Дублинский отдел по расследованию убийств. 6 книг

Френч Тана

Потом облако соскользнуло с луны и я увидела Рафа. Он сидел на краю внутреннего дворика: одной рукой обнимал колени, в другой держал высокий стакан. В крови загудел адреналин. Проследить за мной в темноте и остаться незамеченным он не мог, да я и не сделала ничего особенного, и все же мне стало не по себе. Может быть, потому что сидел Раф на краю газона, всматриваясь в темноту, готовый вскочить — ждал меня.

Я остановилась под высоким деревом у калитки и некоторое время наблюдала за ним. То, что уже давно шевелилось где-то в глубине подсознания, обрело форму и всплыло на поверхность. Замечание насчет примы, язвительная нотка, то, как он раздраженно закатил глаза. Если вспомнить, Раф ведь почти не

разговаривал со мной после моего возвращения — только попросил передать соус да пожелал спокойной ночи. В разговоре он ни разу непосредственно ко мне не обратился. И накануне только он один не дотронулся до меня, не погладил, не похлопал — лишь взял мой чемодан и внес в дом. Вел он себя мягко, сдержанно, не позволяя ничего лишнего, но было ясно — у него на меня зуб.

Я выступила из-под дерева, и Раф сразу поднял руку — освещенное окно тотчас бросило мне навстречу длинные спутанные тени, — но остался на месте, наблюдая за мной. Я подошла и села рядом.

Самое простое — идти напрямик.

— Ты на меня дуешься?

Он фыркнул и отвернулся.

— «Ты на меня дуешься»? — передразнил он. — Господи, Лекси, ты же не ребенок.

— Ладно. Ты на меня сердишься?

Он вытянул ноги и уперся взглядом в мыски кроссовок.

— Ты хоть раз подумала, каково нам было все это время?

Я на секунду задумалась. Прозвучало так, будто Лекси, получив удар ножом в грудь, подложила всем четверым свинью. Лично мне такой взгляд на происшедшее представлялся либо крайне странным, либо крайне подозрительным. Имея дело с этой компанией, определить разницу было нелегко.

— Знаешь, мне и самой было не очень-то весело.

Он рассмеялся.

— Не думала, верно?

Я посмотрела на него в упор.

— И поэтому ты надулся? Из-за того, что меня ранили? Или из-за того, что я не поинтересовалась, как вы себя чувствовали? — Он косо взглянул на меня. — Да перестань, Раф. Я ведь не сама напросилась. Неужели так трудно понять?

Раф резко поднес к губам стакан, отпил — судя по запаху, джин с тоником.

— Ладно, проехали. Пойдем.

— Раф. — Притворяться обиженной не очень-то и пришлось — меня и в самом деле задела ледяная нотка в его голосе. — Не надо.

Он не отреагировал. Я положила ладонь на его руку и неожиданно для себя ощутила под пальцами крепкие мышцы, а еще — исходящее от Рафа тепло, почти жар. Губы сложились в длинную жесткую складку, он не шевельнулся.

— Расскажи, каково вам пришлось, — попросила я. — Пожалуйста. Мне нужно знать. Правда. Я просто не знала, как спросить.

Раф убрал руку.

— Ладно. Раз хочешь… Так вот, это был кошмар. Вспомнишь — вздрогнешь. Я ответил на твой вопрос?

Я ждала. Через секунду он продолжил.

— Мы все были как побитые. Кроме Дэниела. Такие слабости ниже его достоинства. Поэтому он просто спрятался в свою книжку и лишь иногда вылезал с какими-нибудь долбаными изречениями из древнеисландского насчет оружия, которое должно оставаться крепким во времена испытаний. Но я точно знаю, что и он не спал всю неделю — когда бы я ни проснулся, у него всегда горел свет. А остальные… Знаешь, мы тоже не спали. У всех случались кошмары. Как в плохом фарсе: только начинаешь засыпать, как кто-нибудь обязательно просыпается с криком, и тогда никто больше не спит. Чувство времени совершенно расстроилось: я, например, не всегда знал, какой сейчас день недели. И есть не мог — воротило от одного запаха пищи. А Эбби только и делала, что пекла. Говорила, мол, должна что-то делать… Господи, куда ни глянь — везде липкие шоколадные кексы да мясные пироги. Мы с Эбби постоянно ругались. Однажды она швырнула в меня вилкой. Я, признаюсь, не просыхал, пил так, что даже не чувствовал запаха алкоголя, а вот Дэниел, разумеется, не мог не выступить с поучениями. Кончилось

тем, что мы начали раздавать эту шоколадную херню студентам в группах. А мясные пироги, если тебе интересно, до сих пор в морозилке. Никто из нас в ближайшее время к ним не прикоснется.

