Дуэль сердец
Шрифт:
Он наклонился и раздавил окурок в пепельнице, которая стояла на столике рядом с кофейными чашками. Гейл показалось, что ему сейчас хочется так же поступить с нею.
— Мне лучше судить об этом, — сказал он слегка раздраженно. — Если бы ваш отец был жив, он бы принадлежал другой женщине, и вам пришлось бы менять собственную жизнь соответственно. Вам все-таки необходимо изменить свою жизнь, но другим способом — намного более трудным, потому что этот путь лежит через физическое страдание, принимая во внимание, что другим путем мог стать только нравственный. Вы ошеломлены, несчастны
Внезапно она вздрогнула, ее губы скривились.
— Разве вы не понимаете? Я не хочу жить в этом мире, теперь чужом и пустом для меня. — Пепел ее сигареты упал на красивое покрывало, и она нетерпеливо стряхнула его. — Все, чего я добиваюсь, это одиночества.
— Я разочарован в вас. Вы боролись, и достаточно успешно, чтобы спасти вашего отца, когда тот был сильно болен. И конечно, вы делали это главным образом для себя, потому что боялись его потерять. Вам был брошен вызов судьбой. Вы его приняли — и победили. Вы можете сделать это снова.
Она горько усмехнулась:
— Но все было напрасно, правда? Он все равно умер, и теперь я тоже мертва. По крайней мере, наполовину. — Гейл отвела взгляд, чтобы скрыть внезапно выступившие слезы.
Он проговорил медленно и отчетливо, заглядывая ей в лицо:
— Эту половину мы и собираемся оживить, а другая половина придет в себя после.
Гейл подняла напряженное бледное лицо, в ее глазах стояли слезы. Она чувствовала себя настолько несчастной, что приняла его слова всерьез:
— Это не тот путь, которым я хотела бы следовать, и я была бы вам очень благодарна, если бы вы оставили меня одну. Я не хочу видеть вашего специалиста! Я не хочу видеть никакого другого специалиста! Пожалуйста, оставьте меня одну!
Однако ей пришлось подчиниться. Профессор прибыл днем, высокий, прямой мужчина с большим лбом интеллектуала и чуткими руками. Его диагноз был четким и убедительным.
— Время и терпение, миссис ван Элдин, — сказал он с улыбкой. — В вашем случае уже к следующему году не будет никаких препятствий к выздоровлению и даже увеличению семейства.
Гейл вспыхнула до корней волос, ее так и подмывало запустить в него чем-нибудь. В лице Ланса ничего не дрогнуло. Всякий рассудил бы по его реакции, что перед ним — счастливая супружеская пара.
Посещение доктора совпало с периодом в жизни Гейл, когда она чувствовала, что сходит с ума. Бесконечно тянулись дни, она, лежа в кровати, смотрела на потолок или через окно в сад. Занавеси были подняты, чтобы ей было лучше видно, и время от времени ее взгляд натыкался на вазон с бутонами роз, и она могла созерцать цветы и чувствовать их аромат. Каждый день они были новые, свежие и очень красивые, как и витаминная пища, подаваемая ей, которая была аппетитно сервирована на подносе.
Она ела, потому что это требовало меньших усилий и причиняло меньше неприятностей, чем отказ от еды. Здоровье ее дедушки немного поправлялось, и она получала его письма, а также неожиданные маленькие подарки, которые бабушка слала бандеролью — безделушки, национальные сувениры, веселой расцветки шелковая пижама, причудливой формы флаконы,
Она написала Дороти и Тэдди сразу, как только получила их поздравления по поводу свадьбы. Тэдди не ответил, да она и не ожидала его ответа. Он был, конечно, потрясен ее несчастьями, и Гейл подозревала, что еще больше его потряс ее брак с Лансом.
У Дороти было суматошное время с таким количеством свиданий, что она еле поспевала с ними управиться. Она просила Гейл, когда ей станет лучше, приехать навестить ее. Она хотела верить, что это будет очень скоро.
Сэр Бонар стал частым посетителем. Он заглядывал, чтобы попить чаю с Гейл днем, и иногда обедал с Лансом вечером. Теперь, потеряв отца, она лучше понимала этого человека, ощущая его одиночество. В одно из посещений, заглянув попить чаю, он рассказал ей, почему никогда не женился. Он слишком сильно любил мать Ланса и не хотел, чтобы какая-нибудь женщина заменила ее.
— Она выбрала Ричарда ван Элдина, — сказал он со вздохом. — Не то чтобы я обвинял ее, нет. Он был похож на Ланса — красивый и энергичный, приятный мужчина.
Сэра Бонара никак нельзя было назвать красавцем, но он был по-своему привлекателен. Черты его лица по отдельности не представляли интереса, но все вместе они придавали его облику ум и доброту. Гейл любила этого человека. Он напоминал ей отца своей способностью сохранять молодую живость в столь пожилом возрасте и ровным, мягким обращением со всеми.
— Я терпеливо ожидаю, когда вы оба сможете воспользоваться моим свадебным подарком, — сказал он однажды за чаем, поблескивая глазами.
— Свадебный подарок? — спросила Гейл безучастно.
— Разве Ланс не рассказал вам? Это — медовый месяц где-нибудь, где вы пожелаете, когда станете достаточно здоровы, чтобы это вам принесло удовольствие.
Гейл прикрыла глаза.
— Это ужасно приятно, спасибо вам, — ответила она, подумав, как он огорчится, если узнает, что у них не будет никакого медового месяца.
Хорошая пища и постоянное внимание друзей постепенно восстановили ее силы. Вскоре она научилась управлять инвалидным креслом.
— Это то, чего я боялся, — сказал однажды Ланс, перед этим долго наблюдавший с террасы за тем, как она срезает цветы и передвигается в кресле так ловко, будто бы оно составляло ее неотъемлемую часть. — Вы настолько привыкли к нему, что вам трудно будет сделать усилие и оторваться от сиденья, чтобы пойти самостоятельно.
Когда ее позвоночник достаточно окреп и она не ощущала боли, Ланс брал ее на руки и переносил в столовую. Они редко обедали одни. Обычно за трапезой присутствовали деловые партнеры, управляющие, поверенные, люди, связанные с бизнесом ее отца, или просто друзья. Поэтому ей невозможно было сблизиться с Лансом. Он обнаружил симпатию Гейл к сэру Бонару, и тот проводил с ними почти каждый вечер. Гейл начала думать, что Ланс постоянно старается занять ее гостями, чтобы не оставаться наедине с ней.