Дублинский отдел по расследованию убийств. 6 книг
Шрифт:
— Между ними что-то было, — сказал я.
Ресницы Норы дрогнули быстро и смущенно. Даже в темноте я заметил, что она покраснела.
— Похоже на то. Прямо никто никогда мне не говорил, но… Я почти уверена.
— Когда?
— Ой, давным-давно, еще до того, как они поженились — тут никакой измены, ничего такого. Детские шалости.
От времени — мне такое хорошо известно — эти шалости не утрачивают значения.
— Я не знаю, Фрэнсис. Не знаю. — Нора покачала головой. — Со мной никто об этом не говорил; я сама додумалась, собирая по крупицам.
Я
— Надо же, я и не ожидал. Позор на мою голову.
— А разве… Я думала, тебя это не колышет.
— В смысле, с какой стати меня интересует, что происходит, если я носа сюда не казал двадцать с лишним лет?
Нора смотрела настороженно и озадаченно. Луна вышла из-за туч; в ее холодном неярком свете двор казался девственным и ненастоящим, неким аккуратным преддверием захолустного ада.
Я чуть не свихнулся, так мне хотелось услышать «нет», иначе впору было убираться — я узнал все, что могла сказать мне Нора.
— Нет, что ты, ничего такого я не имела в виду, — ответила она.
Что-то внутри меня перевернулось.
— Однако многие считают именно так, — возразил я.
— Когда-то, когда я была совсем еще крохотулькой — лет пять-шесть, — я вышла на улицу поиграть с котенком Салли Хирн, а большие мальчишки отняли его у меня — подразнить. Они перекидывали котенка друг другу, а я визжала… Ты пришел и заставил их прекратить: отдал мне котенка и велел отнести обратно Хирнам. Ты и не помнишь, наверное…
— Помню, — ответил я. В ее глазах светилась безмолвная мольба: Нора хотела, чтобы у нас было это общее воспоминание. Только эту мелочь я и мог ей подарить. — Конечно, помню.
— Тот, кто поступил так, не может никому причинить вред — нарочно. Может, я идиотка.
Во мне снова что-то перевернулось, на этот раз больнее.
— Никакая ты не идиотка, а просто милая девушка. Самая милая.
В неясном свете она походила на девчонку, на призрак, словно сногсшибательный черно-белый вариант Рози выскользнул на зыбкое мгновение из мерцающего старого кино или из сна. Стоит коснуться ее, и в мгновение ока она снова превратится в Нору, растает, исчезнет навеки. От ее улыбки сердце выскакивало из груди.
Я тронул ее волосы кончиками пальцев, ощутил на запястье ее быстрое теплое дыхание.
— Где ты была? — спросил я тихо, у самых ее губ. — Где ты была все это время?
Мы прижались друг к другу как потерянные дети, страстно и безнадежно. Мои руки помнили мягкие горячие изгибы ее бедер наизусть, они словно всплыли мне навстречу из каких-то глубин мозга, казалось, давно закрытых. Не знаю, кого искала Нора; она поцеловала меня с такой силой, что я почувствовал вкус крови. Нора пахла ванилью. Рози обычно пахла лимонными леденцами, солнцем и растворителем, которым на фабрике счищали пятна с одежды. Я запустил пальцы в густые кудри Норы и почувствовал, как ее грудь прижимается к моей — на секунду мне показалось, что она плачет.
Нора отодвинулась первой и, тяжело дыша, одернула свитер. Ее щеки пылали.
— Мне пора, — сказала она.
— Останься, —
Она задумалась, покачала головой и сняла мои руки со своей талии.
— Я рада, что ты пришел.
«Рози осталась бы».
Я чуть не сказал это вслух; и сказал бы, если бы верил, что это хоть как-то поможет. Вместо этого я откинулся на спинку скамейки, глубоко вздохнул и слушал, как сердце потихоньку успокаивается. Тогда я взял руку Норы и поцеловал ее ладонь.
— И я рад. Спасибо, что вышла ко мне. Теперь иди, пока не свела меня с ума. Сладких снов.
Ее волосы растрепались, мягкие губы опухли от поцелуя.
— Счастливо добраться, Фрэнсис.
Она поднялась, запахнула пальто и прошла по двору, ни разу не оглянувшись. Потом скользнула в дом и закрыла за собой дверь. Силуэт Норы двигался по подсвеченным шторам в спальне, а я сидел на скамейке, пока колени не перестали трястись. Тогда я перебрался через стену и ушел домой.
17
На автоответчике меня ждало сообщение от Джеки с просьбой позвонить.
«Ничего важного, так. Просто… ну, сам понимаешь. Пока».
Усталый голос сестры казался старше, чем когда-либо. Я и сам так развинтился, что не мог решить: страшно перезванивать завтра, учитывая, что произошло, когда я не ответил на сообщения Кевина, но Джеки с Гэвином хватит удар от телефонного звонка в несусветную рань. Я отправился спать. Ворот свитера пах волосами Норы.
В среду я проснулся поздно — около десяти, чувствуя себя более истощенным, чем накануне вечером. Уже несколько лет я не испытывал запредельной боли — ни физической, ни душевной — и стал забывать, сколько она отнимает сил. С помощью холодной воды и черного кофе я счистил пару слоев шелухи с мозгов и позвонил Джеки.
— А, приветик, Фрэнсис.
Голос звучал хмуро, если не сказать хуже. Даже если бы у меня хватило времени и сил напрягать ее по поводу Холли, у меня бы язык не повернулся.
— Привет, милая. Я только что прослушал твое сообщение.
— Ох… да. Я потом подумала, что не стоило… Ну, не хотела тебя пугать — еще подумаешь, что стряслось что-нибудь. Я просто хотела… узнать, как дела.
— Прости, вечером в понедельник я рано ушел. Надо было еще поторчать.
— Может быть. Да все равно, дело прошлое. В любом случае ничего страшного не случилось: выпили, попели — и разошлись по домам.
В трубке слышался густой шум: болтовня, «Герлз Элауд» и фен.
— Ты на работе? — спросил я.
— Ну да. А что? Гэв не мог взять еще один отгул, а мне не улыбается торчать в квартире одной… И вообще — если вы с Шаем правы насчет положения страны, мне лучше не бросать постоянных клиентов, а?
Подразумевалась шутка, но Джеки не сумела выдать ее с блеском.
— Не насилуй себя, крошка. Если вымоталась, иди домой. Постоянные клиенты не бросят тебя ни за какие коврижки.
— Кто знает, кто знает. Нет, все нормально — мне приносят чай и разрешают перекур, когда пожелаю. Я уж лучше тут. А ты где? Не на работе?