губами: «Господи Іисусе Христе, помилуй нас гршных» — пошла куда-то в другое мсто.

Агафья Ивановна сидла не шевелясь, как бы застывшая, и слдила за движеніями Аверьянова. Вра Константиновна с широко открытыми глазами, в которых был видн один безпредльный ужас, не мигая, смотрла на Аверьянова.

Аверьянов сл теперь на мсто ушедшей старушки и заговорил:

— Раз мы признаем, что он Всемогущій, что он

Вездсущій и Всевдущій, сотворившій землю и нас, и все, что мы видим, то может-ли такой властелин нуждаться в наших молитвах, тм боле лепет нашего ничтожнаго языка, чтоб славил его, и просил у него. Да он на милліоны и милліарды лт заране должен знать, кто гд будет жить, в чем нуждаться, и раз он нас сотворил, то должен и дать то, в чем мы нуждаемся. Наши молитвы и пресмыканья только могут вселить отвращенье к нам же, как сильнаго к слабому. Ну, допустим, что он принимал бы наши молитвы, допустим, что он пріятны ему, так это только бы показало, что он такой же самолюбец, как и мы, а раз самолюбец, то и горд, потому что любит, чтоб ему кланялись, так какой же это бог, позвольте вас спросить, — воскликнул Аверьянов, быстро отодвинувшись от стола, разом с табуреткой, точно сторонясь невидимаго бога. только что обрисованнаго им.

Агафья Ивановна с дрожью в голос проговорила, не зная что сказать:

— Не то, не то…

Ее уже страшила мысль, как далеко она зашла в спор и каких непоправимых грхов надлала этим. Посмотрв кругом на молча слушавших двушек, сидвших за своими столиками, и на нарах, она не хотла уронить своего достоинства и уваженія. Ея мысль усиленно работала, ища отвта. И вот спасительная мысль оснила ее. Дрожащим и возвышенным голосом она воскликнула:

— За грхи, за грхи! Мы должны молиться за наши собственный грхи и за весь мір!..

Она ободрилась собственными словами, как бы почувствовав почву под ногами; побдоносно посмотрла на Аверьянова, перевела взгляд на Вру Константиновну, и через очки посмотрла на окружающих.

Вра Константиновна слабо улыбнулась, как утопающій, почувствовавшій почву под ногами.

Слушающія женщины свободно вздохнули, точно камень свалился с груди.

Аверьянов, вынув платок, обтер, немного вспоившее лицо и, придвинув быстро табуретку к столу, проговорил:

— Ну, уважаемыя Агафья Ивановна и Вра Константиновна, теперь у нас с вами будет послдній рпштельный бой, или врне, я вырву у вас послднюю доску опоры, на которой вы стоите.

Сказав это, Аверьянов посмотрл на них. Какой то безотчетный и безпомощный страх тнью проскользнул по их лицам, и застыл в немигающих глазах, устремленных на Аверьянова. Он же, замтив это, посдшил успокоить их, говоря:

— Но не думайте, что я вырвав вашу подпору не дам вам ничего. Нт ничего хуже и ужаснй, как ни во что не врить. Теперь-же, — продолжал он, — мы разберем, а врнй, так разсортируем, откуда и какіе грхи у нас, и кто виноват в этом: виноваты ли мы сами или кто-либо другой, так сказать, найдем корень грха, гд он зарождается.

— Трудненько это будет, — замтила Агафья Ивановна.

— Да. не легко, — согласился Аверьянов. — Да без труда не вынешь и рыбку из пруда, говорит пословица, и врно, мы затронули такіе вопросы, что голова трещит, — закончил он. — Ну, а теперь начнем, о наибольшем грх спрошу я вас сам. Людей вы. Агафья Ивановна, не убивали?

Старушка вздогнула, точно от неожиданнаго укола иголки. Мелкая дрожь пробжала по всему ея тлу п выступила на руках. Она строго посмотрла на Аверьянова, и дрогнувшим голосом проговорила: