Дудочка крысолова
Шрифт:
– Поселок Дерябино, – вслух проговорил Макар, сворачивая с главной дороги. – Посмотрим…
Поселок был выбран им по двум причинам: во-первых, он ближе всех находился к Вишневому, где нашли машину убитой Виктории Чериной, а во-вторых, из трех мест, отмеченных Казанцевым, только здесь рядом проходила железная дорога и была станция, которая так и называлась – «поселок Дерябино».
Заглушив машину возле супермаркета, который в этот час уже был закрыт, Илюшин вышел в вечернюю сентябрьскую прохладу и глубоко вдохнул. Пахло яблоками. Тонкий запах яблок и дыма стелился в воздухе, окутывал сады. Макар пошел по главной дороге, отмечая, насколько этот поселок не походил
Илюшин шел неторопливо, приглядываясь к домам и их обитателям.
Он остановился возле крайнего дома, стоящего немного на отшибе, в котором не горело ни одно окно, и огляделся. Отсюда, с окраины поселка, начинался лес – точнее, перелесок, за которым угадывалась железная дорога – и станция, предположил Макар. В синих сумерках и лес казался синим, густым и непроходимым, но от дороги в сторону деревьев уводила хорошо протоптанная тропинка. Немного подумав, Макар двинулся по ней к лесу, решив, раз уж приехал, обойти и увидеть как можно больше.
Метров через триста тропинка раздваивалась, и задумавшийся Илюшин пошел по левой. На траву уже упала вечерняя роса, и стало темнеть так быстро, что вскоре он перестал различать стволы деревьев. Тропа то и дело разветвлялась, и теперь уже он выбирал не ту дорожку, которая казалась ему верной, а ту, на которой было меньше высокой травы.
Десять минут спустя он понял, что заблудился. Никакими рельсами поблизости и не пахло, а пахло ночным, уже определенно ночным лесом, ветви которого глухо шумели высоко над его головой. Илюшин достал телефон, чтобы посветить на тропу, и только вздохнул, когда, в последний раз просигналив о разрядившейся батарее, тот отключился.
«Он не стал возвращаться в трактир – там осталась лишь пара зелий местного лекаря, которые теперь были ему без надобности. Чутье подсказывало, что следует как можно скорее исчезнуть, пока бургомистр не спохватился, что сделал ошибку, отпустив его. Крысолов вышел из главных ворот и направился по дороге к Везеру, рассчитывая перейти его, а дальше затеряться в вересковых холмах. Больше всего ему хотелось спрятаться в какую-нибудь нору и как следует выспаться, а в холмах было полно небольших укромных пещер. Жители Хамельна называли их Чертовыми за то, что ночами из пещер раздавались странные голоса, но ему было наплевать на всех чертей, что могли обитать в холмах.
Не дойдя немного до брода, Крысолов приостановился, потому что услышал крики. Встречаться с кем-либо из горожан не входило в его намерения, и он уже решил поискать брод выше по течению, но затем разобрал детские голоса. Постояв на месте и убедившись, что на берегу кричат одни лишь дети, он неохотно двинулся вперед. Ненужный шест Крысолов оставил в городе, но полагал, что и без Крысиного Короля они не упустят такое развлечение.
Так и вышло. Заметив путника, дети поначалу оторопели, но затем бесстрашно бросились к нему, облепили со всех сторон, крича глупости и дразня друг друга. Крысолов усмехнулся. Пожалуй, из всего Хамельна лишь дети не знали о его изгнании и верили в то, что он и впрямь способен на колдовство. Их было человек десять, самому младшему – около четырех, а
Пара глазастых мальчишек, вывалявшихся в песке с ног до головы, пытались дергать его за мешок, но он прикрикнул на обоих, и они испуганно отскочили в сторону. Тогда девочка подошла к нему и с уверенностью избалованного ребенка, знающего, что ему не откажут, улыбнулась и попросила разрешения посмотреть, что в мешке.
– Мы не скажем Ханне, – добавила она, обернувшись в сторону ивы, росшей неподалеку от берега.
– Кто такая Ханна?
– Ханна – это наша нянька. Она спит. И она очень глупая, – пренебрежительно поведала девочка.
«Нянька?!» Крысолов оглядел детей внимательнее, забыв о том, что собирался миновать их как можно быстрее. Трое выглядели оборванцами, но прочие, даже перепачкавшись в глине и песке, были слишком чистенькими для босяцкого отродья. Он присел перед ними на корточки, задал несколько вопросов, и от тех ответов, что он услышал, с его губ едва не сорвался удивленный свист.
Трое из этих десяти ребят принадлежали к какой-то важной семье Хамельна. Их родовое имя ничего не говорило Крысолову, да это и не имело большого значения. Нянька сопровождала детей повсюду и, конечно же, поволоклась за ними на реку, но здесь ее сморило, и она свалилась спать.
Крысолов глубоко вздохнул и обернулся к башням города. Святой Петр, не оставляющий своим заступничеством бродяг и крысоловов, снова явил великую милость. Оставалось лишь не сбиться с правильного пути.
Крысолов не умел разговаривать с детьми. Но эти слушали так жадно, что от него потребовалось совсем немногое. Он развязал мешок, вынул одну из коробочек и бережно отсыпал две крошечных щепотки снадобья в пустую флягу с широким горлышком. Зачерпнул воды из реки, хорошенько взболтал и сделал вид, что пьет – под испытующими взглядами детей.
Судя по их лицам, они ожидали, что он на глазах превратится в крысу и юркнет в нору под корнями, и были огорчены, когда этого не случилось. Крысолов объяснил, что его волшебный порошок дарит удивительную способность – находить золото, спрятанное карликами. Выпивший этой воды слышит голоса, подсказывающие, куда идти, чтобы откопать клад. Говорил он мало, скупо роняя слова, и тем самым окончательно убедил их в своей правдивости.
А можно им тоже глотнуть немного этого чудесного средства? Они только попробуют, всего лишь по глоточку! Поначалу он отказывался, изображая жадность, но в конце концов дети уломали его – лишь с условием, что каждый выпьет не больше двух глотков, может быть, трех. Они согласились и с горящими глазами сгрудились вокруг него.
Он вливал каждому в рот по два глотка, следя за тем, чтобы не перелить состава. Поколебался, стоит ли давать яд младшему, но тот, сообразив, что ему клада не достанется, разревелся так оглушительно, что Крысолов испугался – могла проснуться нянька. Влив мальчишке один небольшой глоток, он закупорил флягу и приготовился ждать.
Состав подействовал быстро. Сперва они начали зевать, затем глаза у детей помутнели, а движения стали вялыми и расслабленными. От каждого из них теперь исходил резкий запах, чуть сладковатый, с гнильцой. Он рассадил всех десятерых на траве, внимательно осмотрел – в его намерения вовсе не входило лишать кого-то из них жизни – и с облегчением убедился, что на каждого снадобье действует как надо.