Дуб тоже может обидеться
Шрифт:
– За скобы держись, за скобы!
– в самое ухо заорал ему майор.
– Иначе размажет... Черт!
Сидевший прямо напротив них боец, вцепившийся в оружие, резко дернулся. Рифленый ствол автомата и круглый магазин разлетелись в разные стороны.
– Вот, гад, в вилку взял!
– майор с трудом удерживал большой вещмешок одно рукой.
– Лупит не переставая!»
Голованко аж застонал от бессильной злобы, вспоминая как зенитные орудия разбирали самолет по
«Дверь кабины распахнулась и кто-то проорал оттуда:
– Идем на посадку! Километров десять до наших не дотянули... Черт! Двигатель!
– из кабины что-то кричал второй пилот.
– Тяни! Дотянем!
– Нам нельзя к немцам!
– майор каким-то чудом отцепился от сидения и бросился к кабине.
– Нам нельзя к немца! Ты понимаешь?!
– в этой сумасшедшей болтанке он взял за грудки пилота и начал его трясти как тряпичную куклу.
– У меня приказ! Ты меня понимаешь?! Приказ, подписанный лично народным комиссаром внутренних дел...!
Раздался дикий скрежет и в фюзеляже образовалась огромная дыра, в которую спокойно можно было протолкнуть взрослого человека. Ледяной ветер ворвался в салон...
– Отпусти!
– дикие глаза летчика вперились в хвост, который ходил ходуном.
– Разобьемся, в бога душу мать! Отпусти!
– пальца майора были словно клещи.
– Все равно не дотянем! Двигатель горит. Хоть стреляй, не вытянем!
Майор толкнул его обратно в кабину и странным взглядом окинул разворошенный салон...».
Старшина, вздрогнув, вскочил с лежанки и уставился на занавешенный выход. Руки сами собой опустились на винтовку. Однако, шли секунды, минуты, но на улиц было тихо.
– Ни к черту, - сплюнул он, снова устраиваясь на свое место.
«В салоне еще оставалось шесть человек, один из которых, прилетевший вместе с майором, висел на ремнях без движения. Случившего потом не ожидал никто...».
В полумраке землянки глаза старшины напоминали поблескивающее в огне стекло. Он совершенно не моргал...
«Вытянув руку за спину, майор вытащил пистолет и передернул затвор.
– Майор..., - закричал было Голованко, подумав, что тот решил застрелиться, чтобы не попасть в плен.
Бах! Бах! Бах! Он стрелял практически не целясь. Да собственно и расстояние было детским для военного — метров шесть — семь. Пусть самолет болтался, но ведь люди были крепко стянуты ремнями.
– Стой!
– но было уже поздно.
– Нет!
– закричал Илья, дергая на животе страховочные ремни.
– Нет!
Стрелял он точно в голову. Сначала, в тех, что сидел вблизи от него — два партизана — муж с женой. Им досталось по пуле... Они умерли сразу же: он откинулся к борту самолета, а она головой склонилась к нему на плечо».
–
– скрипел зубами старшина, неосознанно сжимая приклад винтовки на своих коленях.
– Вот же тварь!
«Следом получил пулю молоденький солдатик из сопровождения. Она вошла ему прямо между удивленных глаз. Он даже не пытался отстегнуться, вскинуть руки... Боец искренне удивился.
– Сидеть! Сидеть, я сказал!
– почти вставший старшина от сильного удара в грудь снова впечатался в сидение.
Бах! Бах! Бах! Последний все же успел выстрелить в ответ. Неуклюжий, длинный карабин, который когда-то служил верой и правдой своему хозяину — немцу, здесь подвел. Он уже почти развернул ствол — не хватил какой-то секунды или двух! Подскочивший майор в упор застрели и его».
Огонь в печке почти погас; из черной кучки золы лишь изредка выстреливали язычки пламени. Холод медленно наступал, заставляя спавших бойцов плотнее укутываться.
«Самолет снова тряхнуло! С громким хлопком что-то взорвалось в кабине. В это же мгновение борт начал заваливаться набок. Сиденья, секунду назад располагавшиеся на боку, переместились на пол... На Илью упало что-то сверху... Окровавленная шапка, слетевшая с головы того самого солдата.
– Запомни, старшина, никто не должен попасть в плен!
– сквозь воющий звук едва пробивался голос майора, который, зажимая рану на голове, полз в сторону Ильи.
– Никто!
– нос самолета наклонился еще круче и майор кубарем скатился прямо к ногам старшины.
– Ты что же это делаешь, гнида?!
– проорал Голованко, прижимая ногой головы убийцы.
– Своих же стреляешь!
– сапог все сильнее давил на лицо, собирая щеки в одну складку.
– Это же свои!».
В землянке уже стало ощутимо холодно, но он этого совсем не замечал. По его щекам продолжали стекать слезы. Крупные, соленые, они катились куда-то к подбородку, где застревали в густой щетине.
«Практически не управляемый самолет пилотам, а точнее одному пилоту (второго взрывом убило на месте), посадить все же удалось. Верхушки деревьев сумели немного погасить его скорость, а высокие сугробы приняли на себя основной удар... Дальнейшее, вновь для Голованко представало сплошным туманом, в густой белизне которого он едва узнавал знакомые места.
… Вот грубое, словно вырубленное из дерева или камня, лицо майора, по которому стекала кровь. Оно то приближалось к нему, но, наоборот, отдалялось...
– Запомни, старшина, никто не должен попасть в плен …, - шептал майор, всматриваясь в его глаза.
– Это приказ командования...
Он прислонил ствол пистолета к его груди и несколько раз выстрелил...».
Видение было настолько реальным, что сразу же отозвалось болью в левой стороне груди. Старшина непроизвольно потянулся туда рукой и осторожно коснулся пальцами места ранения.