Дуэль с Лордом Вампиром
Шрифт:
Я быстро обнаруживаю, что туман обманывает глаза. Не раз мой взгляд устремлялся в какую-то сторону, когда мне казалось, что я вижу движение. Но при ближайшем рассмотрении оказывается, что там ничего нет. Я несколько раз моргаю, пытаясь прояснить зрение. Я не позволю себе отвлечься на обман зрения.
Снова ворчание. Хрип. Я напрягаю слух, чтобы услышать напряженные звуки, издаваемые моим братом. Держись, прошу я с каждым вздохом. Я чувствую вампира вокруг себя — вокруг него — нарушающего равновесие нашего мира.
Туман внезапно рассеивается, и я оказываюсь
Давос, мастер охоты... мертв.
Его тело изуродовано. Глубокая рана почти насквозь прорезала его шею. Глаза широкие и бездушные. Вокруг — лужи крови, значит, вампир его не осушил. Как будто его смерть была для забавы.
Мои ноздри вспыхивают от запаха крови. Подавляющего, почти невыносимого. Снова возникают образы золотых глаз и пестрой плоти. Я тряхнула головой, пытаясь прогнать их и сосредоточиться на настоящем. Я не позволю безумию охотника захватить меня.
След красных брызг приводит меня к двум другим.
Дрю сильно избит. Он висит, опираясь на стальные когти, пронзившие его плечо и пригвоздившие его к стене развалин. Его черные волосы, такие же, как у меня и у Матери, мокрыми клочьями рассыпались по лицу, подбородок свисает к груди.
Вампир, прижавший его к стене, не похож ни на кого из тех, о ком я когда-либо слышала или видела, даже в самых мрачных кошмарах.
В отличие от других чудовищ, которые бродят в рваной одежде, он одет в пластины из полированного железа. Каждая замысловатая складка выточена с большей тщательностью, чем пошив самого лучшего платья для бала.
Пластина отделана золотом; сплетенные нити покрывают доспехи в форме, которую я не узнаю, но я ценю огромное мастерство, которое потребовалось бы для создания, несмотря на то, что у меня никогда не было ресурсов, чтобы сделать что-то даже вполовину столь же прекрасное. У вампира по обе стороны шлема, как рога, торчат перья ворона, смазанные маслом и сверкающие в красном лунном свете — интересно, это трофеи охотников, которых убили для него разведчики? Охотники носят перья ворона мастера охоты на удачу; от украденных монет у меня сводит живот. За ним в воздухе развевается малиновый плащ, отделанный золотом. Невидимые руки тянутся из тумана, дергают за подол, слегка обрывая его, словно что-то пытается вернуть его в мир, откуда он пришел.
Я крепче сжимаю свой серп. Думаю, что единственное, что помогает мне не ослаблять хватку, — это эликсир во мне.
— Если не он был анкером1, то ты? Скажи мне, где он. Скажи мне, как его сломать. — Голос похож на погружение раскаленного металла в воду. Конечно, это не может быть голос существа, стоящего передо мной... Этот голос... этот первозданный звук, кажется, исходил отовсюду сразу. Он был не столько произнесен, сколько вызван к жизни. Слова проникают в мои уши и вьются в голове, как змея, устраивающая в черепе свое новое логово. Я почти чувствую, как его
Вампир наклоняется ближе к Дрю. Его воротник сорван. Чудовище собирается убить его. Я представляю, как вампир пьет кровь моего брата и принимает его облик. Я не смогу убить монстра, если он наденет кожу Дрю.
— Отпустите его! — кричу я, переключая внимание на себя, прежде чем вампир успевает что-то предпринять.
Дрю дергается при звуке моего голоса, но не поднимает головы. Он потерял слишком много крови для этого. Благодаря нашей связи, как близнецов, или эликсиру, я чувствую, что он жив, но только едва.
Вдох воздуха. Развлечение. Вампир издает низкий смешок, больше похожий на далекий рев какого-то давно забытого зверя, бродящего по болотам.
— Еще один охотник, пришедший отомстить за своих погибших друзей?
Значит, этот голос действительно принадлежал вампиру? Они способны говорить? Никогда не слышал о таком. Если он может говорить, значит ли это, что он способен рассуждать? А если он способен к высшему мышлению, тогда... тогда это значит...
Все было выбором.
Они охотятся на нас не как на зверей. Они охотятся на нас, потому что сами так решили. Потому что видят в нас только забаву. Я крепче сжимаю серп и не прошу тварь освободить моего брата во второй раз. Такое существо, как он, знает только две вещи — кровопролитие и смерть. И я дам ему их.
— Теперь я твоя добыча! — Я сокращаю расстояние между мной и вампиром и прыгаю. Он пытается повернуться, но слишком медленно. Стальная перчатка, закрывающая его когтистые руки, слишком глубоко впилась в камень. Я втыкаю один серп в щиток его шлема и дергаю.
Сталь с грохотом сталкивается с железом. Шлем летит, а вместе с ним и мой серп. Он пошатывается, а я теряю равновесие. Я втыкаю острие другого серпа в камень и, используя его, поворачиваюсь, чтобы встать на ноги. Я подворачиваю их под себя, освобождая оружие поворотом. Может, я и не тренировалась с охотниками, но Дрю научил меня тем навыкам, которые передал ему Давос. А днем я оттачивала свое тело, поднимая уголь, молот, железо и серебро.
Вампир вращается, и, встретившись взглядом со впалыми глазами чудовища, я запоздало вспоминаю, что говорил мне Дрю:
Завтра сам лорд вампиров поведет свои легионы через Фэйд... Я убью его.
Это создание кошмара и чистого зла... он источник всей нашей боли. Он может говорить, потому что он разум вампира. Это из-за него люди Деревни Охотников сражались и истекали кровью. Это из-за него мы замурованы в стенах и боремся за выживание ради мира за его пределами.
Из-за него погиб мой отец и умирает мой брат.
Его глаза ввалились на щеки. Под ними провисают складки плоти, обтянутые, должно быть, древней кожей. Глубоко нахмуренные брови нависают над ними, прорезая морщины между ними. То, что для человека было бы белым цветом глаз, для него — черное, отчего глубокие впадины, в которых они сидят на лице, становятся еще более заметными. В центре них — сверкающая желтая радужка, как глаза волка, пойманные в свете фонаря темной ночью.