Дублинский отдел по расследованию убийств. 6 книг
Шрифт:
На тихой Холлоус-лейн старичок на ходунках и старушка, полировавшая медяшки на двери, долго и с неодобрением обсуждали меня, пара симпатичных мамашек искоса поглядывали в мою сторону, возвращаясь из магазина. Какой-то тип в блестящем спортивном костюме — и, похоже, с большими проблемами — сорок минут проторчал перед домом Имельды и в последнем усилии мозговых клеточек каждые десять секунд орал «Деко!», обращаясь к окнам верхнего этажа. У Деко были занятия поинтереснее, и в конце концов парень свалил, пошатываясь. Примерно в три часа девочка — очевидно, Шанья — втащилась по ступенькам
В четыре с мелочью — уже начинало темнеть — из школы пришла Женевьева. Я переключился на Джеймса Брауна, как вдруг кто-то постучал в окно у пассажирского сиденья.
Снайпер.
«Я не расследую это дело, — сказал я Имельде. — Мне даже близко к нему нельзя подходить. Я рискую вылететь с работы из-за того, что сюда приехал…» Я несколько опешил: то ли презирать ее за стукачество, то ли восхищаться изобретательностью. Я выключил музыку и опустил окно.
— Чем могу помочь?
— Открой дверь, Фрэнк.
Я поднял брови, удивленный строгим тоном, но потянулся и открыл. Снайпер уселся на сиденье и с чувством хлопнул дверью.
— Поехали, — сказал он.
— Ты в бегах? Если хочешь, спрячься в багажнике.
— Я не расположен шутить. Я уберу тебя отсюда, пока ты не начал запугивать бедных девушек.
— Я просто человек в машине, Снайпер. Сижу и предаюсь ностальгии, глядя на родные места. Что тут пугающего?
— Поехали.
— Я поеду, только сделай одолжение — остынь. Если по моей вине у тебя случится удар, моя страховка этого не покроет.
— Не заставляй меня арестовывать тебя.
— Снайпер, ты просто прелесть, — расхохотался я. — А я все забываю, с чего это я так тебя люблю. Мы вроде бы оба можем друг друга арестовать?
Я вывернул машину и влился в поток.
— Только скажи мне, кого я запугиваю?
— Имельду Тирни и ее дочерей. Тебе это прекрасно известно. Миссис Тирни сказала, что вчера ты пытался к ней вломиться, а она пригрозила тебе ножом.
— Имельда? Это ее ты называешь девушкой? Ей сорок с лишним, Снайпер. Прояви уважение. В наше время правильно говорить «женщина».
— А ее дети — девочки. Младшей всего одиннадцать. Они говорят, ты сидел там весь день и показывал непристойные жесты.
— Не имею чести быть с ними знакомым. Они симпатичные? Или в мамочку пошли?
— Когда мы виделись последний раз, что я говорил? Что от тебя требуется?
— Не путаться у тебя под ногами. Это я понял, ясно и отчетливо. Но не понял, когда ты успел стать моим начальником. Последний раз, когда я видел босса, он был гораздо тяжелее тебя и совсем не такой симпатичный.
— Мне ни черта не нужно быть твоим начальником, чтобы запретить тебе соваться в мое дело. Я веду расследование, Фрэнк; я командую. А ты не слушаешься.
— Ну и напиши рапорт. Назвать номер моего удостоверения?
— Очень смешно, Фрэнк. Я знаю, что правила для тебя — полный пшик,
Я подавил в себе желание врезать по тормозам, чтобы Снайпер ткнулся физиономией в стекло.
— Одолжение? Объявить, что с Кевином произошел несчастный случай?
— Не только объявить. Это пойдет и в свидетельство о смерти.
— Как замечательно! Ух ты! Меня переполняет благодарность, Снайпер. Просто восторг.
— Дело не в тебе, Фрэнк. Даже если тебя не волнует, несчастный случай это или самоубийство, то твоей семье, разумеется, не все равно.
— Ну уж нет, про это сразу забудь. Приятель, у тебя нет ни малейшего понятия, с чем ты столкнулся. Во-первых, как ни прискорбно, в мирке моей семьи ты не главный: все они верят в то, во что желают верить, что бы вы с Купером ни понаписали в свидетельстве; моя мама, например, просила передать тебе, что произошло дорожно-транспортное происшествие. Я не шучу. Во-вторых, если почти вся моя семья загорится ясным пламенем, я мочи пожалею, чтобы залить пожар. Мне глубоко накласть, что они думают о смерти Кевина.
— А похоронят самоубийцу в освященной земле? Что священник говорит о самоубийстве в проповедях? А что соседи скажут? Как это аукнется твоим родственникам? Не прикидывайся, Фрэнк, тебе вовсе не наплевать.
Мое терпение дошло до опасного предела. Я въехал в узенький проулочек между двумя домами — задним ходом, чтобы сразу газануть, если придется выкинуть Снайпера из машины, — и выключил зажигание. Над нами нависали балконы, выкрашенные по милости архитектора в синий цвет, но средиземноморское настроение пропадало, поскольку они почти упирались в кирпичную стену и группу мусорных баков.
— Значит, — сказал я, — дело Кевина закроется как «несчастный случай», все мило и замечательно. Скажи мне, а что с делом Рози?
— Убийство. Очевидно.
— Очевидно? А кто убийца — неизвестный или неизвестные?
Снайпер молчал.
— Или Кевин?
— Ну, тут все несколько сложнее.
— Что именно?
— Если наш подозреваемый мертв, то мы свободны в выборе. Здесь есть тонкость: с одной стороны, раз нет ареста, начальство не будет рвать и метать, что отвлекаются люди. С другой стороны…
— С другой стороны, существует всемогущий процент раскрываемости…
— Смейся-смейся. Это не игрушки. Думаешь, я смог бы столько народу привлечь для твоей подруги, если бы мой процент раскрываемости был ниже плинтуса? Замкнутый круг: чем больше я получу от этого дела, тем больше я смогу вложить в следующее. Прости, Фрэнк, я не желаю рисковать надеждами следующей жертвы на справедливость — и собственной репутацией, — только чтобы разделить твои чувства.
— Переведи. Что именно ты намерен сделать по делу Рози?