Дуб тоже может обидеться
Шрифт:
– Смотри-ка, чуть не уснул тут, - усмехнулся он, заметив, что скорчился рядом с чьей-то позицией.
– Хозяин пришел бы, а тут я... спать улегся. Славно было бы!
– от пришедшей на ум картины ему на какое-то мгновение стало смешно.
Стрелковая позиция была оборудована как-то по-особому, сразу же бросилось ему в глаза. Он с одобрением отметил и аккуратно вырытую выемку для незатейливого солдатского имущества и боеприпасов, и небольшую ступеньку возле его ног, и положенный по уставу бруствер. «Опытный видно боец, - подумал Мареев, вспоминая поредевшую роту и гадая,,
– Видно, не первый день воюет... Кирпичников что-ли? Похоже. Больно уже по куркульски все устроено — как-то ладно, по-хозяйски».
Вдруг со стороны медсанбата до него донеслись какие-то голоса, а через несколько секунд оттуда же потянуло и чем-то аппетитным. Тут же его желудок откликнулся на это безобразие громким бурчанием.
– Это как же так, Илья Степанович, разве могет такое человек?
– спросил чей-то простуженный молодой голос.
– Вы сами посудите, вышел он налегке вечор, сразу после того, как немец угомонился, и пришел только на третий день, - говоривший сделал небольшую паузу, словно пытался подчеркнуть важность своих слов.
– Три дня там был! Мы с Иванычем тогда на часах стояли... Слышим, ползет кто-то с нейтрала. Я с плеча винтовку скидываю и негромко так спрашиваю — кто идет? Нас до этого еще предупредили, что разведку надо ждать...
Лейтенант заинтересованно слушал, вновь привалившись к стенке окопа. Смолкнувший голос на несколько минут сменился хриплым и продолжительным кашлем.
– Ты ртом то не дыши, - покровительственно пробурчал второй, в голосе которого Мареев узнал старшину из пополнения.
– Воздух горло обжигает.
– Дерет, проклятый, вздохнуть больно, - откашлявшись грустно ответил первый.
– … Так вот, спрашиваю я — кто это? Стоять мол, а то стрелять буду! А тот молчит, гад! Ну думаю, стрельну сейчас... Я только выглянул, а меня как швырнут к стенке! Раз! Думал, дух выбьет! Оглянуться не успел, как этот спрыгнул вниз и мешок свой скинул на землю, - в голосе рассказчика буквально звенела обида, что его, такого справного бойца, да еще на посту, смог кто-то спеленать.
– Стоит, лыбиться, а с черной морды глаза свои пялит. Чуть от страха не окочурился, хорошо Иваныч сзади подбежал на подмогу.
– И что?
– в этот момент лейтенант узнал самого рассказчика — это был рядовой Авдеев, схлопотавший в свое время срок за кражу яловых сапог у одного майора.
– Скрутили диверсанта-то?
– Ха!
– рассмеялся боец, звякнув чем-то металлическим во время этого.
– Скрутишь его, как же?! Он и Иваныча отоварил по башке! Так я, Илья Степанович, к чему веду-то. Пока хлобуздал он нас, мешок порвался... Чей, чей? Его, конечно! Ногой его Иваныч задел, да так смачно, что порвался он!
Алексей, стараясь чтобы снег не скрипел, подошел к краю окопа, за которым был поворот к медсамбату. Видимо, оба бойца несли обед для своего взвода и присели перекурить.
– Я глядь, а из него сыпется что-то блистющее, - голос паренька задрожал.
– Ну, думаю, гроши приволок к нам! Цельный мешок грошей от немчуры, представляешь, Илья Степанович! И, это за здорово живешь, на тебе и распишись... Оказалось, тю! Немецкие
Задубев от неподвижного стояния (его-то в отличие от спрятавшихся в закутке бойцов отлично продувало ветром), Мареев переступил с ноги на ногу. Ему показалось, что он уже что-то подобное слышал — и про странного разведчика, и про кучу немецких алюминиевых посмертных медальонах. Вот только что именно, лейтенант вспомнить никак не мог.
– Потом, Илья Степанович, мне уж тут птичка одна клювиком нашептала, что разведчик это секретный наш был, - боец напустил в голос таинственность .
– Мол он по немецким тылам шастает и режет их сонными как курей..., - тут тон его изменился и он продолжил почему-то шепотом.
– Врачиха мне сказала, что в мешке то было с полсотни медальонов. И почти все они в кровушке извазяканы! Вот и скажи мне теперь, Илья Степанович, разве могет такое человек? В тыл пробраться и пятьдесят человек отправить на тот свет? Могет?
Ответа он так и не дождался. Из-за поворота раздалось негромкое покашливание и второй произнес:
– Ладно, Ленька, заканчивая лясы точить! Народ-то поди уж и заждался обеда. Поднимайся... О, товарищ лейтенант, - действительно, второй говоривший оказался новоприбывшим старшиной.
– Старшина Голованко!
– вместе с металлическим бидоном литров на двадцать пять боец вытянулся в струнку.
– Вместе с рядовым Авдеевым осуществляем доставку пищи в подразделение!
Мареев кивнул и отправился в сторону своей землянки. Он старшину даже толком не расслышал, погруженный в воспоминания.
– Что-то хмурной он сегодня какой-то..., - донесся до него еле слышный шепот, который сразу же развеяло ветром.
– Из штаба что-ли что сообщили...
Хрустя снегом, он подошел ко входу в землянку. Плотный полог, натянутый вместо двери, оказался дубовым и прикрывал разогретое нутро не хуже самой настоящей двери.
– Черт, - чертыхнулся лейтенант, вытягивая замерзшие пальцы к огню.
– Вот зацепило-то.
«А ведь правду рассказывает, сукин сын!
– с неудовольствием, мысленно согласился ротный с бойцом-балагуром.
– Был такой случай..., - чурки, нарубленные из снарядного ящика, уже практически прогорели и в землянке начало холодать.
– С месяц назад кажется... Тогда комдив еще другой был — Федор Алексеевич Бобров. Он с немцами еще с той первой войны успел повоевать и поэтому до врага был очень лютый, - Мареев тяжело вдохнул, когда вспомнил о старой дивизии, от которой сейчас остались одни рожки да ножки.
– Да, уж настоящий мужик был! Как говориться одни усищи чего стоили — сам маршал Буденный бы позавидовал...».
«Он тогда на той стороне две разведгруппы потерял. Одна вообще пропала! Как ушла, так от нее ни слуха ни духа — словно и не было на свете десять человек, десять матерых волков. Со второй сам ходил, да опять толку никакого не было! На обратном пути на засаду нарвались и снова немчура всех ребят положила, а у него опять ни царапины... Вот в таком настроении он и стоял перед полковников, смотря в земляной пол». Лейтенант стиснул кулаки и тихо застонал. Лица его разведчиков стояли перед его глазами, как живые.