Потрясены, сказал Фрэнк. Но чтобы так… О таком уровне истерии никто не говорил. Раф, начав, не мог остановиться. Слова вылетали сами по себе, непроизвольно, хотя и с натугой, будто рвота.

— А Джастин… Господи. Если подумать, ему пришлось хуже всех. Он постоянно трясся. По-настоящему. Один оборзевший первокурсник даже спросил, не паркинсонизм ли у него. Вроде бы ерунда, но на самом деле штука до крайности нервирующая. Как ни посмотришь, постоянно дергается. Тут уж ни у кого нервы не выдержат. И еще он постоянно все ронял, а когда ронял, у остальных чуть удар не случался. Мы с Эбби орали на него, а он начинал хлюпать носом, как будто это могло чему-то помочь. Эбби хотела, чтобы он сходил в студенческую поликлинику, взял рецепт на валиум или что-то подобное, но Дэниел поднял ее на смех. Заявил, мол, Джастину надо научиться справляться с ситуацией. Справляться! Полная чушь! Никто из нас ни с чем не справлялся. Эбби ходила во сне. Однажды в четыре утра она отправилась набрать себе ванну и там уснула. Если бы Дэниел не нашел ее, она бы захлебнулась!

— Какой ужас! — Собственный голос, высокий и надтреснутый, показался мне чужим. Каждое слово собеседника било меня точно лошадь копытом. Мы обговаривали этот вопрос с Фрэнком, обсуждали с Сэмом, но до настоящего момента я не слишком вникала в то, что, собственно, я со всеми ними собираюсь сделать. — Господи, Раф, я ведь не знала…

Он хмуро посмотрел на меня.

— А полиция? — Он приложился к стакану и поморщился, словно проглотил что-то горькое. — Тебе приходилось иметь дело с полицейскими?

— В таком качестве — нет, — выдохнула я.

— Ну так вот, страху они на нас нагнали. Это были не новички, не какие-то ребята в форме, а настоящие шпики. Лица каменные, глаза пустые — ни черта не понять, о чем они думают. Мариновали нас часами и чуть ли не каждый день. Притом самый невинный вопрос — например: «В котором часу вы обычно ложитесь спать?» — звучал как ловушка, будто они только и ждали повода заковать тебя в наручники. Это невыносимо: постоянное напряжение, постоянное ожидание подвоха. Выматывало жутко, а ведь мы и без того были вымотаны. Тот парень, что привез тебя, Мэки, он хуже всех. Вроде как улыбается тебе, сочувствует, а в душе ненавидит.

— Со мной он держался довольно-таки мило. Даже покупал шоколадное печенье.

— Еще бы. Не сомневаюсь, он тебя покорил. А здесь ошивался и днем и ночью. Устраивал настоящие допросы с пристрастием, докапывался до мельчайших деталей да еще и комментарии отпускал стервозные насчет того, как, мол, некоторые устроились. Полная чушь. Если у нас есть дом и мы ходим в колледж, это еще ничего не значит… Злобы в нем столько, что на десятерых хватило бы. Будь его право, всех посадил бы под замок. У Джастина прямо истерика начиналась, когда он его видел. Бедняга уже был морально готов к тому, что нас всех вот-вот арестуют. Дэниел убеждал его, что волноваться не о чем, что надо собраться, но вообще-то от самого Дэниела тоже помощи кот наплакал — он ведь думал…

Раф не договорил, нахмурился, уставился в сад.

— Если бы ты не выкарабкалась, мы бы точно друг друга поубивали.

Указательным пальцем я на мгновение прикоснулась к его запястью.

— Я вам сочувствую. Честное слово. Не знаю даже, что еще сказать.

— Ага, сочувствуешь, — сказал Раф, но злость уже ушла и голос прозвучал просто очень услало. — Верю.

— Так что там думал Дэниел? — немного погодя поинтересовалась я.

— Меня не спрашивай. Я вообще пришел к выводу, что лучше ничего не знать.