Дублет из коллекции Бонвивана
Шрифт:
Человека отбросило назад, что-то липкое, неопределенного цвета разлетелось по сторонам. «Лейтенант» от такого зрелища аж взвыл. Он отвел взгляд от человека, который на его глазах остался без головы. И только Рощинский, не меняя позы, спокойно взирая на происшедшее, заявил: «Теперь, надеюсь, вы понимаете, что тут не рождественская распродажа шмоток…»
Главаря по приказу Рощинского обыскал второй «понятой». На ковер легли ключи, зажигалка, пачка сигарет, портмоне, из которого посыпались деньги и какие-то бумажки. Толстяк видел, что обыскивающий человек свое дело делал недобросовестно
— Давай это добро сюда, — приказал он «понятому». — И даю вам на сборы две секунды…Убирайтесь, пока я не передумал…
Он держался из последних сил. Его несло по какому-то жуткому кругу и, казалось, еще немного и центробежная сила оторвет ему голову. Он уже почти был без сознания, когда банда уносила ноги. Когда затихли шаги, он вдруг обмяк, придавленный к стулу какой-то чудовищной силой. Из его свинцово-тяжелых рук выскользнул и стукнулся об пол обрез.
И сам хозяин дома, потеряв равновесие, тряпичной куклой отдался силам гравитации, упав на бок рядом со стулом.
Сколько времени он пролежал без сознания, Рощинский не знал. Пришел в себя уже в сумерки. Он долго не мог понять, где он и что делает на полу. Но, увидев рядом безголовое туловище человека, он все вспомнил. Его начал бить озноб и Толстяк снова погрузился в муторное беспамятство. Ему мерещился огромный крокодил, в широко открытую пасть которого залетали маленькие с синими крылышками птички. Он поднял камень и запустил им в крокодила, но тот вдруг превратился в «капитана»…
Когда Рощинский окончательно пришел в себя, он пополз на кухню и каким-то неимоверным усилием воли дотянулся до полки с лекарствами. Потом он согрел чайник и выпил несколько чашек крепкого чаю. С трудом передвигая ноги, он вышел в другую комнату и начал набирать номер телефона Авдеевой.
…Он долго держал в руках трубку, прислушивался к назойливо громким гудкам и не мог решиться позвонить. Труп, находящийся в другой комнате, нес угрозу всей его более или менее устоявшейся жизни.
Рощинский положил трубку на рычаг, потер рукой грудь, где ныло и страдало сердце, взглянул через окно, за которым по-прежнему царила сиротливая будничность. Он поморщился, покашлял в кулак, как бы разгружаясь от остатков пороховой гари в легких, и снова взялся за трубку. И когда в ней послышался ровный, но с вопросительной интонацией голос Авдеевой, он сказал:
— Аня, видно, циклон приближается, сердце… а может, нервишки пошаливает… — он помолчал, прикрыв веки. — У меня кончился «седуксен», привези что-нибудь успокоительное.
Встретил Авдееву на крыльце. На ней был темно-синий английского покроя костюм, к которому так подходили ее русые волосы, забранные сзади в «пирожок», скрепленный простенькой заколкой. Однако в глазах светилась настороженность, причину которой, наверное, и она сама еще не знала.
— То, что ты сейчас услышишь, воспринимай как идиотский фильм, — Рощинский обнял женщину за плечи и попридержал на самом пороге. — Аня, дальше не ходи, дело серьезное и, боюсь, с ужасными
— Ты так говоришь, как будто убил человека…
— Ты не ошиблась, — Рощинский рукавом рубашки вытер вспотевший лоб. — Здесь, в моем доме, действительно произошло убийство.
Он увидел как Авдеева отступила от двери и тяжело опустилась на крыльцо. Закрыла руками лицо и так сидела до тех пор пока Рощинский не закончил рассказ.
— У меня просто не было выбора…Нож того ублюдка был настолько близко от меня, что я почувствовал, как он разрывает мне сонную артерию…
— И ты никого из них раньше не знал? Значит, все произошло случайно? Какой-то сумасшедший дом, — женщина заплакала.
— Плачь не плачь, а труп надо из дома убирать. Самому мне с этим не справиться…
— И ты для этого меня позвал? — Авдеева подняла заплаканное лицо, искаженное страдальческой гримасой.
— Да Бог с тобой, Аня! Да я…Я сам зубами потащу этого кретина, но никак не ты…Я о другом веду речь…Может, у тебя есть кто-то на примете, я хорошо заплачу…
Оба долго молчали.
Из водосточной трубы назойливо стучали капли, метрономом отсчитывая траурные доли такта.
— Надо заявить в милицию, все равно это добром не кончится. Да, ты убил человека, но у себя дома, защищаясь. Никто тебя за это судить не будет.
Рощинский поднял к небу лицо, обрамленное серебристой трехдневной щетиной, и с тоской смотрел на постепенно расчищающееся от туч небо.
— Это исключено, — жестко отрезал он. — Всего не объяснишь, но поверь, сделать этого я не могу. Я просто не выдержу следствия. Нет, это исключено…
Авдеева достала из кармана упаковку «седуксена» и выщелкнула из фольги две таблетки. Одну протянула Рощинскому. Тот взял лекарство и положил в рот.
— Моя Танька встречается с одним парнем…Алик Пуглов. Может, его попросить?
— Чем он занимается? Человек должен быть… — с языка чуть не сорвалось слово «порядочный». — Главное, чтобы он потом не сболтнул лишнего.
— Не знаю. Лично мне он не симпатичен. Нигде не работает, но почти каждый вечер играет в казино.
— Похоже, у меня нет выбора, хотя не хотелось бы втягивать в историю тебя. Ты мне скажи, где этого Алика найти или дай его номер телефона.
— Я его не знаю, Танька в курсе…
— А в каком казино он ошивается? — после таблетки у Рощинского перестали дрожать руки, в груди наступало успокоение.
— Казино «Релакс», напротив универмага.
— Жаль, Аннушка, что не могу тебя пригласить попить чайку.
— Не до чая, Владимир Ефимович, — Авдеева взяла его руку в свою и посмотрела в глаза. Видимо, хотела в них что-то прочитать до конца.
— Иди, Аня, мне уже легче. Хорошее лекарство, моментально подействовало.
— Я тебе оставлю всю упаковку, — женщина протянула «седуксен».
— Все пройдет и зима и лето, — бодрился Рощинский, — пройдет и это…
— Не зря сегодня я видела сон…Покупала на рынке крупные черные ягоды. Это всегда к большим неприятностям, — Авдеева спустилась с крыльца и по невысохшей после дождя дорожке пошла в сторону калитки. А он смотрел ей вслед и проклинал себя за то, что ввязал ее в непосильное дело.